Не родись красивой

Глава 28

Костя и Митя уже третий день приходили к Кате. Но она спала, ее будили только утром, чтобы сделать процедуры. А днем она снова засыпала. Ближе к вечеру, сговорившись, они снова сидели в коридоре и ждали, когда она проснется. Наконец медсестра вышла, спросила: «Кто Митя? Больная зовет вас». И вот Митя сидел рядом с Катиной кроватью, а Костя тоже зашел и стоял у нее в ногах.

— Катя, как ты? Ты звала меня?

Катя, осунувшаяся, с сухими губами и воспаленным взглядом, смотрела на него и молчала. Набиралась, видимо, сил.

— Ты не хочешь пить? — Митя взял ее руку, она уже была теплая и очень расслабленная. Увидел едва видимое движение ее глаз и головы, понял, что ответ был отрицательным. — Катя, если хочешь что-то сказать, говори мне в ухо.

Наклонился так, что увидел на Катином лице выражение, похожее на улыбку. Неожиданно для себя поцеловал легко в угол ее рта, поднял голову и увидел: Катя прикрыла на мгновение глаза, как бы говоря, что ей понравилось его прикосновение.

Тихо-тихо заговорила:

— Устала лежать. Митя… сядь на кровать. Вот так. Ты видел Санечку? Лидия Ивановна говорила… все хорошо, да?

Митя поспешил уверить, что ее сын здоров, веселый и ждет свою мамочку. На Костю не оборачивался, но чувствовал: он по-прежнему рядом, молчит и слушает.

А Костя уже не видел Катиного лица, но мог слышать ее слабый голос.

— Митя, мне нужно рассказать… кому-нибудь… Тебе можно. Я так много спала. Видела сны. И знаешь… видела во сне Костю. Два раза. Он сидел вот так… как ты, рядом… Он сказал… помнит меня… Представляешь? Он помнит всё… что у нас было.

Митя увидел, как из глаз Кати потекла слезинка, еще одна… Испугался, прикоснулся к ее мокрой щеке и сказал:

— Ты только не волнуйся, Катя. Да, это здорово, что он приходил к тебе. Он боялся… Ты была совсем плоха.

— Он сказал, что мы скоро будем вместе… Все трое… Не могу… — Помолчала. Митя ждал. — Не могу больше говорить. Устала… Приходи еще, хорошо? — Закрыла глаза и отвернулась.

Митя встал, посмотрел на Костю. Он держал руку у лица, потом вытер глаза и вышел из палаты. Митя еще постоял, потерянно глядел на Катю, лежащую с закрытыми глазами, и тоже вышел следом за другом.

Посидели в Костиной машине. Митя неожиданно спросил:

— Костя, ты еще раз был у Кати? Кроме того дня, когда… — Помолчал. Как бы напоминал другу Катины слова о том, что тот во сне два раза приходил к ней. — Или Кате показалось?

— Да, был на другой день. Она была или без сознания, или спала… Мне надо было убедиться, что мои слова ее удерживают… что она цепляется за них. — Снова рукой прикрыл глаза. Когда заговорил, в голосе звучало сожаление. — Она ведь сейчас говорила не обо мне… о другом Косте говорила. Я и маме сказал об этом, когда она было поверила, что еще не все потеряно, что у Саньки будет настоящая семья.

Митя переваривал эту информацию. Теперь все, что касалось Кати, касалось непосредственно и его самого. Откровенные мысли друга слушал, затаив дыхание. А он продолжал:

— Да и вообще… Она ко мне равнодушна. Вот увидишь, когда все войдет в колею, мы будем так же чужими друг для друга, как и до ее болезни. К тому же я женат… А вот тебе, Митя, флаг в руки. Если ты сделаешь ее счастливой, я буду очень доволен.

Катино выздоровление шло медленно, но она уже стала интересоваться делами по завершению проекта, позвала своих коллег, долго обнималась с Екатериной Ильиничной. Все были растроганы.

А находясь уже дома, проводила все время с сыном, и от вида счастливого Санечки, дождавшегося, наконец, свою маму, теплело на душе, растопляло тревогу, страхи отступали. Надеялась, что депрессия скоро оставит ее еще и потому, что не было дня, чтобы она не видела Митю.

И это был не тот добрый и внимательный друг Митя. С ним произошло что-то неожиданное: в его облике появилось нечто новое, неспокойное, тревожное, и все это соседствовало с радостным возбуждением. Она теперь видела в нем мужчину, для которого она была женщиной, любимой, желанной, чувствовала его нетерпение, когда он был рядом. Ему хотелось оставаться с ней наедине, ласковыми были не только взгляды, но и нечаянные прикосновения, он не скрывал своего желания обнять, прижать ее к себе, поцеловать. А уж как был речист… такие слова говорил… Катя про себя усмехалась, но при его появлении волновалась так, что удивлялась самой себе.

Вспоминала его поцелуи, давний и совсем недавний, после которого она лишилась любви Игоря. И не очень жалела, что так получилось. Болезнь показала ей, что чувство вины перед ним очень угнетало ее, потрясение от собственного поступка причиняло ей сильные страдания. Если бы Игорь понимал, как ей было тяжело, если бы не дал разрастись своей обиде и ревности… И сейчас поняла, что не было в то время рядом того, кто выслушал бы ее. Если бы можно было с кем-то поделиться, может быть, и справилась бы она со своей жуткой апатией. И вместо этого прогнала Митю. А это был единственный человек — близкий и родной. Он бы посочувствовал, успокоил бы ее…

И теперь только он занимал ее мысли, только о нем, о его близости могла думать и вспоминать. И где был прежний Митя, спокойный, невозмутимый, благоразумный? Вместо него появился нетерпеливый, чувствительный, страстный мужчина, который не мог находиться рядом без того, чтобы взять за руку, погладить по голове, сказать ласково: «Катенька, дорогая, любимая!»

Конечно, их близость наступила в один из вечеров. Он поздно позвонил в дверь, порывисто шагнул к ней, обнял и пробормотал:

— Все, больше не могу! Я хочу тебя! Хочу любить тебя! — Затем испуганно отстранился — и в этом был прежний Митя, заботливый, внимательный. — Я тебя напугал?

Вместо ответа Катя прижалась к нему, обвила руками его шею и зашептала:

— Митя, я соскучилась! Я так тебя ждала! Ты пришел! Целуй меня, обнимай! Хочу, тоже хочу любить тебя!

Оба так были возбуждены, что задыхались. Не заметили, как разделись, как упали на кровать и жадно целовались. Митины руки были горячими, доставляли нестерпимое наслаждение. И он получал ответное наслаждение от ее напряженных рук. Наступил момент, когда Митя остановился, вгляделся в ее охваченное страстью лицо и страстно шепнул: «Ты теперь моя, совсем моя!» И наступил такой полет их освобожденной энергии, что все поплыло, все куда-то летело, дрожало и отзывалось в каждой клеточке их сознания.

Когда успокоились и задышали ровно, они смогли разглядеть, как изменились их ощущения, какое воздействие друг на друга они теперь имели. Митя, опершись на руку, нежно смотрел на нее, а она смущенно и радостно улыбалась. Был Митя взволнованным, неулыбчивым. Его взгляд говорил сам за себя. Этот глубокий, очень любящий взгляд его потемневших серых глаз Катю наполнил таким счастьем, что она не выдержала и сказала то, что думала в эту минуту:

— Митя, ты ли это? Я тебя такого не знала. И себя не знала. Я, оказывается, очень люблю тебя.

А Митя слушал ее и воспринимал ее слова все с тем же постоянным чувством восхищения от того, что у нее всегда была такая неожиданная реакция на него, на его поведение. Но теперь она была близка ему настолько, что от осознания этого в его глазах выступили слезы. Разве мог он думать, что женщина, которую он знал и о которой запрещал даже мечтать, станет ему так близка? И сможет доставить ему такое необыкновенное наслаждение. Ни одна женщина не вызывала в нем такое захватывающее чувство. Разве только в далекой юности он испытывал нечто подобное.

— Ты заметила, Катя, как мы совпадаем друг с другом? Как находимся на одной волне… как угадываем состояние друг друга?..

Катя вдруг вспомнила строчку из первого письма Кости: «Мы с тобой одной группы крови». И постаралась отмахнуться от этой мысли, уткнулась в его голую грудь и проговорила с чувством легкого раскаяния:

— Мы всегда тянулись друг к другу. Ты всегда был… в поле моего притяжения.

Митя засмеялся: «Ах, ты мой филолог!»

Так они стали любовниками.

Катя стала выходить из дома, находились силы двигаться, хотелось жить нормальной жизнью, вдыхать полной грудью свежий весенний воздух. Чувствовала уже, гуляя, приближение лета.

Однажды с Санечкой ожидала приезда Мити во дворе дома. Он позвонил, и они с сыном обрадовано вышли и медленно шагали рядом, не выходя из ворот. Дошли до ворот, повернули назад, и тут сынишка разжал ее руку и, обернувшись, показывал пальчиком на кого-то сзади них. Катя обернулась и увидела Костю, стоящего на другой стороне подъездной дороги. А Санечка вдруг побежал к нему, не обращая внимания на машину, въезжающую во двор. У Кати от страха ноги приросли к тротуару. Зато Костя уже быстро мчался навстречу сыну, подхватил его на руки и так же быстро направился к Кате, которая стояла, прижав руку к сердцу. Машина остановилась, из нее вышел Митя.