Волчья ягода

Глава десятая

1

Выписка предстоит завтра. А значит — решать, что делать, нужно оперативно.

Впрочем, она ведь уже решила. До последнего ждать помощи Бориса Ивановича. И лишь тогда — звонить тете.

Если судьба дает шанс — надо его хватать. Зубами и когтями. Кто-то сказал, что лучше жалеть о сделанном, чем о собственной трусости. Будем надеяться, он прав.

Наутро выяснилось, что Борис Иванович слово сдержал. Действительно договорился с другом детства. Зорка пока поживет у него — временно. Женю еще подержат в больнице. А там сердобольный врач придумает что-нибудь еще. У него как раз еще один друг скоро из командировки возвращается.

Если друг — такой, как сам психиатр, беспокоиться не о чем. Именно это Зорка и повторяла себе с той минуты, как услышала от Бориса Ивановича сбивчивый план своей дальнейший жизни. А особенно — вечером, когда поехали знакомиться с «другом».

Но отступать — некуда. Альтернатива — к тетке. На ее условиях. На условиях предательства Никиты и себя самой. Иди речь об одной Зорке — предпочла бы самый высокий в городе мост. Но что тогда ждет беззащитных маму и Женькой?!

А в Борисе Ивановиче что-то внушает доверие. Он такой… неловкий и смешной. Подобные люди опасными не кажутся. Так, может, и не бывают?

Друг живет в очередной высотке — на одиннадцатом этаже. Скрипучий лифт тормозил дважды — будто нерешительность Зорки чувствовал и время тянул. Но до места довез благополучно. А вот Борис Иванович явно беспокоится больше спутницы. Боится лифтов?

Дверь Зорке не понравилась — цельнометаллическая, серая. А что — лучше обитая резаной тряпкой? Как большинство в родном городишке?

Открыл по уши заросший здоровенный мужик в мятой майке и драных трениках. Это — друг детства Бориса Ивановича?! А если нет — то что здесь делает этот страшный дядька? И не планирует ли остаться на ночь?

— Мишка, — поприветствовал его Борис Иванович. И у Зорки упало сердце. Рухнуло в пропасть — на острые камни. Обещанного друга зовут именно Михаилом.

— Миха! — протянул тот лапищу Зорке. Вычищать под ногтями грязь он явно считает излишней утонченностью.

— Зорина, — как можно нейтральнее поздоровалась она. И чуть не поежилась под откровенно раздевающим взглядом.

— А уменьшительно — как?

— Зора.

— Сура! — радостно ухмыльнулся он. — Как в песне: «Я — Сура, ребенок нежный…»

— Зора, — холодновато поправила она. — А лучше — Зорина.

Желание удрать становится почти неконтролируемым. Бешеным. Еще б было, куда…

И так жаль прощаться с шансом на нормальную жизнь! Зачем вообще надеялась? Теперь стократ хуже!

За спиной заросшего Михи — не слишком чистая прихожая. С не слишком свежими обоями. И даже не то чтобы очень целыми.

— Миш, ты бы не держал девушку на пороге, — вмешался Борис Иванович. — Чайку бы, что ли, организовал? Конфет достал?

— И чаек есть, и пивко, и водочка, — Мишка посторонился, пропуская Бориса.

Тот уступил место Зорке, и в последний миг Миха словно случайно качнулся вперед, его бедро достало Зоркину ногу. Та отшатнулась, брезгливо поморщилась.

Миха ухмыльнулся. Сально:

— Не бойся, Сура-а-а…

Как бы объяснить некоторым, что кроме страха существуют и другие чувства? Отвращение, например? Или брезгливость?

А Борис ничего не заметил? Совсем? Он, конечно, близорукий, но…

— Какая водочка? Зорина — несовершеннолетняя, я же тебя предупреждал, — уже за закрытой дверью вмешался-таки врач. — Ты тут смотри мне…

— Да, Борька, я же обещал: значит, заметано. Миха обещал — Миха сделал. Ну по чуть-чуть ведь можно? Сура водочку уважает?

— Нет.

Чуть отлегло от сердца.

— Значит, молока? — ухмыльнулся Миха. — Теплого, на ночь? С печеньем?

Да хоть с черствым хлебом!

— Лучше чаю.

— Чаю — значит, чаю. — Он любую фразу умудряется сделать мерзкой! — С конфеткой. Маленькие девочки любят сладкое.

Укостылял на кухню — на сей раз ничем гостью не задев. Зорка решительно прошла следом.

— Чаю — значит, чаю…

— Послушайте, — девушка прямо взглянула на него. Пытаясь сделать взгляд ледяным. — Если вы считаете меня проституткой — я лучше уйду.

— Какой проституткой, ты что? — улыбнулся Миха. Тоже не слишком натурально. — Я ж Борьке обещал…

Электроплиту тут мыли при постройке дома — не позже. Пол… ну, не тогда, конечно, но явно до Нового Года. Вон в углу остатки засохших хвоинок. Пополам с прочим мусором.

— Что тут у вас? — заглянул Борис.

Сор, грязь, пыль, остатки чужих трапез — и Миха с сальными глазами.

— У девочки — паранойя. Уверена, что все мужики ее хотят, — хохотнул «друг детства». — Наверное, потому что мальчики на нее смотрят редко… Не тот типаж.

Зорка едва не покраснела. Гадость какая! И вранье!

— Мишка! — чуть повысил голос Борис Иванович.

— Слушай, я сейчас передумаю. Я тут согласился ее приютить, отшил на это время всех баб. Можно сказать, испоганил себе всю личную жизнь! А вы мне тут вдвоем допросы устраиваете! Ты же меня знаешь!

— Знаю. Миш, не обижайся. Ей действительно некуда пойти. Извини.

— А некуда — так пусть не хамит. Нужно она кому-то — соплячка малолетняя…

Зорка молча сжала кулаки. Тетя Тамара будет разговаривать ничуть не вежливее. Ее клиенты — тем более.

Чай прошел в напряженном молчании. Миха достал-таки «водочку», но опрокинул пару рюмок один. Борису «идти к жене и теще». Зорка, несмотря на все подначки, отбоярилась. Равно как и от сигарет. Дешевых, с мерзким запахом. Такие курил давний поклонник Динки, как-то отметеливший ее до полусмерти.

Да и чашки не мешало бы сполоснуть еще разок. На Зоркиной — следы предыдущей помады. Ярко-фиолетовой.

Даже в квартире Маринки было чище. Наверное, потому что девушка.

Перед уходом Борис явно хотел еще что сказать, но побоялся окончательно разозлить друга. Только попрощался с Зоркой. Опять пообещал, что всё будет в порядке.

Миха опрокинул еще стопарь, со вкусом закусил салом. Без хлеба.

— Сколько тебе лет, Сура, ребенок нежный?

— Не Сура, а Зорина. Пятнадцать, — честно ответила она.

Не тот случай, чтобы накидывать. Даже убавила бы, да Борис наверняка сказал правду.

— Ого. А тянешь на все восемнадцать.

Или не сказал? Только о ее «несовершеннолетии».

— Знаю, — вздохнула Зорина.

— С такими… — Миха сально повел рукой. Изображая то, чего у мужиков не бывает. Разве что у очень жирных.

Да и у Зорки — не то чтобы слишком богато.

Гадость какая!

— Я должна глупо похихикать, дать вам в морду или уйти?

— И не клюешь на комплименты, — не обиделся Миха. Так это был комплимент?! — Да ты — зануда, Сура.

— Знаю.

Отвязался бы уже, а? Посуду бы лучше помыл. Вон кусок хозяйственного мыла сиротливо приютился на краю битой жизнью раковины. Совсем засохший.

— Ну и дура. Кому нужны зануды?

Хорошо бы — никому! Ведь правда никому, а? Зорка тогда станет раз в сто занудистее.

— Останешься старой девой. Юбка метлой, волосы пучком, очки — во! — хихикнул он.

Именно такие Михи в детстве ненавидят и достают девочек в очках. Вроде Лены.

— Будешь сидеть с такими же дурами — сериалы смотреть.

Здорово бы! Да кто ж позволит-то?

— Не обижайся. — От его руки Зорка отодвинуть колено успела. Едва-едва.

Поспешно поднялась. Почти вскочила.

— Да ты не волнуйся — я же обещал. Сейчас постелю тебе на кровати, а сам — на раскладушку.

— Лучше наоборот.

Туда завалиться еще кому-то — сложнее.

А кровать — двухместная наверняка. «Баб», которых Миха «отшил», он укладывал не на раскладушке.

Украсть Женьку, вернуться домой, спрятаться у Маринки? Та не выдаст…

Только не туда! Не туда, где каждая двуногая собака знает и облаивает. Не к «бакланам», караулившим братишку, чтобы искалечить или что похуже!

— Я сказал: дама на кровати! — Миха встал и чуть шатнулся. — Всё, идем — стелю! Ик-к. 2

Улеглась Зорка одетой, а засыпать откровенно боялась. Сто раз уже сбежала бы — если б было куда. А так остается лишь надеяться… на что? Что Миха действительно уважает слово, данное Борису. Что Борис взял Зорку под защиту на самом деле, а не «для отмазки». Или что она сумеет отбиться от здоровенного бугая — если все предыдущие надежды провалятся.

Миха же застрял на кухне, продолжая заливать за воротник. Нестерпимо долго. Потом раздались тяжелые шаги. Грузные и неотвратимые.

Надо было прихватить с собой нож. А где взять? На кухне у Михи? И что будет с Женькой, если Зорку посадят за убийство?! Никите дали двенадцать лет вообще ни за что…

— Эй, Сура… ребенок нежный! Может, всё-таки будешь?

Зорка затаила дыхание. Совсем. Слышно тиканье часов. И шум дождя на улице. Тихий, унылый, монотонный…

— Ну, как хочешь… — шаги прогромыхали обратно на кухню. И замерли там. Миха сел…

В сон Зорина провалилась незаметно — в непонятное душное марево. Склизкое и мерзкое — будто бредешь по жадно хлюпающему болоту. А оно пытается тебя обволочь… утянуть в трясину…

Из сна вышвырнуло разом — ощущением опасности. Мерзкой, как то болото.

И сразу стало ясно, что это — не оно. Хуже! Это мерзкие, потные руки лезут под одеяло… под одежду! А слюнявые губы дышат перегаром прямо в рот. Хорошо хоть легла прямо в джинсах!

— Михаил… — Зорка бешено рванулась — и неподъемная туша придавила ее к кровати. — Отпусти меня… немедленно! Охренел?!

— Да чё ты? — пьяно прохрипел Миха. — Ты ж сама пришла… Нормально всё будет…

— Отпусти! — дернулась девушка. Явно порадовав кавалера еще больше. Судя по хихиканью. — Отпусти, ты!..

Укусить удалось хорошо! Чужая кровь солью залила рот.

Озверевшее лицо вскинулось вместе с тушей. Не выпуская Зорку. Сейчас как врежет!.. И уж тогда — конец!

— Ты, сука, не дергайся! Сама пришла и еще выкаблучивает…

Замахнулся…

На этом месте героине книги или сериала положено прикрыть глазки и раздвинуть нижние конечности. И потом долго страдать, но сейчас — подчиниться. Потому как — деваться некуда. Финита ля комедиа. Допрыгалась.

Лишнее доказательство, что из Зорки романтическая героиня не выйдет. «Приносить себя в жертву» она не способна! Особенно — таким способом.

Попавший под руку будильник с силой опустился на потный Михин затылок. Едва дотянулась. И до будильника, и до лба.

Если бугай не отключится — теперь не только изнасилует, но и убьет.

Ну и пусть.

Миха оседает на одеяло… и на Зоркины ноги!

Отключился. Или умер. Кровь растекается по одеялу… Сейчас измажет еще и одежду!

Девушка с трудом сдвинула тяжелую тушу. Едва не надорвалась. Полтора центнера там, что ли?

Теперь посадят? Еще как! Если поймают. У них нет отпечатков ее пальцев, зато будет Борис со свидетельскими показаниями.

Надо уходить. Немедленно! Пока не сцапали. Или какие-нибудь Михины друзья не явились. Тот же Борис знает, где Женька и мама!

А дальше? Похитить Женьку — и в бега? Да хоть куда — всё лучше, чем в тюрьму или на тот свет! А братишку — на произвол судьбы.

Об этом — потом. Беги, дура! Живее!

Соскользнув с кровати, Зорка торопливо выскочила в прихожую. Из комнаты раздался пьяный стон. Жив!

Девушка обернулась на пороге. Миха уже успел открыть глаза. И теперь пытается подняться: