Волчья ягода

Глава первая

1

Мама Дины, Зоры и Женьки вышла замуж еще на первом курсе. За Динкиного отца. А через год он утонул на рыбалке… не совсем трезвым. Столь же нетрезвые («да мы в тот день типа почти не пили») друзья не смогли вытащить.

Зорка родилась после его смерти — спустя десять месяцев. Мама рассказывала, что очень любила ее отца. Но были обстоятельства…

Наверняка — были. Они всегда есть, когда кому-то нужно оправдаться. Или самооправдаться.

В общем, дочь сего достойного джентльмена ни разу в жизни не видела. Даже на фотокарточке. Знала лишь имя — Владимир. И то, что Зориной ее придумал назвать именно он. Или мамина выдумка.

За отца Никиты мама вышла замуж, когда Никите было шесть, Дине — пять, а Зорке — три. Родился Женька.

Вначале Зора любила приемного отца… пыталась. Но, как и любое чувство без взаимности — это тоже угасло быстро. Может, ее беда в том, что она не умела быть красивым, ласковым ребенком? Как Дина. С такими приятно играть, их приятно баловать и умиляться. Дина знала, что ее должны любить. Зора — что любовь нужно заслужить. Наверное, в этом и ошибка.

Зорка взрослым не нравилась. Факт. Мама откровенно выделяла старшую дочь. Отчим глубоко плевал на обеих. Мамины подруги предпочитали сюсюкать с Диной.

В раннем детстве Зора нередко видела во сне родного отца. Такого, каким представляла. Какого ждала.

Увы — просыпаясь, она не могла вспомнить даже его лица. И горько рыдала. Как же они встретятся, если дочь не знает, как он выглядит?

А не встретиться они не могут. Где-то же он есть и обязательно ее ищет! Папа — самый лучший на свете. И уж он-то точно будет любить дочь не меньше, чем Дину.

Потом мечты растворились в прозе жизни. Зорка начала задумываться, почему такого замечательного папы нет рядом. А те сны… прекратились. Просто-напросто. В последних улыбка отца была такой грустной…

Появлялись подруги, подрастал Женька — ее верный хвостик. А Никита… С ним они стали неразлучны. Ему тоже было неуютно и одиноко. Если Зоре его отец был отчимом, то Никите ее мать — мачехой. А быть любимой игрушкой взрослых он умел не лучше Зорки.

В детстве они не раз удирали вдвоем. К самой разной дальней родне. Пока не умер папа Никиты. Женьке тогда было четыре с половиной. И он чем дальше, тем хуже помнил отца. И подолгу вглядывался в фото, чтобы не забыть окончательно.

Тогда всё стало еще хуже. Как ни слаба была для Никиты отцовская защита — теперь он лишился и ее. И в ход пошло всё. И в школу-то пошел в семь лет, а не в шесть — слабоумный неудачник! (Можно подумать, Ник сам это выбрал!) И учился-то на тройки.

И, можно подумать, там ну все поголовно младше Никиты. И вообще класс под завязку набит вундеркиндами!

И, можно подумать — у Динки троек нет. Кстати, между прочим, у Никиты четверок — больше половины!

Светлое будущее приемного сына мать тоже живописала во всех подробностях. Повторяя почаще — чтобы уж точно проникся и запомнил. Угроза сдать в детский дом повторялась всё чаще и чаще. Зорка грозила попроситься туда же. Помогло бы это или нет — неизвестно. Но помощь пришла с неожиданной стороны. Еще совсем мелкий Женька грудью встал на защиту брата.

В итоге младший даже гордо отказался стать шестилеткой. В знак протеста и за компанию с Никитой. Герой… Зора бы не посмела. Как можно лишиться шанса поскорее покончить со школой? И свалить из родительского дома куда подальше. С концами!

Впрочем, Женька не рисковал ничем. Зорка твердо пообещала, едва встанет на ноги — забрать брательника к себе.

Шепотков за спиной она тогда не замечала. «То ли брат и сестра, то ли нет… И в одном доме — как удобно!» Город и школа истекали ядом, а Зорина витала в облаках.

Кто же знал, что потом придется падать? Тем ниже, чем выше летала прежде.

Они с Никитой вместе ходили в школу и обратно. Вместе записались на карате — жаль, он потом бросил. Вместе — за грибами и на рыбалку. Вместе делали уроки.

А Дина? Хоть они с Никитой и учились в одном классе — за пределами дома практически не общались. Школьная красавица-сестра всегда была маминой любимицей. И знала, что от «неудачников» нужно держаться подальше. Дина знала себе цену. С раннего детства. Зорку она считала скучной занудой, Никиту — презирала, Женька ее раздражал.

Зора воспринимала это как данность. К примеру, все вещи покупаются для Дины. И потом (когда надоедят) переходят к младшей сестре. Те, что подойдут.

Увы, Зорка переросла Дину еще в конце шестого класса. Чем дала лишний повод для упреков мамы: «Девушка должна быть миниатюрной и изящной. А ты — долговязая и тощая, как лошадь. Ужасно!»

Зорка даже пыталась поменьше есть. Отощала еще больше. Но, увы — расти не перестала.

Мамины подруги и знакомые в один голос восхищались именно Диной. В раннем детстве Зора и сама восхищалась. Белокуро-золотистыми (как у мамы) волосами, потрясающе-зелеными (как у мамы!) глазами.

Еще бы — если сама Зорка не в мать, не в отца, а в проезжего молодца. Про дурной характер вообще умолчим. О нем Зорка наслушалась с детства. И не могла определить лишь одно — он у нее с рождения или с момента зачатия.

К тому же, натуральные блондинки — штучный товар. А брюнеток — пруд пруди. А уж если твои глаза меняют цвет в зависимости от настроения… «Хамелеон…» — морщилась мама.

Тоже наверняка папа наградил. И где он сейчас шляется? Кого чем награждает?

Да, красота Дины — достойна восхищения. В отличие от ума. Лет с десяти Зорка начала считать сестру попросту недоразвитой. Дина способна думать лишь о себе, своей неотразимости, шикарной внешности. Искренне считая, что за это окружающие должны подарить ей как можно больше. И столь же искренне изумляясь, если этого не происходит.

Учеба Дины давно полетела бы в тартарары. Если бы вечерами сестричка не начинала одну и ту же песню:

— Ну, Никитушка, ну помоги! Ты же уже всё решил, да? Ну, Зоренька, ну попроси его…

Или:

— Ну, напиши сочинение! Ты же это уже читала.

Читала. Куда денешься, если мама попросила? Ей же не объяснишь, что не обязана учиться за сестру. И в девятом классе писать сочинения за одиннадцатый. Должна же быть от «ботанички» какая-то польза.

В любое другое время ни «Зоренька», ни «Никитушка» для Дины не существовали. Существовали «мальчики» на «тачках» — дети местных «куркулей» и начальства.

Просыпаться в три часа ночи, чтобы впустить сестру, стало нормой жизни. Ключ у Динки был, но в том виде, в каком она являлась, — воспользоваться им не могла. Говорить с ней было столь же бесполезно, как и жаловаться маме. Последнее Зорка и не пыталась.

А мама, обрадовавшись, что дети подросли, воспарила на крыльях «уходящей» молодости. И сама появлялась дома с двух дней на третий. И не то, чтобы сильно надолго.

Зора быстро навострилась расписываться в дневниках — своем и Женьки. А с остальным привыкла справляться и раньше. Все-таки иногда полезно быть неизбалованной. На деле, а не на словах. Вслух-то избалованность Зорки, которой «слишком много позволяют», — мамина любимая тема.

Да и без пустопорожних задушевных разговоров дел хватало. К примеру, готовка и уборка. И попытки воспитания Женьки — жуткой смеси вундеркинда с трудным подростком. Для которого сестра когда авторитет, а когда и — по настроению. 2

Выпускной не обещал ничего выдающегося. Просто Дина и Никита закончили одиннадцатый класс, а Зорка — девятый.

Поступать в университет Дина воспарила на крыльях маминых похвал и ее же надежд. И провалилась с треском — ее более чем средненькие баллы не впечатлили никого. Несмотря на всех нанятых репетиторов — раскошелился очередной мамин бойфренд.

Порыдав вволю и посетовав на злобных преподов, предвзятую комиссию (все они там взяточники!) и несправедливость жизни, мама взяла устрашающих размеров кредит. И пристроила дочь в один из лучших колледжей Питера… в платную группу на бухгалтера. После чего заявила, что раз так — никаких денег Никите никто уже не вышлет (учиться должен тот, у кого мозгов больше). Или пусть живет на стипендию (аж целая тысяча с хвостиком рублей!) — как в советские времена. Тогда ведь жили — чем он теперь лучше?

Никите пришлось забрать документы из техникума, вернуться домой и поступить в местное ПТУ на тракториста.

Он в очередной раз выслушал привычное, что второгодник и неудачник. И вообще — должен быть благодарен, что рос не в детдоме, а в приличной семье. А то некоторым вообще светил интернат для слаборазвитых. Или колония — с его-то характером. И это, кстати, и сейчас актуально — вот вызовет мама сейчас милицию и заявит, что он ее обворовал.

В следующие минуты Зорка уже летела вдогонку за хлопнувшим дверью Никитой — по знакомой до последнего буерака, яростно-светлой улице. Белая ночь освещала весело орущую пьяную компанию на лавочке, обжимающуюся парочку — на другой, неизвестно чьих детей-младшеклассников — всё еще играющих во дворе в догонялки. А Никиты — не было.

Нашла его Зорка через два дома — на веранде детского сада. Парень рыдал, уткнувшись лицом в столб. И не услышал, как подруга неслышно подошла сзади.

— Никита… — ее рука неловко легла ему на плечо. — Никит, ты не слушай ее…

— Отстань! — глухо проговорил он.

Но рыдать — прекратил. Только плечи напряглись — ждет, когда Зорка уберется куда-нибудь.

— Никита, помнишь, как ты мне когда-то говорил, помнишь? Я тебя еще спрашивала, почему нас никто не любит? А ты ответил: «А разве они умеют любить?» Я тогда еще Грина не читала и решила: это ты сам придумал. А еще ты сказал: «Неважно, что они думают, и неважно, что о нас говорят. Главное — мы сами любим друг друга!» Помнишь?

Неподалеку орет очередная тусовка. Разновозрастная — алкоголь сближает. На соседней деревянной улице привычно перебрехиваются собаки. Городок гуляет. Как почти каждую ночь. Ловит теплые деньки.

Никита резко обернулся к подруге, карие глаза зло сверкнули. Зло и обиженно:

— Зачем тебе какой-то неудачник? Я же человек второго сорта! Ничтожество. Быдло! Как говорит твоя мать: «Оденься, накрасься — и лучше найдешь!»

— Нет! — яростно переорала его Зорка.

И какого черта она — родная дочь мамы?! Были бы они с Никитой оба детдомовцами… Проще и честнее. Всё равно — никому не нужны.

— Ах да, я же вообще не человек! Это ты хотела сказать? — в дрогнувшем голосе прорвались еле сдерживаемые рыдания. Резкие и еще более злые. — Я — неблагодарное животное, которое не может оценить, что его всё еще не выкинули на улицу!

— Никита!..

— Я не хочу тебя слушать! — резко отвернулся он. — Ты уйдешь, или уйти мне?

— Нет, ты выслушаешь меня! — Зорка вцепилась парню в руки и так неожиданно развернула к себе, что он не успел воспротивиться.

А вот теперь — сцапать его за футболку на груди! Так удобнее трясти! Яростнее.

— Я — такая же, как ты! Ничем не лучше, понял? И я хорошо тебя знаю и прекрасно понимаю, что ты решил прямо сейчас уйти из дома! В чём был! Ночевать под забором, сдохнуть с голоду — и пусть всем будет хуже, да? Так вот — этого не будет! Потому что это — трусость, а ты — не трус! Помнишь, как мы в прошлом году по улице вечером шли, а те четверо к нам пристали, помнишь? Ты же один — против четверых… — голос оборвался, горло перехватило.