Чёрный княжич
- Автор: Бурк Бурук
- Жанр: Любовные романы
Читать книгу "Чёрный княжич"
Глава 5. В которой рассказывается о том, что Темников любит решать два дела за одну поездку и немного о том, что можно увидеть в бане.
Сентябрь 1743.
В ворота усадьбы Лизка входила с опаской. Вчерашняя решимость развеялась поутру как сон, и девку изрядно потряхивало. Да ещё и родня прощание устроила, будто на каторгу её провожала, матушка вон чуть не в голос выла. А уж каких советов надавала, у Лизки до сих пор уши от стыда красные. Батюшка с братцем тоже не смолчали, подробно обсказали, как и чего при оказии для семьи выпрашивать потребно. Только Анюта, сестра старшая, промолчала. Стояла себе, дитёнка на руках укачивала и поглядывала странно, не понять, то ли с презрением, то ли с завистью.
Словом, заявилась Лизка в усадьбу, стоит в воротах, глазами хлопает, а в голове полный раздрай. То ли вперёд идти, то ли домой бежать. Последний раз она здесь в девять лет была, и уж точно ничего не запомнила. Вот и сейчас смотрит, дивится. На широкую дорожку, булыжником мощёную, на аккуратные деревца и клумбы с цветами, да на сам терем, что громадой белокаменной притаился в глубине парка.
Всё вокруг выглядело настолько большим и… чистым, наверное, что Лизка сама себе показалась какой-какой-то маленькой, ничтожной, неуместной. Так, будто она по ошибке угодила в лаптях на княжий пир, и теперь все на неё смотрят да перстами тыкают. Никогда ранее Лизка не стеснялась своей внешности и одежды, никогда до сего момента. Она ведь даже возражать не стала, что обрядили её в старую строчку да сарафан застиранный.
Дескать, тебя всё одно с княжьих милостей обрядят, а тряпьё твоё и Анютке сгодится. Про то, что Анютка в два раза шире, Лизка напоминать не стала, радовалась, что хоть платок нарядный, дядьки Мирона подаренье, не тронули. Вот и топталась теперь обряженная в серое, аки мышь запечная, а на голове плат алый да коса рыжая через плечо.
Впрочем, долго стоять ей не дали. Вот только что же никого не было, и вдруг два гайдука усатых под руки подхватывают, да тащат куда-то. И кто бы не спужался. Лизка спужалась и заверещала так, что у самой уши заложило, а гайдуки от неожиданности руки разжали. Ей бы бежать или напротив объяснить спокойно, кто она и зачем здесь, так нет же, стоит, орёт.
— Ты пошто вопишь, скаженная? — поинтересовался тот, что помоложе.
— А? — вытаращилась Лизка. — А вы нашто хватаете?
— Так ты ж, дурная, на проезде стояла. А ну как, стоптали бы.
Лизка заполошно оглянулась, и действительно, в ворота въезжала открытая коляска. Возница ожесточённо крутил пальцем у виска, явно подразумевая выдающиеся умственные способности придуравошной крестьянки. Рыжий господин, вольготно раскинувшийся на диванчике, смотрел на неё с недоумением. И даже кобыла, запряжённая в коляску, осуждающе косилась на Лизку.
— Ты откель такая взялась, — не унимался гайдук.
— Так из Темниловки я. Лизка Синица.
— А здесь ты накой? — пробасил второй, тот, что постарше. Лизка задумалась, разглядывая удаляющуюся коляску, вот как сказать на службу она пришла али на работу.
— Жить здесь стану, — наконец-то выпалила она. И сама опешила от того, как сие прозвучало.
— От дурна, — прям-таки с восхищением протянул молодой, — а что не в карете, Ваше сиятельство? Пошто ноженьки бьёте?
— Сам дурной, — не осталась в долгу Лизка, — меня барин в люди взяли, в сенные девки.
— А-а, — разом поскучнев, протянул гайдук, — так, а пошто через парадные ворота ломисси для чёрного люду там, — он махнул рукой вправо, — калитка заведена и воротина, ежели груз какой принять потребно.
— Да мне откуда то ведомо? — окрысилась Лизка. — Я впервой в усадьбе-то. Почти, — добавила она про себя.
— Тут будь, — прогудел старший, обращаясь к напарнику. — А ты, девка, за мной ступай — проведу тя, чтоб не заплутала, значит.
Он свернул на тропинку, ведущую от ворот вглубь поместья, и поманил Лизку за собой. Та, поколебавшись немного, всё же решилась и припустила следом.
— Так как кличут тебя? — на ходу, не оборачиваясь, переспросил гайдук.
— Да Лизка же! — Ну, а я Семён, значит, — после, оглядев девку, задумчиво добавил, — наверное, всё же дядька Семён. И вот скажи мне, Лизка, а на кой ляд ещё одна девка в усадьбе. Их и так тут четыре дармоедки — ты пятая будешь, значит.
— Мне-то, почём знать? — возмутилась рыжая. — Барин велели, я и пришла.
— О как! — делано удивился Семён. — И какой барин, позволь полюбопытствовать?
— А? — Лизка, засмотревшись на чудное строение без стен, а лишь с крышей на каменных столбах, ушагала куда-то в кусты жимолости.
— За мной иди, — проворчал гайдук. — Так что за барин тебе явиться велел?
— Как что за барин? — сбилась с шага девка. — Александр Игоревич, нешто тут другой имеется?!
— Всякие водятся, — туманно ответил дядька Семён, — так что, княжич, значит, самолично тебе так и сказал: «Давай, мол, Лизка, ко мне в сенные девки, не справляются эти дуры ленивые никак. На одну тебя надёжа»?
— Ага, — подтвердила рыжая, — ну, не самолично, конечно же. Через Авдеича передал.
— Какого, в три бога душу мать, Авдеича? — начал раздражаться Семён.
— Спиридон Авдеевич, управляющий наш. — Спирька что ли! — неприятно удивился гайдук. — Ну, может быть. Может и верно его сиятельство распорядились. Хотя и странно сие.
Некоторое время прошагали в молчании. Лизка хоть и не отставала более, но башкой по сторонам крутить не перестала. И никак в толк взять не могла, как так выходит, что поместье не сказать что огромное, но они вона ходют и ходют по дорожкам. Меж кустами да деревьями петляют, будто в лесу каком зачарованном. Наконец, обогнув небольшой прудик, дядька Семён вывел её к калитке на задний двор. Ну, это Лизка потом узнала что на задний, а так просто неприметная калитка в каменной стене.
— Стой, — ухватил её за плечо гайдук, — ты вот что, значит… Он отчего-то смутился и в раздумьях пожевал губами, будто слова потребные выискивая. — То не моё дело, конечно же, и я для тя человек чужой. Токмо ты, девка, поосторожнее будь с этим-то, с Спирькой. Ну, с Авдеичем, значит.
— А что так? — удивилась Лизка. — Да очень уж он до молодого мясца жаден.
— Людожор?! — ахнула девка.
— Кто?! — опешил Семён. — Не-не, ты что! Да тьфу на тебя, — разозлился он при виде скалящейся Лизки. Я ей по-людски помочь хочу, а она ржёт, как кобыла не крытая.
Лизка расхохоталась уже в открытую.
— Да ладно вам, дядька Семён, — она, извиняясь, тронула его за плечо, — все про Авдеича знают. Он и хроменький-то, потому как мужики его поучили малость за то, что чужим жёнкам проходу не давал.
— И что, — заинтересовался Семён, — не наказали мужиков-то?
— Не, дело в вечеру было, да они и шапки поглубже натянули. Как тут узнаешь. Вы меня лучше к Матрёне-ключнице спровадьте, а то заплутать боюся.
— Спроважу, — вздохнул гайдук, но тут же оживился, — а скажи-ка мне, девица, у вас в деревне вдовицы не старые имеются? Ну, такие чтоб в гости зайти, значит.
***
Матрёна Лизке сразу понравилась. Спокойная, степенная, рядом с ней отчего-то сгинули разом тревога и сомнения, да зародилось чувство, что отныне всё будет правильно. Так как должно. Лизка увидела её в момент, когда та распекала кухарку за какую-то провину. Ну как распекала? Стояла молча, руки на груди сложив, да кивала задумчиво в ответ на всё убыстряющиеся оправдания дородной бабищи.
— Переделай, — строго велела она, когда кухарка вдруг умолкла на миг, чтобы набрать воздуха.
— Переделаю, — понуро согласилась та, — токмо и вы уж, Матрёна Игнатьевна, поговорите с энтим дармоедом гишпанским, дабы он на кухню не шастал.
— Попробую, — со вздохом пообещала Матрёна. — И ты вот что, прекращай господских гостей дармоедами кликать. Ладно я! А ну как кто другой услышит. Быть тогда тебе битою.
— Да я ж…
— Закончили, — подняла руку в останавливающем жесте ключница, — ступай, Глаша. Княжич вон, вскорости завтракать станут. И она развернулась, собравшись уходить.
— Здрасте, — заискивающе улыбнулась Лизка.
— И тебе поздорову, девица, — Матрёна Игнатьевна удивлённо оглядела неожиданное препятствие, — ты откель такая, — она замялась, подбирая слова, — рыжая?
— Я из Темниловки. Лизка. Дочь Тимофея Синицы. В сенные девки меня барин забрать изволили, — бодро отрапортовала Лизка.
— Княжич, или его сиятельство, — мягко поправила ключница. — Ну да, слыхала я о сём повелении Александра Игоревича. Вот, значит, какова ты есть, красавишна. Лизка смутилась и покраснела даже.
— Чтой-то, красавишна? — Ну так, а кто же? — иронично улыбнулась Матрёна. — Ремесла сего ты не ведаешь, обхождению не обучена, иных талантов, — она демонстративно оглядела Лизку с ног до рыжей макушки, — я також не зрю. Вот и выходит, что взяли тебя из-за милой мордашки да крепкого задка.
Девка и вовсе пунцовая стала и разозлилась невесть на что. Она хотела было сказать, что на самом деле есть у неё таланты, но поняла, что сие не к месту будет.
— Я не красивая, — наконец пробурчала Лизка обиженно.
— А вот о сём не нам судить, — с незлобивой усмешкой легонько щёлкнула её по носу Матрёна Игнатьевна, — ну-ну, полно кукситься. У мужей глаза, вишь, по-другому устроены. Они иной раз на такое льстятся, что и представить страшно. Пойдём-ка лучше обустроим тебя да обрядим сообразно. Шить-то умеешь, поди?
Под людскую у Темниковых был выделен целый домина. Да такой, что в него штук пять батюшкиных изб войдет, да ещё и место останется. Матрёна Игнатьевна странным словом «Хлигель» его обозвала. Вот в энтом-то «хлигеле» Лизке лавку выделили, и сказали, что здесь обретаться будет пока. Почему пока она не поняла, решила, что после разберётся, как и с прочим разным, что мимо ушей проскочило. А проскочило много всего. Лизка нет, чтобы ключницу слушать — всё больше по сторонам пялилась, да вопросы глупые на языке вертела.
Ну да худо-бедно устроилась. С товарками по службе обзнакомилась да платье выданное ушила.
А на следующий день её и к работе ужо приставили. Труд сей не сложный Лизке вовсе отдыхом показался — не чета крестьянскому. Оттого ей дивно было слушать, как другие девки стонут да охают, что дескать, заморили их и роздыху не дают. А самим бы токмо языками чесать да орехи щёлкать.
Княжича она, почитай, и не видела вовсе. Так, мелькнёт по двору в сопровождении дядьки своего страшного, али по дому пройдёт, даже не покосившись на то, кто там ему кланяется. Всё делами занят непонятными, или вон со шпагой упражняется с учителем своим.
Учитель тот ещё жук оказался. Гишпанец дон Чапа. Лизка как услышала, не поверила сперва. Мыслимо ли, чтоб человека пёсьей кличкой звали. Ан нет, Чапа и есть. Низенький, толстенький, про всяк час пьяный да весёлый. По-русски говорил смешно слова путая, да девок всё норовил за зад ухватить. А когда те верещать начинали, так объяснял, что ничего ему от девок тех не нужно, мол ранили его на поединке, и всё показать пытался куда именно. Жрал при том в три горла, и окромя вина другой жидкости не признавал. Вот и что за учитель такой? Но потом Лизка как-то углядела, что этот толстячок со шпагой вытворяет, и все сомнения разом пропали.
Ещё один учитель был у княжича — Джон Ройевич Бартон. Лизка долго язык ломала, дабы выговорить эдакую несуразицу. Сам он из скоттов оказался и чему учил барина — неясно. Девки о чернокнижии да об ереси всяческой талдычили, токмо Лизка этим дурам не верила. Мыслимо ли — княжича в схизматики записать. Вот, кстати, о Ройевиче. Это его рыжая маковка из коляски торчала, когда Лизка у ворот в первый день дурила.