Чёрный княжич

Пролог. В котором княгиня шалит, Вика нервничает, а покойница обретает имя.

Май 2019

Темникова Галина Ивановна выглядела вполне себе бодрой старушенцией и лихо сервировала стол к чаепитию. Викины неуверенные попытки отказа напрочь игнорировались, развёрнутое удостоверение осталось незамеченным, а она каким-то непостижимым образом оказалась в кресле. Причём, как это произошло и когда Вика успела вымыть руки, в памяти не отложилось.

Впрочем, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, почему бабуля так обрадовалась гостье — подумала журналистка, обозревая открывшуюся ей картину. На стеклянном столике располагались коньячные бокалы в количестве двух штук, дольки лимона, присыпанные сахаром, шоколад, оливки и белый козий сыр. Царствовала над всем этим великолепием початая бутылка армянского коньяка. Видать, старушка не любительница бухать в одиночку, а душа праздника требует.

— Я на работе, да и рано ещё, — вяло запротестовала девушка.

Вяло потому что осознала всю тщетность попыток сопротивления. И то верно, Темникова возражений не слушала или попросту не слышала. Буркнув — за знакомство — она лихо тяпнула коньяк, пренебрегая условностями и ритуалами, а после вопросительно уставилась на Вику.

— Что, — смутилась та и неуверенно отпила из бокала.

Галина Ивановна, одобрительно кивнув, снова плеснула из бутылки и задумчиво протянула, — ну и?

— Что? — повторилась Вика и смутилась ещё больше.

— Ну как что? — Удивилась бабуля. — Ты корреспондентка же, из этой, как его холера, «Ляфемы». Ну так и говори, чего хотела.

— «La Femme», — поправила Вика, — это журнал для женщин.

— О! — Возрадовалась Темникова. — Это ты, дочка, по адресу зашла. Значится, записывай — рецепт «Штруделя». Тесто магазинное лучше не бери…

Вика выслушала подробную инструкцию приготовления десерта и ещё парочку похожих, прежде чем сумела вставить: — Мы не совсем про это пишем.

— Эпиляция зоны бикини в домашних условиях, — ничтоже сумняшеся перешла к следующей теме Галина Ивановна.

— Нет, — взвыла Вика и самостоятельно хряпнула коньячку, — вы нас с журналом для домохозяек путаете. Мы о другом пишем.

— Это о чём же? — Удивилась Темникова.

— Карьера, юридические вопросы, интересные истории, — только начала перечислять девушка, как снова была перебита оживившейся старушкой.

— О истории это точно ко мне. Я тут всё про всех знаю. Вот Фарида, к примеру, наша дворничиха. Знаешь, что с ней приключилось?!

— Что? — обречённо выдохнула Вика.

— В тягости она, — доверительным шёпотом сообщила Галина Ивановна, — каково, а?

— Действительно, ужас что творится, — уныло согласилась журналистка.

— А муж-то в Фергане. Или вот Ляксандровна с семнадцатой квартиры…

Вика откровенно затосковала под нескончаемый монолог подвыпившей бабки.

«Вот и за что мне это, за какие такие грехи? Не иначе как Рогулина, стерва блондинистая, мне эту бодягу сосватала. Уникальный шанс проявить себя, интересная неизбитая тема, журналистское расследование, — передразнила она Королькову — их главреда. А в итоге что? А в итоге у нас старушка, божий одуванчик, со словесным поносом».

Вика уныло оглядела комнату и вдруг отчётливо ощутила некоторое несоответствие. И верно, как же она раньше не обратила внимания на явный диссонанс между тем, что она видела, и тем, что слышали её уши.

Ну вот не бабкина это квартира, хоть стреляй, не бабкина. Нет эдакой захламлённости, нет коллекции вещей, накопленных за годы, с которыми вот прямо никак расстаться нельзя. А мебель?! Вместо диванов и пуфиков, накрытых покрывалами, чтоб не истирались, небольшая кушетка у стены да кресла, перед журнальным столиком. И ещё рабочий стол с вертящимся стулом у окна.

На светлых оливкового цвета стенах вместо расписных тарелочек и фотографий в рамочках развешано оружие. Ножи какие-то, сабли — Вика в этом не особо разбиралась. А на кушетке ноутбук, открытый не на странице с «Одноклассниками» или сериалом каким-то, а на чертежах и схемах чего-то стреляющего и явно смертоубийственного.

Да и запах. Ну совсем не старушечий — лекарственно-пыльный. В комнате пахло хорошим табаком, дорогим алкоголем и горьковато-свежим ароматом неизвестных духов.

Темникова явно заметила прояснившийся взгляд девушки, но бред нести не прекратила, каким-то непостижимым образом перейдя от сексуально распущенных работниц ЖКХ к рассказу о кассиршах в соседнем супермаркете. Эти, по мнению Галины Ивановны, морально разложившиеся гражданки опустились до того, что по ночам выковыривают павидлу из круассанов, а днём продают её на развес.

«Павидлу?! — опешила Вика, — она что, на полном серьёзе сказала эту «павидлу»?! Да бабка же просто издевается, — осенило наконец девушку, — ах ты ж самка суслика, а где моя наблюдательность была, блин, профессиональная? Она же перед каждым словом просторечным паузу делает, словно вспоминая, как это говорится. Чёртова старушка прям с порога голову заморочила да так, что меня вообще выключило. Какая к бесам бабуля будет у себя дома днём разгуливать не в халате и шлёпанцах, а в светлом брючном костюме да ещё и с макияжем на лице. Не вульгарном старушечьем, а почти незаметном, благородном, что ли. Вот именно. Благородство — то самое слово, что полностью описывает Галину Ивановну и с этой квартирой, и с этой манерой одеваться и с этой сервировкой стола, в конце концов. А этот треп, стилизованный под подъездную бабушку, — так скучно барыне. Оне развлекаться изволят. Да нет, не барыне. Кем была бы Темникова, не случись постановления семнадцатого года [1]? То-то же, княгиней [2]. Да и плевать, кажется, ей на всяческие постановления. Княгиня — она и в Африке княгиня».

Ну да бог с ним, с постановлением, Вике нужно беседу в свою сторону разворачивать, а то так и до вечера не управится. Вот не интервьюер она ни разу, да и это не интервью. И ещё не известно выйдет ли толк из визита, хотя с другой стороны, кому и знать о загадочной могиле, как не потомственной княгине Темниковой.

«Ладно, как там учили на журфаке повернуть разговор резкой сменой тональности?».

— Ваша светлость, а не могли бы вы ответить на некоторые вопросы? — проникновенно поинтересовалась Вика.

Фокус не удался. Вернее, удался частично: тональность сменилась, но разговор всё также остался под управлением хозяйки дома. Ни на секунду не смешавшись и не сбавляя темпа, Галина Ивановна переключилась из режима «соседка пенсионерка» в режим «аристократка на отдыхе».

— Голубушка, Виктория Дмитриевна, послушайте старуху, если вам что-либо нужно от человека, то, готовясь к беседе, уделяйте внимание мелочам. Ну, немного углубляйтесь в тему, если угодно.

— А? — хлопнула глазами Вика.

— Я это к тому, что раз уж взялись титуловать, так делайте это правильно. Темниковы — сиятельные князья, а потому обращение «светлость» не уместно.

В голове у журналистки крутилось дурашливое «Вашсиясь». И ещё она отметила, что Галина Ивановна опустила слово «были», и похвалила себя за проницательность. Действительно, плевать ей и на постановление, и на весь семнадцатый год. Земля круглая, вода мокрая, Темниковы сиятельные князья, остальное — тлен.

— Простите ваше сиятельство, — потупилась Вика.

— Пустое, — отмахнулась княгиня. Ну вот княгиня, и всё тут! — Давайте уж как прежде, по имени-отчеству. Двадцать первый век как-то не располагает к политесам. Согласны?

— Да, разумеется, — кивнула девушка, — Галина Ивановна я бы хотела…

— Простите, Виктория Дмитриевна, что перебиваю, но давайте для начала проясним один вопрос. Вы, голубушка, к кому пришли?

— Как это? — растерялась Вика, — к вам.

— Да, это понятно, — улыбнулась Темникова, — а к кому мне? Ко мне — пенсионерке или ко мне — военному историку? Или, — она понизила голос, — КГБ рассекретил архивы и вы пришли ко мне — секретному агенту безопасности?

— А вы, что? — Вика нервно оглянулась, — действительно?..

— Шутка, — улыбнулась Галина Ивановна и, дождавшись облегчённого выдоха, добавила, — комитет не стал бы сливать своих агентов, даже бывших.

— «Вот же, гадская старушка», — подумала Вика, а вслух произнесла:

— Нет, я к вам как к Княгине Темниковой.

— Ух ты! — впервые за весь разговор Галина Ивановна показала настоящие эмоции, — на моей памяти это-о, — протянула она, — ну да, впервые это. И чем же, простите, патриархальный и ретроградный род Темниковых заинтересовал ваше феминистское издание?

— Почему это феминистское? — обиделась Вика.

— Так, а какое же?! — деланно удивилась княгиня, — просматривала я ваш журнальчик как-то. Вот прям бойцовский клуб, а не женский журнал — борьба со стереотипами, борьба за права, борьба за карьеру. Ужас что такое.

— Ну, номер такой попался, наверное. Да и потом, согласитесь, что женщина имеет право…

— Женщина имеет право на всё, — отрезала Темникова, — равно как и мужчина. Только к чему за это бороться торжественно и напоказ. Просто берёшь и делаешь. Разумеется вы сейчас назовёте сотни причин почему так не получится. А я вам скажу одно, если не делаешь значит оно тебе не сильно-то и нужно. Впрочем, бог с ним. Так чем обязана?

«Берёшь и делаешь, — хмыкнула Вика, — наверное это легко если ты Темникова, если тебя с рождения учат жить над обществом и вниз снисходительно поглядывать. А если ты просто человек? Если твоя жизнь сплошные дедлайны (университет — 22 года, свадьба — 25, первый ребенок — 27) вот тогда как? А тебе хочется карьеру, хочется жизнь интересную, как это всё совместить, разместить? Втиснуть то, что нужно тебе, в длинный список того, что ожидают от тебя другие. Ну да, гусь свинье не товарищ, эта княгиня, военный историк и, возможно, секретный агент попросту не поймёт, как трудно жить под постоянным давлением общественной морали. Да вот и бес ним, с обществом, оно ж у тебя внутри сидит — зудит беспрестанно, надо, надо, надо. Тебе уже двадцать пять — осталось хрен да маленечко. Вот же бля! А может, так и надо? Может, вот эта самая Темникова и есть выродок неправильный — ошибка природы? Недаром же родовой аристократии в мире почти не осталось».

— Галина Ивановна, — собравшись с мыслями, начала Вика, — а не сохранилось ли у вас случайно каких-либо записей или писем, ну, или иных свидетельств о жизни ваших предков в восемнадцатом веке. Я понимаю, конечно, войны, революции, другие катаклизмы там. Но, может быть, всё-таки…

— Что значит «может быть» и что значит «случайно»? — приподняла бровь Темникова, — это же архив рода. Естественно, всё в сохранности. Причём здесь революции и прочие, как вы выразились, катаклизмы? Всё, что могли, — сберегли, что не получалось, — скопировали. Мои племянники перевели архивы в электронную форму, но и бумажная версия никуда не делась. Это же память рода — как её потерять?

— Великолепно, — воодушевилась журналистка, — а можно на них посмотреть?

— Разумеется, нет, — просто ответила Галина Ивановна.

— А-а, — Вика несколько зависла. Когда она шла на эту встречу, то предполагала, что Темникова вообще ничего не знает о своих предках или что архивы безвозвратно утрачены. Только почему-то ей не пришло в голову, что бабка возьмёт и откажется показывать документы. — Но почему?