Волчья ягода

Руки вроде пустые. Если сунет в карман — будем бить, не раздумывая.

— Отдай мне его! — Чернота под глазами уже въелась. Сколько ночей она не спала? — Ну, отдай, а?

— Забирай.

Так Динка когда-то «дарила» влюбленного в нее отличника Сашку.

То ли на улице холодно, то ли Зорку трясет. Да и девчонку. Так бывает — когда спиртное уже не греет, а наоборот.

— Ты даже не спросила, кого? — сверлят насквозь два черных омута. Хлещут безумием.

— Без разницы. Бери любого.

Хоть всех! Добро пожаловать к тетке за списком.

Первая снежинка слетела с ночных небес. Неуверенная, робкая. В конце-то марта. И куда ее понесло? Растает ведь, просто грязью станет. И никто уже не вспомнит, что была такой белой, чистой, красивой, невесомой…

Зорка протянула руку, поймала. Лучше быть каплей воды, чем комком мокрой серой гадости, правда?

Глупо всё.

— Я люблю его! — омуты плеснулись водой. Слезами. — У меня… я в залете, ясно?

И потому — пьяна?

— Ты бы с алкоголем тогда… завязывала.

— Я не пью… — всхлипнула девчонка. — Я сегодня для храбрости!

Как давно она караулила Зорку? И давно вычислила, что та бывает здесь?

— У тебя родители есть?

Или хоть бабушка какая-нибудь. Непьющая, желательно. И без сына-алкаша в квартире. Пропивающего ее пенсию.

— Смеешься? Есть, конечно.

«Конечно»! Что же ты тогда не дома? Не чай с ними пьешь, дура?!

— Хорошие? — безжалостно уточнила Зорка.

— Я что, еще и на дочь алкашей похожа? — оскорбилась та. — Да ты…

Именно. Зорка как раз — всё то, чем обычно люди быть не хотят. Если не дураки.

— Знаешь, что? — Светлова отпустила руку Людки, и та поковыляла вперед одна. Глупо хохоча на всю улицу. — Не пей. И не делай аборт. Андрей тебя всё равно бросит — хоть сделаешь, хоть нет. А ты роди ребенка. Вырасти его. И плюнь на Андрея. Ты ему не нужна. И я — тоже.

— Так ты не отдашь?

— Отдам, отдам, — вздохнула Зорка. — С потрохами. Не понятно, правда, зачем.

— Ты просто никогда не любила! — всхлипнула та.

Как раз любила. Но не Андрея.

Иногда любовь уходит водой сквозь ладони. Растаявшей снежинкой. И это лучше, чем грязью.

— Ты никогда не любила, иначе бы понимала!.. Ты бы не была такой злой… такой стервой! Такой…

— Да, наверное.

Никиту бы Зорка не отдала. Нет, отдала. Пусть бы любил, кого хочет… только бы жил!

— Когда-нибудь ты полюбишь и всё поймешь сама… И тогда ты вспомнишь!

В следующей жизни. Когда мы все станем кошками…

Пляшут неоновые вывески. Приглашают на праздник жизни.

— Ринка, ты где? — потеряла подругу Людка. — Рина? Мы идем?

— Идем, — вздохнула Зорка. Обеим спутницам по бару.

Потому что они уже бредут навстречу чуть не под ручку. Не смогла Людка совсем потеряться. Потому что недостаточно пьяна? Или недостаточно пьяна Жанна?

Бредут. От слова «бред».

Потеряешься тут! Неон выдаст любого.

— Кто был? — хищно зыркнула на не слишком модный прикид девчонки Жанна. И на такую же прическу.

— Соперница! — Катька из десятого «А» (или кто она там?) уже исчезла, и можно пьяно хохотать. — Не молчи, не молчи, моя соперница…

— На таких, как я, обычно женятся! — подхватила Людка. — А тебе стихи и песни посвящают…

— В тему! — оценила Жанна. — На той лохушке — точно женятся. Лохи.

Андрей — женится вряд ли. Впрочем, он-то как раз — не «лох». Или не он, а его папа. Без разницы.

Кто же виноват, что папы есть не у всех?

— А Ринке стихи и песни посвяща-а-ают… И нам с Людочкой, правда, Людок?