Репит

С тяжелым собачьим вздохом Горди уходит.

О, какая жестокость. Моя жизнь — это пелена слез, — всем своим видом говорит он, когда плюхается на гигантскую удобную подушку и прижимается к своему мягкому игрушечному другу — обглоданной белке. — Ни с одной собакой никогда не обращались хуже!

Я посылаю Горди молчаливое обещание стащить для него немного бекона позже.

Шеннон слезает с колен Лейфа, поднимая полупустой кофейник.

— Давай сделаю свежий, Эд. Этот стоял уже некоторое время.

— Не беспокойся, мне и этот подойдет.

— Мне не сложно.

— Ты отличный повар, — говорю я Шеннон, когда доедаю все, что было на своей тарелке.

Лейф весь светится.

Ах, молодая любовь-похоть. Интересно, я тоже выгляжу счастливой, глупой и довольной, когда гляжу на Эда? Если да, то я не против.

— Знаешь, Клем, я бы не жаловался, если ты каждое утро готовила бы мне такой завтрак, — говорит Эд с лукавой усмешкой.

Лейф только фыркает, в то время как Шеннон смеется.

— Дело в том, — отвечаю я, тщательно подбирая слова, — что утром у меня энергии хватит либо минет, либо на завтрак? Чего ты хочешь?

Лейф хохочет, хоть я и не шутила, а Шеннон заливается краской. Наверное, упоминание орального секса за завтраком — это дурной тон.

Эд, однако, обдумывает этот вопрос.

— Я могу выбирать каждое утро?

— Нет. Иногда мне, возможно, не захочется делать ни того, ни другого.

Он улыбается и быстро целует меня. На его губах кленовый сироп — это вкусно, тем более, как добавка к его невербальному ответу. Но слова и не нужны. У Эда столько улыбок, что он может выразить ими все. И эта говорит, о том, как он мной дорожит. Для стороннего наблюдателя или того, кто не очень хорошо знает Эда, его улыбка может показаться насмешливой, но в ней гораздо больше.

Уже знакомое чувство переполняет сердце. Эмоции, которые вызывает во мне Эд, однажды вырвутся наружу, и меня пугает, что я скажу в тот момент. Я боюсь, чем это обернется и как отреагирует Эд. Однако я больше не могу прикрываться незнанием. Я уже не новичок в том, что касается влюбленности, потому что влюблена в Эда. Френсис в некотором роде права насчет того, что я его еще мало знаю. Хотя, может быть, мое тело просто помнит, как любить его. Поэтому для меня это так легко. Но, чтобы в этот раз не наломать дров, придется сильно постараться.

— Еще, Эд? — спрашивает Шеннон. — Или я могу убрать твою тарелку?

— Спасибо, я наелся. Все было очень вкусно. Ты приготовила, позволь мне убрать.

— Эй, — усмехается Лейф. — Я как раз собирался предложить помыть посуду. Ты пытаешься выставить меня в дурном свете перед дамами.

— Это несложно.

Лейф показывает ему средний палец.

Я несу свою тарелку в посудомоечную машину, что он загружает.

— Все в порядке? — спрашивает Эд, изучая мое лицо.

На днях я попрактиковалась делать селфи для моего аккаунта в Instagram, поэтому умею беззаботно и счастливо улыбаться.

— Конечно.

Эд, однако, делает паузу.

— О чем думаешь?

— Просто о работе и все такое, — вру я.

— Ладно. Выходим через несколько минут, хорошо?

— Хорошо..

Я отворачиваюсь и вижу, что Шеннон протягивает мне чашку свежего кофе.

— Вот, держи, Клем.

— Благодарю. — Больше кофеина ценится всегда. — И еще раз спасибо за завтрак.

— Нет проблем. — У нее такие белые зубы. — Ты уверена, что с тобой все в порядке, ты выглядишь немного… я не знаю, отстраненной? Как твоя голова и здоровье, в целом? Ты скоро придешь в норму, что думают врачи?

Норма — это давно уже не про меня, но я не хочу ей этого говорить.

— Я в порядке. Выздоровление идет по плану. Но шансы, что вернется память, невелики.

— Мне жаль.

— Это не твоя вина. — Я отвожу взгляд и глотаю кофе.

— Да, но… не знать, кто ты, и вот так потерять свое прошлое.

— Я выжила.

— Клем обычно не любит говорить об этом. — Эд гладит меня по плечу и быстро сжимает. — Готова идти?

— Почти.

Я допиваю кофе, ставлю пустую чашку в посудомоечную машину, улыбаюсь Шеннон и иду за Эдом в спальню, чтобы взять сумку.

Эд вопросительно глядит на меня через плечо. Хорошо, что он знает, что я не из тех, кто любит говорить с другими о своих болячках. Я понимаю, почему люди спрашивают об этом, но их вопросы возвращают меня в прошлое, а я хочу там застревать. Я хочу двигаться вперед.

Эд берет свой бумажник и солнечные очки.

— Ты уверена, что у тебя нет ничего на уме? — спрашивает он, заключая меня в объятия. — Ты кажешься немного рассеянной.

— Ты предпочитаешь прежнюю меня или новую меня?

— Вы обе мне нравитесь по разным причинам, если это имеет смысл. — Он прижимается своим лбом к моему. Мне нравится, когда он так делает. — Я поговорю с Шеннон, прослежу, чтобы она больше не задавала вопросы. Люди должны понимать, что ты не помнишь их так, как они помнят тебя. Отношения сейчас другие. Они должны уважать твои границы.

— Все в порядке. Я не настолько хрупкая.

— Знаю, но я лично заинтересован в том, чтобы ты была счастлива.

— Да?

— Абсолютно, — говорит он с игривым блеском в глазах. — Когда ты в хорошем настроении, я получаю утренний минет.

— Верно.

— И я получаю твою улыбку. Настоящую, где твои загораются, и это просто… черт. Скажем так, мне это очень нравится.

— Ты мой самый любимый человек на всем белом свете.

— Прямо сейчас?

— Да. — Я делаю глубокий вдох, потому что хочу кое-что сказать. Мне нужно кое-что сказать. — Эд, я не хочу, чтобы это заканчивалось.

Что-то мелькает на его лице, но исчезает так быстро, что я не успеваю понять. Может быть сомнение или нерешительность, он потом Эд говорит:

— Знаю, детка. Я тоже.

Я выдыхаю. У меня есть надежда.