О пауках и собаках

Глава двадцать пятая, в которой Эйнар устраивает представление

Эйнар пошел молча, строя из себя человека привычного. Не за стену, не в соседнюю комнату, а в темный коридор, и по каменной лестнице вниз – словно в затхлый склеп спустился. Влажный, кислый запах крови, пота и мочи ударил в нос, и Эйнару с трудом удалось удержаться и не потянуться за платком.

Он действительно только посмотрит – его самого трогать никто не будет, а дешевый трюк с психологическим запугиванием с ним не пройдет.

У жертвы были завязаны глаза. И кляп в во рту. Голова с грязными, мокрыми волосами соломенного цвета, безвольно повисла. Перед железным стулом, к которому был прикован невезучий доносчик, стоял чан с дымящейся шиарой – изрядно уже надоевшей Эйнару за эту ночь.

– И как он должен говорить? – негромко поинтересовался Эйнар. – По-моему он вообще помер...

– Если бы он еще говорил, что надо, – буркнул Хосс.

Но Эйнар не слушал. Эйнар старался отрешиться от тошнотворного запаха. От вида гематом по всему телу и глубоких порезов с запекшейся кровью, исчерчивших грудь и спину. От вида раздробленных костей в пальцах ног и рук – белые осколки пробивались синюшнюю разбухшую плоть. От этой отвратительной, дикой жесткости.

Эйнару отчаянно хотелось отвернуться, но он не мог отвести взгляда. Подумал о Фрино, с которым подобное вытворяет собственный отец. Подумал, что с магией куда больший простор для фантазии – можно не бояться окончательно испортить игрушку.

Подумал, что его дядя – милейший человек.

На Эйнара смотрели с насмешкой – кажется, полностью отрешиться не удавалось, и это было заметно.

– Ты там не перестарался, Вол? Правда, что ли помер? – нахмурившись спросил Серый Ворон у мелкого щуплого мужчины, который курил сигарету, прислонившись к столу с окровавленными инструментами. Волом его явно прозвали в насмешку.

– Да он живучей блохи, – сплюнул он. – Вырубил его, а то достал со своими прокацыями.

– Чем? – не понял Эйнар. Эйнару просто необходимо было что-то говорить.

– Провокациями, миленький мой, – поправила девушка с очаровательной улыбкой. Ее без всякого притворства ничто не смущало... или же – Эйнар отстраненно обратил внимание на ее сжатые кулаки – притворялась она очень хорошо. Как профессиональная актриса.

– Давай, – бросил Серый Ворон Волу, – продолжай. Уши с нюхалом отрежь. Раз крысятничал – напомни, что любимая семья без кормителя останется... Добудь мне это долбанное имя, иначе…

– Так у него есть семья? – поразился Эйнар, перебивая – интерес был сильнее неприятия… Или же это была попытка отсрочить неизбежное зрелище?

– Ты больной, что ли? – не менее поразился Серый Ворон. – Хочешь составить ему компанию? Потявкивай дальше – и устрою. И клятву Рика ты быстро засчитаешь исполненной.

Так вот чем Ворон решил Эйнара взять. Неплохая идея, но сейчас его волновало нечто иное, сейчас Эйнару нужно было действовать, что-то говорить, выдумывать, иначе упадет позорно в обморок… и все.

– Я просто понять не могу, если у него есть семья, за которую он беспокоится, зачем все эти бессмы... безрезультатные пытки. Может, сначала надо было его любимой женушкой или дитятком... шантажировать.

Эйнар сбился от неожиданно неприязненных взглядов со всех сторон – даже от девицы, называющей его милым. Серый Ворон же подошел и схватит его за грудки, чуть ли не прорычал, обдавая зловонным дыханием.

– Слышь, умник, я всегда знал, что у вас, лоров, какие-то дерьмовые представления о чести, но ты даже меня впечатлил своей гнилью. У нас есть свой кодекс – бабы и дети, особенно гребанные дети, непричем. Никаких убийств, никаких угроз невинным, пока я тут главный.

Эйнар уже и сам понял, что перестарался с прямолинейностью. Но убежденность такого человека в невинности женщин и детей умиляла – будто бы они тоже не могли помогать этому несчастному. Смешно…

– Я же не говорю, что надо их похищать, угрожать жизням... можно же... как-то хитрее поступить, – Эйнар пытался отчаянно придумать как. Зацепился взглядом за златовласую коротышку. – А дети... это кто? Мальчик? Девочка?

Серый Ворон отпустил воротник Эйнара, вызывая вдох облегчения.

– Девочка, – мрачно ответил он. – Двенадцать лет.

– Они похожи? У нее тоже золотистые волосы? – продолжил допытываться Эйнар, думая, что с полом и возрастом ребенка повезло.

– Откуда мне на хрен знать, – вздыбился Ворон, и вместо него ответил Хосс:

– Золотистые... ну, как у Мэри, –  он кивнул на заинтересовавшуюся девушку, – и доброй половины сольерцев  К чему ты клонишь?.. Ты вообще кто такой?

Во время он спохватился, ничего не скажешь. Эйнар едва сдержал фырканье.

– Клиент, – лаконично ответил на последний вопрос Серый Ворон и спросил у Эйнара скептически: – Ты что думаешь, наша старушка Мэри прокатит за подростка?

– Эй, мне всего тридцать два, – возмутилась Мэри.

– А я был уверен, что вы не старше двадцати пяти, – Эйнар едва не перешел на привычный любезный тон с заигрывающими нотками, так очаровывающий девушек, а это было сейчас крайне неуместно. Он поспешил прояснить задумку: – Ваша крыса вряд ли в состоянии сейчас присматриваться. Немного маскировки, завязанные глаза – и перепуганное воображение дорисует остальное…

Серый Ворон с сомнением посмотрел на неподвижную жертву, на воодушевленную Мэри, на самого Эйнара.

– Хрена ли ты его слушаешь? – раздраженно буркнул Хосс.

– Мы ничего не теряем, – хмыкнул Джо. – Только… раз нортейлец это придумал – пусть сам и говорит, – и добавил многозначительно: –  А не выйдет, тогда уж мы с ним поговорим.

Это предложение понравилось всем, кроме Эйнара.

– Я не очень похож на… одного из вас – он попытался возразить, но Мэри уже схватила Джо за руку, чтобы телепортироваться.

– Я уже знаю во что переодеться… до того, как Бэрн спалился, успела увидеть утречком этого папашу со своей малышкой, – жизнерадостно пояснила она перед тем, как исчезнуть.

– Так наверняка и сам папаша вашу Мэри видел, – со скрытой надеждой предположил Эйнар. – Тогда вряд ли получится достигнуть нужного эффекта…

Он сокрушенно осознал, что все грубые слова вылетели из головы.

Осознавал, что вместо того, чтобы мужественно остаться наблюдателем, сам в свои же сети попался.

– Нет. Они в разных городах работали, – ехидно сказал Хосс. – Мэри только сегодня вернулись… те, кто в Воронах меньше пяти лет о ней и не слышали.

– Как удачно все складывается, – пробормотал Эйнар.

Так удачно, что даже жутко. Удача ведь любит заканчиваться в самый неподходящий момент. Но Эйнар только чувствовал разгорающийся в груди азарт – еще сильней, чем за игрой в трит. Возбуждение, перемешанное с отвращением и страхом, пьянило. Издевательские взгляды преступников, вздумавших разбавить нудную работу коротким развлечением – только добавляли огня.

Мэри быстро вернулась – облаченной в голубое детское платьице с рюшами, измазанное в грязи и порванное. Растрепанные золотистые волосы почти полностью скрывали лицо, повязка на глазах и во рту окончательно лишали возможности понять кто перед ним – ребенок или взрослая женщина. Но если этот ребенок родной и любимый… Слишком ненадежно, слишком спонтанно... нужно что-то еще. Эйнар заозирался, в поисках подходящей вещи, хоть какого-нибудь магического материала.

Мэри встала на колени. Хмурый Хосс схватил ее за волосы, на вид грубо и больно, задрал голову и приставил к шее нож.

Эйнар за вонью шиары уловил аромат паленных перьев дрим-птицы и мяты – сигарета Вола. Палач оставил ее недокуренную на столе, а сам подошел к своей жертве – к Бэрну. Вынул кляп, снял повязку, выплеснул ведро воды ему на голову. Пока тот стонал и откашливался, Эйнар метнулся за сигаретой, выпотрошил ее, вывалил тлеющую смесь, от запаха которой в голове мутилось, на один из ножей с зазубринами на лезвии – там еще была кровь и сорванная кожа. Мало, конечно, мало для создания артефакта, но магия так и переполняла Эйнара – он направлял ее, не скупясь, и она заменяла недостающие компоненты. Лезвие замерцало, подтверждая реакцию.

Эйнар взял нож, почти не брезгуя, развернулся – почти вовремя. Бэрн поднял мокрую голову, смотрел прямо на жалобно всхлипывающую Мэри – но словно осознать не мог, видение это или реальность.

– Эми… – вместе со стоном, вырвалось из его рта имя.

Это всего лишь игра. Необычная, непривычная – но нужно же в жизни разнообразие. Эйнар просто избавит несчастного Борна от мучений.

Эйнар просто хотел скорее убраться отсюда.

Он подошел, быстро и бесшумно, к Бэрну со спины – Вол любезно посторонился, смотрел с распаляющим любопытством на представление. Эйнар Бэрна словно приобнял – осторожно, почти не касаясь израненного тела. Легко провел зачарованным лезвием по губам мужчины, царапая самую малость.

– Эми, – повторил Эйнар девичье имя – нежно и тихо, на ухо прошептал мужчине. От вони, от крови, от чужого страха мутило еще сильнее. – Бедная малышка Эми… вот видишь, Бэрни, что ты натворил?

– Н-нет, – Бэрн затрясся пытался дернуть головой, чтобы посмотреть кто с ним говорит, но Эйнар предпочитал оставаться лишь голосом за плечом. Незримый голос за спиной, обжигающий, леденящий шепот – это ведь так эффектно.

– Нет, нет, – Бэрн успокоился, закрыл глаза – впечатляющее самообладание, впору поаплодировать. – Это обман... уловка… Кодекс…

– Кодекс… – эхом повторил Эйнар. Он ничего, совсем ничего не знал о ситуации, мог говорить лишь абстракции, но Бэрн – сам все додумает. – Ты первый его нарушил, Бэрни, чего же ты ожидал? Тебе же предлагали, вежливо просили – скажи по-хорошему. Но ты же сильный, ты гордый, ты убедил себя, что оно того стоит. Что верность стоит испытанной боли… А малышка Эми?

Он многозначительно посмотрел на Мэри и Хосса, замерших, словно трагичная скульптурная композиция. Мэри сообразила быстрее – застонала, заплакала, так искренне, что и Эйнар чуть не поверил, что перед ним несчастный ребёнок. «Папа, папочка, спаси» – при желании можно было услышать в всхлипах. Бэрн, не в силах перебороть воздействие нехитрого артефакта – слышал, слышал родной голос. Он умел держать свой страх в узде, он не восприимчив к парам шиары – но образы, вызванные наркотической смесью, возникали перед глазами, стоило лишь Эйнару притронуться лезвием к его телу. Бэрн и так измученный, и так почти обезумевший от боли, терял разницу между реальностью и видениями, пытался оставаться разумным, но... не мог.

Он задергался в путах с неожиданной силой, забыв о боли – как крыса попавшая в капкан и готовая отгрызть себе лапу, чтобы выбраться.

– Отпустите ее, ублюдки… – он разразился бранью и проклятиями, и Мэри завыла еще громче, попыталась метнуться к «папочке», но Хосс с беспристрастным лицом делал вид, что держал ее крепко.

– Еще одно нехорошее слово, еще одно движение – и она лишится своего очаровательного ушка, – прошептал Эйнар – обыденно, уверенно, так что сомнений в его серьезности у Бэрна не возникло. И он замолк, замер едва дыша.

– Ой…пожалуй, уже поздно, - Эйнар не узнавал собственного голоса – злого, издевательского… мягкого и сладкого – как у дядюшки. Он в очередной раз приласкал лезвием разбитую щеку Бэрна. Сосредоточился, чтобы сделать создаваемый образ сильнее, сказал приказным тоном: – Отрежь ей ухо – вместо папочки, что думал, будто имеет право делиться услышанным среди Воронов.