Мистер Неправильный Номер

— У меня есть хорошие новости и плохие новости.

Я открыла рот — что это были за слова? — и снова закрыла его. Я не ожидала, что он это скажет.

Или будет прямо в моем личном пространстве.

Мне удалось выдавить:

— Эм. Какие хорошие новости?

Его лицо немного смягчилось, и он ухмыльнулся мне, прежде чем сказать:

— Я решил простить тебя.

— О. Хорошо. — Его улыбка стала горячей — и грязной — и снова заставила меня нервничать, но по-другому. Я откашлялась и спросила:

— Ну, а какие плохие новости?

Его улыбка сползла, и его голубые глаза прошлись по моему лицу, прежде чем он сказал:

— Твой брат знает о нас.

— Что? О, Боже мой! — У меня отвисла челюсть, и я не смогла сдержаться. — Как? Откуда ты знаешь? Что он сказал?

Он отвернулся от меня и пошел на кухню. — Так что ты делала сегодня вечером, Маршалл? Ты хорошо выглядишь.

Что?

— Эм, спасибо. Пошла на свидание. — Я уставилась на его спину и взмолилась: — Ради всего святого, расскажи мне о моем брате.

Он достал из холодильника два пива и передал одно мне, слегка улыбнувшись. — Расслабься. Сначала расскажи мне о своем свидании.

Я взяла пиво, но вместо ответа закатила глаза и вышла из кухни.

— Я иду на улицу, — сказала я, проходя через гостиную и выходя на темную террасу, нуждаясь в небольшом пространстве на долю секунды. Я понятия не имела, что происходит, и мне это не нравилось.

Он, казалось, совсем не был обеспокоен тем, что Джек знал о том, что произошло между нами, что было странно. И не только это, но он, по-видимому, совсем не был расстроен из-за моей стервозности.

Мне казалось, что он издевается надо мной. Как Колин старой школы из моего детства, тот, кто играл со мной, но в конечном итоге заставил меня чувствовать себя дерьмово. Я повернулась и подождала его, а когда он вошел в раздвижную дверь, я сказала:

— Это было просто свидание вслепую.

— И…? — Он упал в мой шезлонг, вытянув ноги и открывая свое пиво.

— И… хороший парень, но никакой химии. — Я открыла свою собственную банку и сказала: — А теперь расскажи мне, что, черт возьми, случилось с Джеком.

— Ну, — сказал он, глядя на меня так, как будто я был каким-то буйным ребенком: — После того, как ты вытащила меня в коридор, накричала на нас, а потом просто ушла, твой брат отобрал у меня телефон и прочитал твои текстовые сообщения.

— Серьезно? — Я знала, что написала сообщение со словами, Ночь секса, так что ему не составило бы труда посчитать. А Джек всегда был чрезмерно заботливым братом, так что его реакция тоже не была неожиданностью. — О, Боже мой, мне так жаль. Что ты сделал? Что ты сказал? Ты сказал ему, что это была просто одноразовая ошибка?

— Ну, после того, как мы подрались, потому что, да, твой брат хотел надрать мне задницу, мы пришли к соглашению.

Я смотрела на его спокойное, холодное, веселое лицо, слегка освещенное огнями центра города, и не понимала, почему он не психует. Они с моим братом поссорились из-за этого, и он подумал, что это смешно?

— Что ты имеешь в виду под соглашением?

Он уставился прямо в свое пиво, когда сказал:

— Пока я не пытаюсь обмануть тебя — его слова — его вроде как устраивает это.

— Подожди, что? — Я не знала, что это значит. — Что именно его устраивает?

— Ты и я. — Он поднял глаза и очень внимательно наблюдал за мной, в то время как я изо всех сил старалась сделать свое лицо абсолютно непроницаемым.

Потому что внутри я была просто в бешенстве. Типа, что, черт возьми, происходит? Ты и я? Колин чего-то хотел от меня, вот что это значило? Какая-то часть меня взволнованно подпрыгивала при мысли о том, что Колин хочет чего-то от меня.

Он был забавным, уверенным в себе, красивым и совершенно виртуозным в постели, но мы никогда не называли — нас иначе, как одноразовой ошибкой. Он был идеален, а я была дерьмовым шоу. Он был Ауди, а я — Короллой. В нас с Колином не было никакого смысла.

Это не могло быть тем, что он имел в виду.

Я посмотрела на свою банку пива, начала вертеть крышку и спросила:

— Он не против того, что мы случайно переспали?

— Он не против. — Он взял свое пиво и поднес его ко рту. — И всего, что мы хотим сделать сейчас.

— Все, что мы хотим сделать сейчас? — Я перестала пытаться скрыть свои эмоции и посмотрела на Колина со всем тем, что, черт возьми, крутилось у меня в голове. — Что это вообще значит?

— Это значит, — сказал он, поднимаясь со стула с ленивой, сексуальной улыбкой на губах, — Что он будет в порядке, если мы решим, что, возможно, это не было ошибкой.

Я моргнула и обнаружила, что совершенно не нахожу слов. Я споткнулась на слове:

— Но, эм, это была ошибка.

Он подошел так близко, что мне пришлось поднять на него глаза. Его голос был тихим и глубоким в темноте, когда он пробормотал:

— Была ли?

Я сглотнула и почувствовала, как мое сердце бьется во всех десяти кончиках моих пальцев. Где-то внизу взревел мотор, и я сказала:

— Я имею в виду, я думаю…

— Ты можешь честно сказать мне, что не лежала в постели, снова и снова прокручивая в уме ту ночь с тех пор, как это случилось? — Он поднял руку, заправил мои волосы за ухо и сказал: — Я думал об этом без остановки. Я стал одержим воспоминаниями о звуках, которые ты издавала, и о том, как выглядело твое лицо, когда ты сказала мне показать тебе свои навыки.

Я таяла, но все еще понятия не имела, говорил ли он просто о сексе или о чем-то большем.

— Колин…

— Почему бы не последовать этому некоторое время? — Его поддразнивание немного ослабло, и его голос был сладким, когда он сказал: — Что плохого в том, чтобы увидеть, к чему это приведет?

Я балансировала, зависая так близко к краю. Он загипнотизировал меня, загипнотизировал мыслью о связи с ним. Мысль о том, что Колин направит 100 процентов своего внимания в мою сторону, была немного пьянящей и совершенно ошеломляющей.

Но для него это было легко. Колин мог следовать за этим совершенно безобидным, нечестным способом, потому что ему нечего было терять. Колин Бек, математический гений со старыми деньгами и привлекательной внешностью модели, мог просто пожать плечами и уйти, когда ему становилось скучно.

Однако у меня было чувство, что если — нет, когда — он уйдет, у него будет сила уничтожить меня.

— Тебе не кажется, что это плохая идея? — Я посмотрела на него, удивляясь, почему мой голос был таким хриплым и неубедительным, когда я знала, что слова были правдой. — Мы даже не ладим по-настоящему, когда не занимаемся сексом.

— О, да ладно, Маршалл, — сказал он, его рот опустился так, что оказался прямо над моим. — Мы ладим.

— Черт возьми, — прошептала я как раз перед тем, как его губы коснулись моих и заставили меня забыть о здравом смысле. Его рот был таким же горячим, каким я его помнила, таким же совершенным, и он полностью поглощал меня.

О, боже мой.

Колин целовал меня, как будто он был героем боевика, и наш мир вот-вот рухнет. Он целовал меня так, словно я была его величайшей навязчивой идеей, и он не мог поверить, что наконец-то заполучил меня.

Я обняла его за шею и сделала все возможное, чтобы вернуть его расположение, вложив всю себя в поцелуй. Его рычание заставило меня улыбнуться ему в губы, что быстро превратилось в хныканье, когда он прикусил мою нижнюю губу и поднял меня.

— Это ничего не значит, — сказала я ему в рот, обхватив его ногами.

— Конечно, нет, — сказал он, как раз перед тем, как провел зубами по моей шее. Он повел меня внутрь и вверх по лестнице на чердак, его хватка усилилась, когда поцелуи стали еще более жаркими.

Я клянусь всем святым, что страстные поцелуи Колина Бека могут довести женщину до оргазма.

Когда мы поднялись на чердак, он посадил меня рядом с кроватью. Я едва могла открыть глаза — слишком, слишком тяжело, — но я увидела его раскаленный взгляд, и мой пульс участился.

— Сними футболку, Бек, — сказала я, и через секунду его футболка исчезла. Он стянул ее через голову — полуголый и красивый — и посмотрел на меня сверху вниз, а я положила обе руки на его теплую грудь.

О, святые греческие боги. Дело было не только в том, что он был точеным и загорелым, и у него была эта восхитительная татуировка, которая начиналась на его плече и спускалась по его руке. Все это делало его до смешного сексуальным, но именно едва заметный шрам от аппендицита и копна волос, идущая от пупка вниз, делали его смертельно сексуальным, потому что это было интимно.

Близко и лично в моей спальне.

Мой.

— Ты можешь как-нибудь снять это платье, но оставить сапоги, милая? — Он смотрел на меня горящими глазами с тяжелыми веками, как будто я была самым сексуальным существом, которое он когда-либо видел, что заставляло меня чувствовать себя самым сексуальным существом на планете. Его низкий голос прогрохотал: — Мне нравятся эти ботинки.

— Ты можешь расстегнуть мне молнию? — Я повернулась и подняла волосы, повернувшись к нему спиной, счастливая, что (а) на мне было платье с идеальной застежкой-молнией, и (б) На мне были одни из моих самых красивых трусиков и чулки.

Примечание: Я всегда носила чулки, потому что ненавидела провисающие промежности, которые неизбежно возникают с колготками, но в тех редких случаях, когда я раздевалась перед мужчиной, надевая их, они заставляли меня чувствовать себя чертовски соблазнительной.

Когда я почувствовала его дыхание на затылке и его пальцы начали расстегивать молнию, я задрожала в предвкушении. Он едва коснулся платья, и оно упало с моих плеч и растеклось вокруг моих ног.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки и обернулась, но мне не следовало тратить эту секунду на нервы. Напряженность на его лице, когда его глаза прожигали все мое тело, сняла все мои опасения, что я не соответствую требованиям.

— Черт возьми, Маршалл, — прошептал он, сказав это так, что я вздрогнула. — Ты просто гребаная фантазия.

Я снова положила руки ему на грудь, нуждаясь в том, чтобы он был ближе, но когда он начал целовать меня долго и глубоко, скользя руками по всему моему телу, неприятное чувство пробежало по моему позвоночнику.

Потому что он проигнорировал то, что я сказала.

Как и я. Мы оба были настолько страстны друг к другу, что “следили” за этим делом, хотели мы того или нет.

И дело было не в том, что я этого не хотела.

Дело было в том, что я не моглаа.

Я не могла этого сделать.

Колин

Я терял ее.

Она все еще целовала меня в ответ, но по какой-то причине я мог сказать, когда Оливия волновалась. Ее мышцы были напряжены, руки неподвижны, и она просто меньше присутствовала.

Она сходила с ума в своем сверхактивном мозгу, ускользая от этого.

От меня.

Я все еще не знал, было ли это из-за этого придурка Эли или из-за кого-то другого, но она была пугливой. Я не хотел быть с ней почтительным и медлительным — я знал лучше, — но я, черт возьми, чуть не упал в обморок, когда увидел ее в сапогах на шпильках, чулках и черном кружеве.

Мне хотелось упасть на колени и поклониться алтарю великолепия Оливии, но по какой-то причине такая медленная внимательность испортила Лив.

Поэтому я изменил поцелуй, сделав его более быстрым, грубым и настойчивым. Поедая этот сочный рот, как будто я был изголодавшимся зверем.