Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея

— Не беспокойтесь, дедушка Туан. Жиль с Лораном побежали в деревню. Так обрадовались открыткам — Жюстен прислал им из Гавра, каждому по одной, — что решили показать другу.

— Могли бы немного повременить. Через неделю получат еще, из Нью-Йорка, — предположил Антуан. — Не думал, что Жюстен послушает меня, старика, и вот так сорвется в Америку!

— Ба! Когда денег куры не клюют, можно все себе позволить! — сказал Пьер, показываясь на пороге дома с бутылкой виноградной водки. — Решил выпить рюмочку. Пап, тебе налить?

— Наливай! В моем возрасте я уже ничем не рискую. Чокнемся?

Пьер Дюкен, чьи волосы уже начали седеть, примостился рядом, на скамейке. Благодаря ежедневному тяжелому труду он был подтянутым, мускулистым и смотрел на мир чуть свысока.

— У тебя трое сыновей, и только я остался на родине, — продолжал он. — Гийом мечтал о Новом Свете, Жан, как выяснилось, тоже. Теперь у него в Нью-Йорке своя бакалея, но, судя по последнему письму, дела идут не блестяще. Вот я и думаю: чем там лучше, чем здесь?

— А еще Жан удивляется, что ежемесячно в Нью-Йорк прибывают тысячи иммигрантов, — подхватил Антуан. — Ирландцы, немцы, итальянцы и даже китайцы.

Ивонн так и застыла со стопкой тарелок в руках.

— А я думаю, в Нью-Йорке очень красиво. — Тон у женщины был мечтательный. — Огромные дома, статуя Свободы, Сентрал-парк… Часто, перебирая фотографии, которые нам присылает Элизабет, я представляю себя элегантной дамой где-нибудь на Бродвее…

Не зная, как правильно выговорить это слово, она произнесла его на французский манер — «Броадвай». Пьер решил мягко ее пожурить:

— Ивонн, жена моя, надо быть посерьезнее!

— Каждый имеет право помечтать, Пьер, — возразил на это старый мельник. — Жена у тебя преданная, работящая. Ивонн, милая, тебя легко представить элегантной дамой! Красивый наряд — и дело в шляпе. Надо было попросить Жюстена взять тебя с собой.

Разрумянившаяся Ивонн только порадовалась, что под липой уже царят сумерки.

Она подошла к входной двери, оббила песок со своих сабо, постучав ими по каменному порогу.

«А почему бы и нет?» — мысленно возмутилась она.

С дороги, что проходила у реки, послышались голоса. Во двор, хохоча, ворвались Жиль и Лоран, подростки шестнадцати и пятнадцати лет. За ними следом вошла молодая женщина в длинном и светлом, развевающемся на ветру платье.

— Мадемуазель Ирэн! — воскликнула Ивонн, которая только что вышла из дома с керосиновой лампой в руке.

— Добрый вечер, — робко поздоровалась гостья. — Я не помешала?

— Таким очаровательным гостям я всегда рад! — пошутил Антуан. — Мальчишки вызвались вас проводить?

— Это очень мило с их стороны, мсье Дюкен, — отозвалась Ирэн. — Я слишком пуглива, особенно для дочки бригадира жандармерии!

— Тогда они проводят вас и до дома, — заявил Пьер. — Пожалуйста, присаживайтесь!

— Налить вам сидра, Ирэн? — предложила Ивонн.

— Нет, спасибо. Я на минутку. Кто-то из местных, моньтиньякских, видел сегодня утром Жюстена — на вокзале в Вуарте. Хозяин кафе из Гервиля взялся его подвезти на своей двуколке. Вот я и подумала: может, вечером он заглянет к вам?

Жиль и Лоран так и остались стоять по обе стороны от гостьи. Старший, уже испытавший первые волнения сердца и плоти, находил Ирэн очень красивой. Он нахваливал брату ее тонкий стан, светлые белокурые волосы, выпуклый лоб и орехово-карие глаза в обрамлении золотистых ресниц.

— Жюстен приехал! — обрадовался Антуан. — Значит, завтра он наверняка приедет с новостями про мою внучку Элизабет и правнука Антонэна!

Ирэн всплеснула руками от радости, счастливо улыбаясь.

— Даже не верится! Жюстен дважды переплыл через Атлантический океан, побывал в Нью-Йорке! — восторженно воскликнула она. — И, конечно же, отправил мне открытку! Отец говорит, почта идет во Францию несколько недель.

— Так и есть, — сказал Пьер. — Мальчики получили открытки, которые Жюстен отправил еще из Гавра, почти три недели назад.

— Значит, скоро получу и я, — со вздохом произнесла Ирэн. — Что ж, мне пора! Когда увидите Жюстена, передайте ему от меня привет.

— Обязательно передадим, — пообещал старый Антуан. — Жиль, сбегай-ка в сарай за фонарем! Мадемуазель Ирэн наверняка боится темноты.

— Вы так добры ко мне, мсье Дюкен! Спасибо!

Молодежь, весело переговариваясь, ушла. Ивонн покачала головой, глядя им вслед.

— Мне так хочется, чтобы они поженились, — шепнула она, опасаясь, что, несмотря на расстояние, Ирэн могла ее услышать. — Она стала бы Жюстену хорошей женой. Ирэн — девушка образованная и прекрасно шьет. Как у нас говорят, у нее пальчики феи!

— Может, она заслуживает мужа получше, чем Жюстен? Вы как хотите, а мне его повадки не нравятся, — возразил Пьер. — Пять лет прожил в роскоши в доме этого мерзавца Лароша, сделавшего такое с Элизабет! Сколько раз мы их видели разъезжающими по окрестностям верхом или за обедом в таверне в Руйяке!

— Но Жюстен ведь ничего не знал! — заступилась за парня Ивонн.

— И ты, Пьер, не все знаешь, поэтому не осуждай его. Если уж я принял мальчика под крыло, то только потому, что сердце у него доброе и душа.

— Как скажешь, папа, — буркнул мельник. Замок Гервиль, в тот же вечер, в тот же час

Жюстен, открыв глаза, не понял, где он. Было темно, и только откуда-то слева били тонкие лучи красноватого света. В голове шумело, однако он все-таки вспомнил, как Ларош бил его кнутовищем по голове.

«Наверное, я потерял сознание, — подумал он. — Странно только, что раньше не очнулся».

Все тело болело, во рту сохранился острый вкус крови.

«Старый безумец бил меня еще, пока я был в отключке? — предположил он про себя. — Нет, тут что-то другое…»

И тут Жюстен вспомнил, как его столкнули с крутой лестницы и он, пересчитав спиной все каменные ступеньки, растянулся на мощенном булыжником полу. Ему вдруг стало страшно до жути. Он осторожно обшарил пол вокруг себя. Пахло плесенью и пылью, а еще почему-то вином и экскрементами.

— Где я? — в ужасе произнес он.

Эхом его вопросу стало чье-то прерывистое дыхание. Вероятнее всего, это был погреб или, и того хуже, склеп, и Жюстен оказался тут не один.

— Мсье! — едва слышно позвал кто-то. — Мсье Жюстен, это вы?

У Жюстена на секунду замерло сердце: этот голос был ему хорошо знаком.

— Роже?

— Я, мсье! Я вас не вижу. Наверное, мы метрах в десяти друг от друга.

— Сейчас я к тебе подберусь! Ты только говори, чтобы я знал, где ты. Кажется, справа от меня!

Неожиданно во мраке блеснул крошечный огонек. Мелькнуло бледное лицо Роже, и темнота вернулась. Жюстен пополз на локтях, даже не попытавшись подняться. Наконец он задел ногу своего конюха, отчего бедолага глухо вскрикнул.

— Мсье, кажется, мы в башне, в старой караульной! — пробормотал Роже. — И вы поосторожнее! На ноги я встать уже не могу, приходится облегчаться прямо тут. Оставайтесь, где вы сейчас!

— На это мне наплевать, — отвечал Жюстен. — И не называй меня больше «мсье». В эту передрягу мы попали вместе. Бедный мой Роже! Сколько ты уже тут?

— Неделю, а может, и больше. Клянусь, если выберусь, то сверну этому кретину Алсиду шею!

Жюстен подобрался еще ближе, так что смог потрепать Роже по плечу.

— И я тебе охотно в этом помогу, — сказал он. — Гад! Он пристрелил Районанта и оставил гнить в деннике!

Роже беззвучно заплакал. Он еще раз щелкнул кремневой зажигалкой, и Жюстен увидел его измученное лицо.

— Видит Бог, мсье, я отказался! Вы должны мне верить! Дело было вечером. Ваш батюшка пришел в конюшню, опираясь на Алсида, который нес охотничье ружье. И приказал, чтобы я завел Районанта в денник и застрелил. Я сказал «нет». И пригрозил, что схожу за жандармами.

Молодой конюх дышал тяжело, чувствовалось, что силы его на исходе.

— Не напрягайся так, тебе это сейчас вредно, — попросил Жюстен. — И зажигалку потуши, ее надо экономить. Роже, я тебе верю. Я знаю, что ты — парень честный и не меньше моего любишь лошадей.

— Нет, я должен вам рассказать — на случай, если отсюда не выйду! Я разозлился, сказал старому хозяину, что он совсем выжил из ума. Видели бы вы, как его перекосило! Я и глазом моргнуть не успел, как он выхватил у Алсида ружье и выстрелил. От страшной боли я сомлел и очнулся уже тут, в темноте. Повезло еще, что пуля, похоже, прошла через ляжку, навылет, и кость не задета. Сперва я даже как-то ходил — иначе уже бы умер от голода и жажды. Так они все-таки убили вашего красавца Районанта… Вот жалость!

— У нас с тобой есть заботы поважнее, Роже! Ты весь горишь. Я никогда не спускался в бывшую караульную. Насколько помню, в глубине винного погреба есть люк, который сюда ведет. Моя мать, Мадлен, прятала здесь краденое, я прекрасно это помню, потому что она этим хвасталась. С тех пор мне противно было даже слышать о караульной.

— И слава Богу, что она это делала, мсье! Если я до сих пор жив, то лишь потому, что нашел под большим куском брезента тайник с вином и консервами.

Подбодренный присутствием Жюстена, Роже стал пространно рассказывать о том, как выживал, всеми забытый, раненый, в подвалах замка.