Кровь и туман

Ошибочка вышла. Машина-то не стоит, а подпирает капотом покривившийся фонарный столб.

Даю по тормозам, но салон пока не покидаю. Опускаю стекло со стороны пассажирского сидения и выжидающе гляжу на блондинку. Её голова лежит на руле, волосы закрывают лицо. Я не понимаю, в сознании ли она. По-хорошему, конечно, стоит вызвать скорую, но я осторожничаю.

А то как последний дурак брошусь ей помогать, а она окажется какой-нибудь бешеной дриадой, и что потом делать?

— Эй! — окликаю я. — Живая? Блондиночка!

Кряхтит. Поднимает голову. Поворачивается. Стёкла солнцезащитных очков треснули, и теперь на меня смотрит один ярко-голубой глаз, принадлежащий вполне себе знакомому лицу.

— Вот это фокус, — протягиваю я.

Славина подружка. Та самая, ради которой она и в огонь, и в воду.

Глядит на меня внимательно. Осматривает так, будто приценивается. Снимает очки, бросает их на соседнее сиденье.

— Бен, — заключает задумчиво.

Так меня нынче только Слава и Нина называют. Услышала от первой, должно быть.

— Ты угрохала машину за лям — минимум, — сообщаю я.

Лия оглядывается по сторонам. Морщит нос, фыркает.

— Не очень-то она мне и нравилась всё равно, — заявляет Лия.

Выходит из машины. Точнее, вываливается, пошатываясь. Тут уж у меня включается режим защитника. Сам выскакиваю из салона, иду к Лие, чтобы помочь. У девчонки может быть сотрясение мозга, и тогда уже сама Слава с меня шкуру спустит, если узнает, что я был на месте и не сделал ничего, что могло бы облегчить состояние её подруги.

— Руки убрал, — требует Лия, когда я тянусь к её талии.

— Не очень-то уж и хотелось, — прыскаю. — Только ты едва на ногах стоишь.

Лия демонстрирует мне указательный палец. Думаю: перепутала, а значит точно не всё в порядке с головой. Но нет, блондинка просто просит меня замолчать, а сама лезет в сумочку, перекинутую через голову. Достаёт книжку в плотной обложке. Открывает — а в ней что ни страница, то рваный кусок.

— Что делать собираешься? — спрашиваю я с интересом.

Лия хмурится.

— Сейчас лекарство наколдую.

А у самой руки дрожат. Я цокаю языком, устало вздыхаю. Выхватываю сначала книжку из тонких пальцев, затем эти же пальцы перехватываю в кулаке, который несётся навстречу моему лицу.

— Спокойно! — восклицаю я. — Я не граблю, а помогаю!

— Прибереги свой героизм для тех, кому не всё равно, — ворчит Лия в ответ. — Сейчас единственная польза, которая может быть от тебя — это не мешать мне.

Быстро оглядываю пострадавшую. Первое, что замечаю — здоровенный алеющий синяк на её лбу.

— Нехило тебя приложило. Как так вышло вообще? Первый раз за рулём?

— Да нет, — Лия вздыхает. — Я просто забыла про кое-что и испугалась, когда увидела. Дёрнула руль… и вот.

Я не трогаю ведьму, когда она отходит к багажнику, кладёт на него книгу и принимается колдовать. Лишь со стороны смотрю с очередной сигаретой, зажатой в уголке рта. Не понимаю, что Марку могло в ней понравится. Ещё больше не понимаю, на что он до сих под надеется. Её не было в штабе около недели, а он всё ходил, и ныл, и ныл, и ныл… Придумал, кажется, уже тысячу и один способ, как заставить её в него влюбиться.

Такое чувство, что все разы до этого хоть один из этих способов прокатывал!

— Чего ты испугалась-то? — спрашиваю, когда Лия подводит магический ритуал к концу, сжигая кусочек бумаги и сжимая его в кулаке.

Ещё несколько секунд молчания. Затем Лия подходит ко мне. Совсем близко. Прям вплотную. Чудом только тлеющий пепел с моей сигареты не падает на её распущенные волосы.

— Глаза видишь? — вместо ответа спрашивает она.

— Дебильный вопрос, — отвечаю я.

Только в глаза-то всё равно смотрю. И замечаю впервые, что они разного цвета.

— У тебя, это самое, — говорю. — Дислексия.

— Гетерохромия, — поправляет Лия недовольно. — Мозга у тебя, как у динозавров. Странно, что ты не вымер ещё.

— Зато я вожу нормально.

Лия одаривает меня презрительным прищуром.

— Подвезёшь тогда, — бросает, проходя мимо. — Гонщик, блин.

— А куда тебе?

Лия не отвечает. Забирается на пассажирское сидение моего внедорожника, перекладывая букет цветов на колени. Я плюю сигарету себе под ноги, тушу её носком ботинка и иду к водительской двери.

Хочешь — не хочешь, а дорога моя, похоже, лежит в направлении, изменить которое не способен даже самый навороченный навигатор.

Ну, в штаб, так в штаб. * * *

Пассажирка моя выскакивает из салона даже раньше, чем я припарковываюсь. Забывает и про цветы, и про то, что десять минут назад в аварию попала. Пока я закрываю машину и поднимаю с асфальта уроненный букет, Лия уже исчезает за дверью штаба.

Чуть погодя я следую за ней и, когда тоже оказываюсь внутри, сразу попадаю под перекрёстный огонь звуковой атаки.

Не знаю, что там с сиренами, но девчачий визг — это то ещё оружие массового поражения.

— Что с твоей ногой? — первой снова по-человечески начинает разговаривать спрашивает Лия. — Меня в городе не было всего лишь…

Слава снова прижимается к ней, заставляя замолчать. Лие не видно её лица, в отличие от меня, как не видно и выражения чистого наслаждения от присутствия рядом близкого сердцу человека.

Она её любит — это очевидно.

А я всё ещё не знаю, что чувствую.

— Прости меня, — говорит Слава. — Я не пыталась выйти на связь… Но Ваня сказал, что за тобой пришли родители и увели прочь. Я не знала, имею ли право вас тревожить!

Они смотрят друг другу в глаза. Пристально. Неотрывно.

И молчат так многозначительно…

Обычно в кино после этого следует страстный поцелуй, и я, чёрт, на полном серьёзе убью себя прямо здесь и сейчас, если это произойдёт!

— Да, да! — энергично кивает Лия, хотя никто так и не произносит ничего вслух. Только обходя их и вставая наконец так, что мне видно оба лица, я понимаю, что её слова уже не относятся к тому, что я слышал. — Нет больше никакой иллюзии, скрывающей корни моей прабабушки. Теперь я — это на все сто процентов я. Ну, если не считать того, что раз в несколько месяцев мне всё ещё нужно подкрашивать волосы. Мой натуральный цвет, увы, не такой золотистый…

Слава смеётся. Её глаза блестят. Интересно, со стороны все счастливые выглядят именно так: глупо, беззаботно… одновременно и как идиоты, и как те, кто только что познал саму священную суть?

— Я знала, что ты слишком идеальна, а так не бывает!

Они снова обнимаются. Мне стоит ревновать, или это нормально? И вообще, почему я до сих пор стою тут и хрущу цветочной обёрткой?

— Что с твоей ногой?

Нет, серьёзно, как какой-то извращенец из фильмов про педофилов. В комнату пойти, что ли?

— Я теперь химера.

Что за дурацкое выражение? Я Славе, вроде, раз двести уже сказал, что она не имеет ничего общего с творениями Христофа, а она всё туда же. Будто… нет, конечно, глупо, но будто ей даже нравится это сравнение.

— Кто-кто?

— Забудь. Считай, просто старая военная травма.

Я отвлекаюсь, когда на лестнице появляется Полина. Идёт по своим делам. Проходит мимо Славы и Лии, приветствует вторую, поздравляет с возвращением. А когда меня замечает, улыбка сразу гаснет.

Мы расстались приятелями, но такую дружбу, на самом-то деле, и врагу не пожелаешь. Мы не ненавидим друг друга, но то, что между нами происходит, даже хуже ненависти. Тотальный дискомфорт. Игра на публику. Ощущение, будто тебя сажают в аквариум со змеями и предлагают представить вокруг морские волны вместо извивающихся под ногами холодных скользких тел.

Секунду Полина смотрит на меня. Затем возвращает улыбку обратно и коротко кивает. Я отвечаю тем же.

Идеальные, блин, претенденты на какую-нибудь престижную актёрскую премию.

— А ты чего обратно веник-то припёр? — вдруг спрашивает Слава.

Я опускаю глаза на измятые цветы.

— Забыл подарить, — оправдываюсь я.

Частично — правда. Только не забыл, а не хотел.

Мне они всё равно без надобности, поэтому просовываю между Славой и Лией и легко бросаю букет последней в грудь.

— Тебе. С возвращением.

— М-м, спасибо, обойдусь, — брезгливо морщась, говорит Лия.

Слава коротко хмыкает. У меня нет настроения пререкаться, поэтому я бросаю букет прямо на коврик у входной двери.

— Ну и плевать.

Иду к лестнице. Слава окликает, спрашивает, какая муха меня укусила. А я не отвечаю, чтобы не ляпнуть лишнего.

За мной, разумеется, никто не идёт. Я жду и пока плетусь в комнату «Альфы», и даже когда падаю лицом в подушку, оставляя при этом дверь слегка приоткрытой, чтобы услышать кряхтение человека, пытающегося справиться с подъёмом по ступенькам с тростью, и помочь ему.

Но из коридора только чужие голоса доносятся.

Каким же жалким ты стал, Прохоров. Предел предела. Осталось только разреветься.

— Ты рано вернулся! — раздаётся голос Марка где-то в стенах комнаты.

Я переворачиваюсь на живот. Марк выходит из ванной комнаты, и наша общая быстро наполняется тёплым влажным воздухом. Чтобы оставить его внутри, Марк подлетает к входной двери и закрывает её, легко толкая бедром.

— А ты уже спать собрался, что ли? — спрашиваю я.

— Работал в оранжерее, — объясняет Марк.

Этого достаточно, чтобы мне больше вопросов не задавать. Миротворцы после таких работ всегда приходят по самые уши в земле.

— Значит, с Алесей не сложилось?

Ага. Предсказуемо, конечно, было, что этой темы будет не избежать, но не так же сразу с места — в карьер.

— Не-а.

— Она тебе не понравилась?

— Не знаю. Вроде, нормальная.

— А что не так тогда?

Провожу руками по лицу. Почему всё всегда должно быть так сложно?

— Ты, может, Полину ещё любишь?

Только этого не хватало! И ведь знает же сам прекрасно, что это не так, а всё равно спрашивает!

— Не беси меня, — прошу я.

— Извини.

Марк садится на свою кровать в одних трусах, так и не одевшись. Глядит на меня, потом в окно, за которым уже ничего, кроме светлых пятен одиноких фонарей, не видно. Думает о чём-то.

Ничем хорошим это для меня точно не кончится.

Нужно было выбросить Лию у штаба, а самому поехать домой, как и хотел изначально.

— Я просто переживаю за тебя, — продолжает Марк.

Удержать усталый вздох — выше моих сил.

— Завязывай.

— Не могу. Что-то с тобой не так, только я понять не могу, что…

Удивительно: как тот, кто влюбляется буквально по щелчку, не может разглядеть подобные чувства в своём лучшем друге? Или я маскируюсь хорошо? Может поэтому Слава этого и не видит?

— Тебя, кстати, Ваня искал, — уже повеселев, сообщает Марк. — Просил, чтобы ты заскочил в лабораторию, когда вернёшься.

— Отлично.

Любой повод избегать разговоров в стиле переливания из пустого в порожнее — как тонущему спасательный круг. Поэтому сразу подскакиваю на ноги и ретируюсь из комнаты. Переодеться бы ещё, конечно. Сменить наконец рубашку и бабочку на что-то более стильное и комфортное.

Решаю заняться этим позже: по одной проблеме за раз. Пока главное — избежать Марковых расспросов.

Всё равно у него на это ещё целая бессонная ночь будет.

Ваню, как Марк и говорил, нахожу в лаборатории, где как обычно воняет так, что глаза на лоб лезут. Не представляю, как здесь вообще работать можно, тем более головой. А тем более будучи оборотнем, с их-то нюхом.