Кровь и туман
- Автор: Анастасия Усович
- Жанр: Любовные романы / Фантастика
Читать книгу "Кровь и туман"
— Что? — я не могу сдержаться — вскакиваю. — О чём ты?
— Они планируют покинуть Дубров, пока королева не совершила очередную попытку добраться до меня. Родители возвращаются в город завтра, и завтра же мы уезжаем.
В горле застревает отчаянное «нет». Я, вмиг обессилев, оседаю обратно на стул.
— Другого выхода нет? — спрашиваю осторожно.
— Не знаю, — Лия, до этого всё время стоявшая ко мне спиной, поворачивается вполоборота. — Родители могут обеспечить мне какую-никакую, но защиту. Полагаю, именно этим они и занимались последние восемнадцать лет. Если бы не они, королева давно бы до меня добралась.
— То есть, всё дело только в этом? В защите?
— Ну да.
— Тогда у меня есть идея, — уверенно сообщаю я. — Только ты сразу не руби с плеча.
Лия подходит обратно к столу. Упирается ладонями в его край, наклоняется ближе.
— Я слушаю.
— Ты можешь стать добровольцем, — на выдохе произношу я. — Штаб обеспечивает неприкосновенность любым своим служащим, независимо от звания. Страж ты или доброволец — если ты принадлежишь штабу, ты автоматически получаешь право на защиту.
— Ты с ума сошла? — восклицает Лия. На её губах играет недобрая улыбка. — Мои родители убьют меня, если я стану добровольцем!
— Но это отличный шанс для тебя остаться в Дуброве!
— А смысл? Меня всё равно ничего здесь не держит. Ни друзей, ни парня, — Лия запускает пальцы в волосы и легко их ерошит. — Может, Дубров — просто не моё место?
Я понимаю, что Лия имеет на это полное право: собрать вещи и уехать восвояси, но никак не могу заставить себя уважительно отнестись к подобному решению.
Если Лия уедет, она оставит не город, а меня. Жаль, что сама Лия об этом даже не подозревает.
— Помнишь, ты говорила, что моё общество кажется тебе правильным? — спрашиваю я.
Лия кивает, но с сомнением ведёт бровью. Мне кажется, что она жалеет об откровении, которое себе позволила.
— Это твоё ощущение не беспочвенно. Я… мы уже были с тобой друзьями. Лучшими подругами, вообще-то. Почти как сёстры. — Я встаю. Лия, несмотря на то, что нас разделяет целый стол, едва заметно подаётся назад. — Да, точно. Сёстры.
— Я тебя не понимаю, — тихо, почти шёпотом произносит она.
Если я сейчас обо всём расскажу Лие, Бен, вероятно, убьёт меня.
Но если промолчу и позволю Лие уехать, Бену, боюсь, уже не будет нужды марать об меня руки, потому что этим я займусь сама.
— Мы можем переместиться куда-нибудь, где будет удобнее? — спрашиваю я. — Я задолжала тебе одну очень долгую историю.
Я возвращаюсь в штаб не потому, что мне больше некуда идти, но потому, что именно там я надеюсь остаться наедине со своими мыслями и хорошенько обдумать всё, что произошло.
Взгляд Лии, которым она одарила меня, стоило только закончить историю, наверняка будет сниться мне ночами ещё долгое время, если, конечно, мне вообще когда-нибудь удастся уснуть.
— Это было ошеломляюще разгромно, — сообщает Рис, идущий рядом.
Его мнения никто не спрашивал, и всё же он делится им, потому как на самом деле это моё мнение.
И оно верное. Случилось фиаско. Полный и безоговорочный провал.
— Честно скажи: ты сама чего вообще ожидала? — продолжает наседать Рис.
Каждый раз, когда я пытаюсь игнорировать его, его голос становится всё громче.
— Ваня и Даня отреагировали спокойно.
— Они тебя с рождения знают. А тут девчонка — без году неделя как вообще начала с тобой общаться.
— Я думала, она поймёт, что…
— Что ты сумасшедшая? Ну, так она и поступила.
— Нет, — я устало качаю головой. Споры самой с собой выматывают не хуже любой битвы. — Что она не должна никуда уезжать.
— Ты странная, Слава Романова. — Краем глаза замечаю, как Рис тает в воздухе, оставляя за собой прозрачную волну.
Я странная. И это мне заявляет моё же собственное подсознание в лице серийного убийцы.
Я останавливаюсь на тротуаре, прям посередине, как шла. Оглядываюсь по сторонам. Улицы наполнены любителями воскресных прогулок. Они: в парах, группами и поодиночке, — бредут по своим делам и не обращают на меня никакого внимания.
Я провожаю некоторых из них взглядом, и вдруг ловлю себя на том, что упираю кулак в своё солнечное сплетение в попытке заглушить боль где-то в груди. Я почти уверена, что это не сердечный приступ, но делу это не помогает: ни успокоиться, ни переключиться, ни расслабиться.
Я никогда не жаловалась на здоровье, и сейчас проблема тоже не в нём, а в том, что мне нужна помощь. И в этот раз — профессионала.
Я знаю, кому звонить, и у меня даже есть его номер телефона, как я помню. Впервые за всё время руки не подводят меня, отзываясь лёгкой нервной дрожью, когда я достаю мобильный и нахожу в записной книжке нужный номер.
По призванию он миротворец, но по второму высшему образованию он психолог, и я надеюсь, у него всё ещё есть право проводить терапию, несмотря на долгое отсутствие практики в данной сфере.
Так или иначе, была — не была.
— Привет, ребёнок! — весело приветствует меня Валентин после второго гудка.
Близнецы Филоновы на отца семейства внешне совсем не похожи, но в мелочах характера — буквально копия. Разве что у Вани в этом коктейле больше преобладает мамин жёсткий нрав.
— Здравствуйте, — говорю я.
И голос сразу выдаёт меня. Поэтому Валентин спрашивает:
— Всё хорошо?
Некоторое время назад, на занятиях, Валентин стал первым из взрослых, кто поинтересовался за моё состояние. Тогда я решила, что дело во мне, мол, перестала старательно притворяться, но, как оказалось, наоборот — всё дело в самом Валентине. Возможно в том, что он — психолог, а, быть может, просто очень чуткая натура, но, так или иначе, мужчина всегда умудрялся улавливать любые изменения в настроении не только моём, но и других окружающих.
Я видела это несколько раз, когда была у Филоновых в гостях. Так ему удавалось успокоить жену и предотвратить конфронтацию с ней ещё до начала самой конфронтации.
— На самом деле, нет, — честно признаюсь я. — Дядя Валя, мне бы с вами поговорить.
— Конечно. Когда ты хочешь?
— Сегодня. И, желательно, прямо сейчас.
— Ладно, — задумчиво произносит Валентин. — Ты подойдёшь к нам?
— Давайте лучше в штабе.
— Хорошо. Я буду там через пятнадцать минут.
— Я буду через пять, — отвечаю я. — Подожду вас в гостиной.
— Договорились.
Я отключаю вызов, убираю телефон обратно в карман и поднимаю глаза на здание перед собой, от которого меня отделяет четырёхполосная проезжая часть. Штаб должен был со временем стать для меня вторым домом, каковым является для других стражей. Но я — уникальный случай. У меня всё ещё и первого дома толком нет. Возможно, именно поэтому каждый раз, когда случается что-то, что на некоторое время выбивает меня из колеи, вокруг себя я хочу видеть именно эти стены.
Я сижу в гостиной в полном одиночестве. Никогда бы не подумала, что в штабе всегда так шумно, однако сейчас, в воскресный день, тишина звенящая. Конечно, помещения не пустуют: кое-где можно найти одиноких стражей, занятых своими делами, или кого-то из дежурных, но по сравнению с общим количеством снующих по этажам в будни, эта пустота пугает своими размерами.
Я думала взять одну из забытых на журнальном столике книг и полистать, но не смогла заставить себя привстать с дивана и протянуть руку. Сил хватило только на то, чтобы уставиться в одну точку и ждать.
По крайней мере, боль в груди отступила.
— О, вот ты где, — говорит Валентин, появляясь в дверном проёме, словно мы не договаривались встретиться здесь, а он сам меня нашёл. — Привет.
Я поворачиваю голову в его сторону и отвечаю короткой улыбкой.
— Здравствуйте.
Он говорил, что подойдёт в штаб через пятнадцать минут, но сейчас я не могу с точностью сказать, что они не прошли для меня за одну секунду. В какой-то момент я, видимо, выпала из реальности, словно погрузилась под воду с головой, и только приход Валентина сумел вытащить меня обратно на поверхность.
Я забираюсь на диван с ногами, поочерёдно стаскивая сапоги. Валентин присаживается напротив меня, выбирая не другой диван, а край журнального столика. Для этого ему приходится согнуть спину и устроиться явно неудобно, но, по крайней мере, мы сидим друг напротив друга.
— Итак, ты хотела поговорить… — начинает Валентин.
Он смотрит на меня выжидающе, пропуская взгляд карих глаз не через стёкла очков, а поверх них.
— Да, — признаю я.
Это труднее, чем я думала. Слова застревают в горле кусками наждачной бумаги.
— Я слушаю.
Валентин складывает руки на коленях. Для этого ему приходится сгорбиться. Теперь он смотрит на меня из-под опущенных ресниц.
«Мне кажется…»
— Я схожу с ума.
Первую часть предложения я оставляю для себя, вторую произношу вслух. Шоковая терапия. Хватит ходить вокруг да около, пытаясь игнорировать огромного слона в посудной лавке.
Брови Валентина ползут вверх, но удивления в этом действии совсем нет. Это пугает.
— И с чего ты так решила? — спрашивает Валентин.
— Я плохо сплю, — начинаю я издалека. Перечислять все симптомы или только самые страшные? — Много ем, иногда не понимаю, реально ли то, что я вижу, слышу чужие голоса в голове и вижу то, чего нет на самом деле.
Замолкаю, поджимая губы. Валентин слушает внимательно, но совсем не меняется в лице. Поверил ли он мне? И если да, почему сказанное мной его не шокирует?
— Как считаешь, в чём причина твоей бессонницы? — спрашивает Валентин чуть погодя. — Не можешь уснуть или просыпаешься от кошмаров?
— И то, и другое, — отвечаю я, пожевав губами. — Но больше первое.
Валентин кивает. Мне кажется, таким способом он запоминает то, что я говорю, как если бы у него в руках был блокнот, где он бы поставил галочку напротив одного из видов бессонницы.
— Что насчёт еды? Увеличился аппетит или таким образом пытаешься подавить стресс?
— Определённо второе.
— Расскажи о голосах и видениях.
— Я вижу и слышу одного человека, который давно мёртв.
— Он был твоим другом?
Валентин знает о Кирилле. Ещё бы ему не знать. И он думает, что дело именно в нём, ведь приближается та самая дата, говорить о которой при мне не принято.
Если бы всё было так просто…
— Не знаю, — я качаю головой. — Он … он был…
Рис появляется за спиной Валентина неожиданно, я даже вздрагиваю. Он просто выходит из-за него с кособокой улыбкой на губах и кудряшкой, спадающей на лоб, и мне хочется кричать.
— Я знаю, что он не существует, потому что он умер на моих глазах, но из-за этого видение не становится слабее. — Я не свожу взгляд с Риса, и Валентин это замечает. Он оборачивается через плечо, но, разумеется, никого за собой не находит. — Он говорит со мной, он высказывает своё мнение. Оно моё, я знаю, но когда эти мысли приходят мне в голову отдельно, я не воспринимаю их, а когда их озвучивает он, я не просто слушаю, я… верю.
Валентин прикладывает ладонь ко рту и проводит по губам, словно стирает что-то. Затем чешет указательным пальцем заросшую каштановой щетиной щёку. При этом он смотрит куда-то мимо меня, а значит едва ли ждёт продолжения моих слов. Размышляет. И, похоже, это даётся ему с трудом.