Имя мне - павший

— Никакого желания, — Дрого снял шляпу и стал методично стряхивать с нее листья, веточки, грязь — весь сор, который налип во время возни с Джонатаном Хоффом.

— Даже после такого?

— В моем районе это, — он кивнул на озеро, в пучинах которого таился иной мир, — всего лишь недоразумение. А в районе Улы — правда жизни.

— Странно, — продолжил свою мысль Артмаэль, — обычно это отбросы цепляются за жизнь, а этот…

С благородным презрением в голосе Дрого сказал:

— А этот и был отбросом. Без совести и сострадания. Подонок.

Они молчали, пока часы мерно отсчитывали секунды.

Артмаэль, похоже, напряженно думал, пока не выпалил:

— Он не достоин этого, — и указал на озеро. — Он должен либо шататься по улицам призраком, либо быть с нами. Где… где справедливость?

Горько улыбнувшись, Дрого вздохнул и медленно, как ребенку, объяснил:

— Он не запятнал себя кровью.

— Но ты же сказал…

Но Дрого не дал ему договорить: ненавидел, когда его перебивают.

— Он гулял, пил, доводил мать и отца до нервного срыва, измывался над слабыми, ставил себя выше закона и морали. Даже Он для него не авторитет. Но никто не умер.

Артмаэль скорчился, как персиковая косточка.

— То есть технически он чист?

— Увы.

— Все равно не пойму: чем мы хуже него?

Вздохнув, Дрого водрузил на голову шляпу и собрался уходить.

— Запомни, Артмаэль: мы — великие грешники, и не нам решать, кто хуже нас, а кто лучше. Все равно выбирает Он, — сказал Дрого и исчез.

* * *

Проснувшись в семь утра, Гермиона Грейнджер еще полчаса повалялась в постели, прижимаясь щекой к подушке в хлопковой наволочке. Потом все-таки собралась с духом и пошла в душ — в девять у нее встреча с мистером Макензи, на которую нельзя опаздывать.

Позавтракав, она вдруг вспомнила, что не достала из шкафа те синие туфли, в которых собиралась пойти на встречу. С одной стороны, можно было приманить туфли заклинанием, но с другой — хотелось сделать это просто, собственными руками.

Проходя через гостиную в спальню, Гермиона взглядом наткнулась на календарь и блаженно вздохнула: до возвращения Рона осталась одна неделя. Конечно, и миссис Уизли, и мистер Уизли с нетерпением ждали возвращения своего сына, вдруг вышедшего из тени своих братьев. Никто и не мог подумать, что Рон найдет себя не в Отделе магического правопорядка, как Гарри, не в спорте или, на крайний случай, ведении бизнеса, а в дипломатии.

Выдержки ему по-прежнему не хватало, что правда, то правда. Но зато Рон умел легко найти общий язык с человеком, вовремя пошутить, когда обстановка накалялась, обладал нужной долей упрямства для защиты интересов Британии, любил красиво одеваться и быть на виду. Для всех настоящим шоком стал его уход из мракоборческого центра, куда он с таким трудом попал, и поступление на службу в должности помощника заместителя начальника Отдела международного магического сотрудничества. Никто не верил, что Рон надолго задержится там, но он понемногу продвигался по карьерной лестнице и за три года дослужился до замначальника отдела.

Командировки стали привычным делом, и это единственное, что огорчало Гермиону. Иногда ей казалось, что, не уйди Рон из мракоборцев, они поженились бы куда быстрее, а так, погрузившийся в работу, он то ли не успевал, то ли забывал сделать ей предложение.

Туфли легко отыскались в шкафу, где царил абсолютный порядок. Гермиона, переодевшись в элегантный костюм, накинула легкую мантию, которую маглы могли принять за обыкновенный плащ, и трансгрессировала.

Место, в котором она оказалось, было задним двором французского ресторана в Белгравии, в получасе ходьбы от дома мистера Макензи. Она специально заранее подыскала безлюдное местечко поблизости (коих в Белгравии было не так уж и много), ведь трансгрессировать прямо в дом простого знакомого, даже по приглашению, у волшебников считалось дурным тоном.

Гермиона взглянула на наручные часы: восемь часов семнадцать минут.

Самый короткий путь до особняка мистера Макензи лежал через узкие улочки, неизвестно как появившиеся в величественной Белгравии. Двое человек не могли разойтись здесь, не задев друг друга рукавами. Но Гермиона выбрала именно этот путь.

Дома, стоящие близко друг к другу, отбрасывали тень, так что улочка оказалась в полутьме. Будь она в другом районе, где-нибудь в Ист-Энде, Гермиона бы непременно насторожилась, но в Белгравии на сотню жителей приходится ноль целых двадцать пять сотых преступника, и опасаться было нечего.

Но тут Гермиона почувствовала, что за ней кто-то следит. Она обернулась: с водостока на нее глазами-бусинами глядел черный ворон.

Гермиона тихонько хихикнула. Трусиха! Испугалась какой-то птицы. Она снова почувствовала на себе взгляд, но в этот раз не обратила внимания.

В бок уперлось что-то твердое: Гермиона даже не успела среагировать. Она настолько потеряла бдительность, что оставила палочку в сумке, куда теперь не дотянуться — нападавший скрутил ей руку быстрее, чем она успела бы сказать «снитч».

Гермиона попыталась лягнуть его в колено — не получилось. Увы, чем рядовые волшебники редко могут похвастаться, так это хорошей физической формой. Квиддичем обычно занимались либо ученики Хогвартса, да и то не все, либо профессиональные игроки, от мракоборцев требовалась минимальная подготовка на случай, если сломается палочка или придется преследовать преступника бегом. Но Гермиона ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим не относилась, и для нее волшебная палочка была всем и даже большим, чем просто «все».

— Доставай деньги, — что-то твердое, похоже, нож, ткнулось в бок: послышался треск разрезаемой им ткани.

Гермиона решила, что это ее шанс: сделать вид, что ищет кошелек, а самой вытащить палочку. Она уже было потянулась к сумке, но…

Нападавший закричал и резко дернулся. Нож полетел на землю, руки, удерживающие Гермиону, разжались, и она обернулась.

Бой с тенью — по-другому это не назовешь. Грабителю вывернуло руку, как это показывают в фильмах про Скотланд-Ярд, но позади него ничего не было. Н-и-ч-е-г-о. Не могла же пустота драться?

* * *

В этот раз Дрого едва не опоздал. Явись он тремя минутами позже, и все Его замыслы были бы нарушены.

Гермиона Грейнджер, родилась девятнадцатого сентября 1979 года. Умерла шестнадцатого мая 2004 года. Причина смерти: ножевое ранение.

Он привычным движением поправил шляпу и стал ждать, когда горе-воришка всадит Гермионе Грейнджер нож в печень. Смерть наступит в течение двух минут — интересно, кто учил уличного грабителя так мастерски орудовать ножом?

Дрого знал о нем многое. Уильям Брук, докер, человек не из трусливых. Десять с половиной минут назад он, разъяренный, как лев, вылетел из особняка мистера Гаррисона, заказчика, для которого он неделю назад разгружал шхуну и от которого уже неделю требовал причитающуюся оплату. Его мать пьянствовала, дома пилила жена, качая в коляске шестимесячного сына, старшая дочь в возрасте четырнадцати лет норовила ночью уйти из дома на какую-нибудь вечеринку, а денег не было. Уильям Брук был не просто в бешенстве — он был в отчаянии.

Просто Дрого случайно коснулся его, когда Брук прошествовал мимо него к своей жертве.

Гермиона Грейнджер попыталась пнуть Брука в колено, но он только переставил правую ногу и повернулся к Дрого боком. Теперь были видны не только спины, но и лица.

Дрого быстро пробежался взглядом по физиономии Уильяма Брука. Типичный докер из Ист-Энда: грубые черты лица, приплюснутый большой нос, кустистые брови. Ничего необычного. Теперь Дрого обратил внимание и на Гермиону Грейнджер.

Тоже ничего примечательного. Греческий нос, кудрявые темные волосы. Рот зажат мозолистой рукой Уильяма Брука.

Дрого вытащил из кармана часы: 8:24. Через минуту Уильям Брук, услышав вой полицейской сирены, растеряется и пырнет Гермиону Грейнджер ножом прямо в печень. Смерть наступит в течение десяти секунд.

Снова попытка вырваться. Уильям Брук вынуждено повернулся, и теперь Дрого смотрел Гермионе Грейнджер прямо в глаза. В карие перепуганные, полные безнадежности глаза. Такие знакомо незнакомые глаза.

Замерев, Дрого не мог отвернуться, но и не мог дальше смотреть, зная, что через пятьдесят пять секунд эти глаза закроются. Что-то в них было далекое, напоминавшее о… прошлом?

Тридцать девять секунд… Дрого решился.

* * *

Плача, она беззвучно шевелила губами, вспоминая «Отче наш». Как давно она не молилась! Может, и не вспомнила бы о том, что принадлежит англиканской церкви, не окажись сейчас в подворотне с ножом, приставленным к боку. С верой так всегда: гром не грянет, мужик не перекрестится.

Она заканчивала мысленно твердить последние слова молитвы, одновременно отыскивая в сумке палочку, как вдруг рука, зажимавшая ей рот, с силой впечаталась в челюсть и так же резко пропала. Гермиона поняла, что ничего больше ее не держит, и отскочила в сторону.

Всклокоченная, она с ужасом смотрела, как грабитель кричит, хватаясь за ушибленные места, и сгибается под невидимыми ударами. Бой с тенью?

Нож улетел куда-то в сторону, и вор все пытался его отыскать, но ему мешало нечто, бившее его без остановки. Собравшись с силами, грабитель наобум махнул кулаком, надеясь ранить нападавшего. На землю упала черная шляпа, а там, где до этого была пустота, теперь стоял запыхавшийся, раскрасневшийся человек в старомодном плаще. Запредельно близко загудела полицейская сирена.

Он ловко вывернул грабителю руку и с размаху пнул его под зад. Спотыкаясь, вор-неудачник выбежал из проулка, не понимая, что только что избежал тюрьмы и смертного греха.

В проулке остались только Гермиона и Дрого. Несколько секунд они глядели друг на друга, молчали и не двигались.

Потом Дрого, как кошка, увидевшая мышь, рванулся вперед и подобрал свою шляпу, но не надел ее. Итак влетит, что живой человек его видел, так нечего усугублять еще и исчезновением.

И он припустил изо всех сил, а исчез, только когда скрылся за поворотом.

* * *

То, что он совершил, было неописуемо. Никому за всю историю существования смерти еще не приходило в голову изменить Его замысел. Избить человека. По-крайней мере, если такое и было, то имена жнецов-отступников обращались в тлен, как будто и на свете их не существовало.

Сегодняшний список подошел к концу, и Дрого решил остаться у озера.

Кого напомнила ему Гермиона Грейнджер? В том, что она уже появлялась в его жизни, он был уверен. Но кем она была?

Сестрой? Подругой? Простой знакомой?

Кто бы он ни был, все это прошло, все это должно быть ненавистно ему, ведь оно превратило блаженное забвение в мучительное.

Чуть позже к озеру вернулся Артмаэль — ему в этот день досталось сильнее, и настроение у него было не самое лучезарное.

— Понять не могу, — ворчал он, плюхаясь в своем идеальном костюме прямо на траву, — где ж я так нагрешил, что вожусь с этими дохнущими от передоза хмырями! Тебе вот в основном старушки достаются.

— Может, — Дрого ухмыльнулся, — я убил какую-нибудь старушенцию, и это все — кара небесная?

— Неплохая кара, — пробурчал Артмаэль, но улыбнулся. — Я б от такой не отказался.