Имя мне - павший

Развернув очередную папку, Гермиона продолжила:

— Такое варварство позорит магическое сообщество, поэтому мы собираемся запретить телесные наказания по отношению к эльфам на законодательном уровне. Приказы, отданные хозяевами, тоже попадут под статью.

— И какое наказание вы планируете ввести?

— Если повреждения несерьезные и это первое обращение, то хозяина ждет штраф. В следующий раз за нарушением последуют общественные работы и, в некоторых случаях, ограничение свободы.

Мистер Макензи хрипло рассмеялся, и Гермионе стало не по себе. Она проиграла.

— Вы действительно собираетесь это провернуть, мисс Грейнджер?

— Надеюсь, не без вашей поддержки.

— Штрафы, общественные работы — все это как-то мелко. Я ожидал от вас более кардинальных мер. Почему бы вам сразу не сажать в Азкабан?

— Сэр, в этом деле нельзя действовать слишком резко. Вы должны понимать это.

Мистер Макензи лениво махнул рукой, и Гермиона замолчала. Когда это она научилась прикусывать язык?

Мистер Макензи приложил руку к груди, вздохнул:

— Вы утомляете меня, мисс Грейнджер. Думаю, вам стоит…

Глаза у мистера Макензи вдруг выпучились, и он, не в силах произнести ни слова, пальцем указал Гермионе за спину. Она обернулась: в стекло бился черный ворон.

Словно ветер ворвался в комнату: заколыхались портьеры, Гермионе растрепало волосы. А мистер Макензи еще раз поднял руку и снова указал Гермионе за спину.

В горле потяжелело. Последнее, чего Гермионе хотелось, это обернуться, чтобы увидеть то, что так пугает мистера Макензи. Но она все же оглянулась.

Позади стоял тот человек, такой, каким она видела его позавчера: в черном плаще, в смешной шляпе. Он будто не замечал ее, в упор глядя на мистера Макензи.

— Дугал Фергюс Макензи. Родился двадцать второго июня 1939 года. Умер восемнадцатого мая 2004 года в одиннадцать пятнадцать. Причина смерти: сердечная недостаточность.

Мистер Макензи в последний раз указал на человека пальцем и закрыл глаза.

Все это время Гермиона сидела в оцепенении, чувствуя, что стала свидетелем чего-то, не предназначенного для ее глаз. Но когда человек двинулся к мистеру Макензи, она фурией бросилась ему наперерез.

— Ему нужен врач! — не зная еще, помогает или делает хуже, Гермиона загородила мистера Макензи. — Слышите?

Человек молчал: нахмурившись, он смотрел ей прямо в глаза, будто размышлял. Потом шагнул вперед, наступая — Гермиона невольно отошла назад, но позиций не сдала. То, что от этого человека исходит опасность, чувствовалось всем существом.

— Не трогайте его! Ему нужен врач! — и закричала так, чтобы услышала прислуга: — На помощь! Сюда, скорее!

— Он мертв.

Внутри у Гермионы все похолодело.

— Откуда вы знаете? — вскинулась она.

— Знать — моя работа.

И он шагнул вперед, но тут же остановился: она вцепилась в его руку и повисла, потянув вниз всем своим весом.

— Драко, прекрати! Ему нужна помощь.

Он заинтересованно взглянул на нее, а потом вдруг быстро коснулся ее лба пальцами.

От удивления она ахнула. Он легко сбросил ее руку и в несколько секунд преодолел разделявшее их с мистером Макензи расстояние. Через пару мгновений оглянулся на нее — и исчез.

* * *

В этот вечер Дрого не вернулся к озеру. Пусть Тюринн и будет знатно ругаться, когда не обнаружит его на привычном месте, чтобы вручить новый список — ему нет никакого дела до этого.

Ему редко хотелось возвращаться к озеру, — это все равно, что больному смотреть на лекарство, зная, что все равно его не получишь, — и иногда, когда совсем плохело или хотелось тишины, он приходил сюда.

Это кладбище забросили и хоронили тут редко — кажется, самая свежая могила принадлежала умершему шесть лет назад. Непонятно, почему именно здесь Дрого чувствовал себя покойно, без волнений.

Ему было плохо. До того плохо, что хотелось удариться головой о ближайшее надгробие и спокойно умереть. Но то, что мертво, умереть не может(1) — где он только это услышал?

Пристроившись под дубом аккурат возле той последней могилы и статуи плачущего ангела, на вид древней, как королева Елизавета II, Дрого закутался в плащ, а шляпу снял и положил подле себя.

Странная комната, стены будто из ткани. Женские руки, сжимающие карандаш и водящие им по бумаге. Слова, которые они выводят.

«Я не имею права видеться с тобой, и, если честно, сама пообещала себе никогда не искать этой встречи. Но нам нужно поговорить, может, в последний раз.

Встретимся там, где нашла последнее упокоение леди-привиденье. Буду ждать тебя завтра, послезавтра, послепослезавтра и всегда».

Как он позволил себе потерять бдительность и дал Гермионе Грейнджер коснуться себя? Один проступок за другим, один за другим. Благо, теперь она не вспомнит, что видела его в тот день.

Почему она видит его даже в шляпе? Он внимательно осмотрел головной убор — вдруг где-то дыра или что-то подобное? — но убедился, что все в порядке. Так почему тогда…

Шелестела листва, Дрого прислонился к статуе и устало прикрыл глаза. В такой поздний час туристы уже разошлись, и в полночной тишине вспомнилась какая-то история с вампиром — непонятно, какая и почему.

Что он видел? Кому адресовала то письмо Гермиона Грейнджер и почему из всех воспоминаний, какие она хранила в своей голове, ему досталось именно это?

Она назвала его Драко. Ужасно звучит. Но знакомо.

Нужно держаться от Гермионы Грейнджер подальше. Нет, как можно дальше.

То, что они встретились дважды за неделю, похоже на руку Судьбы. Кому, как не ему, верить в Судьбу? Но может ли у него, жнеца, ангела смерти — называйте как угодно — быть судьба? Не завершилась ли она в тот же миг, когда прекратило биться его сердце? Дрого коснулся груди, хотя и так знал, что внутри пустота. Жнецу не нужно сердце, а если оно и есть, то каменное, такое, чтобы не затрепетало, стоит чему-нибудь напомнить о прежней жизни.

Дрого впервые задумался, а действительно ли нет у него сердца или есть, но тогда окаменело ли оно? Потому что вдруг потяжелело, закололо внутри.

— Волны бьются об острые камни…

Странная фраза, будто начало чего-то долгого.

Тюринн обязательно рассвирепеет, когда не найдет его у озера, подумал Дрого, прежде чем заснуть — впервые за шесть лет своей смерти.

* * *

Гермионе не спалось. Она не ворочалась, не ходила по комнате, но, лежа с закрытыми глазами, в тишине, все равно не могла уснуть.

Темная комната. Не видно ни зги, но рядом слышится напряженное дыхание.

— Что с тобой?

— Ничего, Грейнджер, ничего.

— Врешь.

— Просто не спрашивай.

Она протягивает вперед руки, дотрагивается до него, а потом медленно, боясь спугнуть, обнимает, прижимаясь подбородком к плечу.

— Значит, что-то плохое.

— С чего ты взяла?

— Ты молчишь.

— Весомый аргумент.

— Дурак.

— А ты дура. Ну вот и встретились.

Она тихонько смеется, как будто боится, что их услышат.

— Можно, я скажу это?

— Не надо, Грейнджер. Не сейчас.

— Тогда ты скажи. Пожалуйста.

Он напрягается под ее руками, а потом припадает к уху.

— Я люблю тебя.

«Спасибо,» — она произнесла это вслух, вдогонку из неоткуда вспомнившемуся разговору, и тут же открыла глаза.

Что это: сон, фантазия, галлюцинация? Или это было на самом деле? Если да, то кто признавался ей в любви? Не Рон: он никогда не звал ее Грейнджер, да и голос не похож.

Уткнувшись носом в подушку, Гермиона с головой накрылась одеялом. Все это странно.

Пункт Эй. Мистер Макензи сегодня умер.

Пункт Би. Умер он внезапно, посреди разговора.

Пункт Си. Его явно напугал тот человек.

Пункт Ди. Этот человек знал, что мистер Макензи умер, хотя даже не прикасался к нему.

Кто этот человек? На волшебника не похож, никогда не достает палочки. Где-то поблизости с ним всегда есть черный ворон, сам он одевается во все черное, сильный. И кого-то ей напоминает.

Гермиона вспомнила, что должна наконец прочитать письмо Рона, но почему-то от одной этой мысли стало гадко. Как будто она предавала кого-то.

Итак, мистер Макензи умер, и она видела там… а кого она, спрашивается, видела? Не помнит.

* * *

Море, холодное, ранняя весна или поздняя осень. Колышется пожухлая трава, цветом не зеленее песка. Ей так тоскливо, что хочется броситься в это море, утонуть.

Ей завидно смотреть, как Билл будто ненароком касается Флер, пока они суетятся на кухне. Завидно, что она прячет глаза, в которых — победное чувство, гордость. «Он мой,» — так и читается в этих глазах. А ей хочется плакать.

Он не ответил на то письмо. Может, за ним следят? Или письмо могут перехватить? А может, он просто не хочет отвечать?

Она бросает последний взгляд на штормовое море, серое, как ее собственный свитер, и идет по направлению к дому.

Гермиона проснулась со стойким чувством, что все это было: все эти эмоции, мысли, образы. Она узнала коттедж Билла и Флер, поняла, что все это 1998 год, когда они с Гарри и Роном сбежали туда из… а откуда они сбежали?

Странное дело с ее памятью. Там помнит, тут не помнит. Как будто ластиком подтерли, а следы остались.

* * *

Дрого в это утро мечтал проигнорировать список, но, увы, подчинился. Первым снова был старик, просто не проснувшийся к завтраку. По-другому в фешенебельных районах не умирают.

А вот следующий мертвец сразу привлек внимание Дрого, потому что умереть ему было суждено в метро.

* * *

Ульрику Скову сегодня страшно не везло. Села батарейка у фотоаппарата, а обнаружил он это, только выйдя из гостиницы. Когда спустился в метро, стала болеть голова, но возвращаться ему показалось излишней мнительностью. Так что Ульрик сел в вагон поезда в не самом хорошем расположении духа. Чтобы отвлечься от головной боли, через плечо заглянул в книгу, которую читал старичок, замотанный в шарф Манчестер Юнайтед. Он вообще неплохо понимал по-английски, но от кучи незнакомых слов боль только усилилась, и Ульрик отвернулся.

На задворках сознания мелькнула мысль, что надо по возвращении в гостиницу позвонить маме. Но Ульрика вдруг стало укачивать и он задремал.

* * *

Дрого не часто приходилось спускаться в метро: белгравцы не пользовались этим транспортом, а туристы умирали редко.

Его едва не сшибло турникетом, потому что он высматривал в толпе «текущего покойника», как он их называл. Потом Дрого в последний момент запрыгнул в нужный вагон, опять едва не потеряв текущего покойника, и, отыскав его глазами, встал рядом.

Вагон был полупустой, Дрого никто не пихал и не задевал локтями, так что он расслабился. Стал оглядывать остальных пассажиров, и вдруг его внимание привлек старик, сидящий рядом с текущим покойником. А вернее, книга в его руках.

«Предполагают, что дети подхватили фразу первого исчезнувшего ребенка, будто «леди-привидение» звала его погулять, и воспользовались ею в качестве примера».

Он уже слышал это! Слышал про «леди-привидение»!

Дрого вытянул шею, но не смог разглядеть обложку. Тогда он отпустил поручень, за который держался, и обошел старика, наклонился, вглядываясь в обложку. Брэм Стокер… Дра…