Добрым демоном и револьвером

Глава 5

Аура аристократа это универсальный инструмент, способный как на внешние, так и на внутренние операции. Это воплощенная энергией воля и желание, личная маленькая магия, способная как сыграть роль зажигалки, так и манифестировать себя подавляющей вибрацией. Основной смысл аурной тренировки вовсе не в том, чтобы научиться делать мелкие фокусы – ради этого бы аристократические семьи не стали бы пичкать своих младенцев особыми легкими наркотиками, не стали бы тренировать определенным образом еще не умеющих ходить малышей. Энергия души защищает и насыщает тело, ускоряет заживление травм, позволяет получить полный иммунитет к Буре…

Но чаще и охотнее всего аурное тело используют в Англии для укрепления самоконтроля.

Я стоял в актовом зале на торжественной линейке академии «Якудзёсейшин сёудай» и использовал все доступные мне резервы личной силы, чтобы выглядеть невозмутимо и отстраненно. Внутри стоящего с видимой легкой расслабленностью тела яростно бушевал двухголовый зверь, орущий на два голоса, но совсем не хором.

«Немыслимо! Беспутно! Вопиющее нарушение приличий! Попрание морали!» - бешено ярилась та часть, что представляла из себя отпрыска английского аристократа. Впитанные из разорванного, но целого Плода память мальчика и полученные от лучших учителей Британии знания подвергались неслыханной культурной атаке. Юные девушки! Из лучших семей Японии и не только! В юбках по середину бедра?!

«Да куда я попал?!» - орала внутри неподвижного смуглого тела остроносого подростка душа, проспавшая невероятное количество времени в Пустоте – «Что это за дела? Почему они такие красивые?! Я же видел японок в госпитале, они были вполне нормальные! Что это такое?! Почему у них разноцветные волосы?!»

Некая небольшая часть моей сущности, та, откуда росли обе эти орущие головы, невозмутимо сидела, скрестив метафизические руки, и делала лицо кирпичом.

«Вас обоих не удивляют эфирные технологии, колоссальные супердеревни-хабитаты с тысячами теплиц, натуральный Рай, висящий над половиной Евразийского континента, личные четырехместные дирижабли, на которых прибыла половина из здесь присутствующих учеников… То, что вы – сын графа Эмберхарта, одного из шести Лордов Дела Великобритании, известного ну в очень узких кругах как Лорд Демонов? Нет? Вас поразили разноцветные волосы и прекрасная внешность японских барышень в мини-юбках? Серьезно?»

«Это не то!!» - заорал я внутри себя на несколько голосов так, что пришлось даже оглядеться. Атмосфера в большом зале стояла… насыщенная.

Единственными не напряженными до смертного предела людьми в помещении были выступающий сейчас директор академии и стоящие вдоль одной из стен учителя. Более того, я на полном серьезе был уверен, что все эти солидные и немолодые люди вовсю наслаждаются открывающимся у них перед глазами зрелищем. Если преподаватели просто стояли, изображая мудрый и взрослый вид приблизительно на 5 из 10 по моей собственной оценке, то директор с трудом бы потянул на 2.

Высокий жилистый японец, с собранной в конский хвост шевелюрой песочно-желтого цвета, но с русыми бровями, усами и бородкой, явно наслаждался представшим перед ним зрелищем. От этого моложавого человека, вряд ли переступившего порог в сорок пять лет, вовсю веяло довольством и позитивной энергетикой. Которую слушающие… или, скорее, делающие вид, что они слушающие, будущие ученики не раз-де-ля-ли.

Смущение, скованность, стыд, потерянность, застенчивость, СТЫД, возбуждение, осуждение, недоумение… Ворчащие внутри меня два зверя победно взвыли и зашевелили своими носами, втягивая в жадные ноздри столь сладкий для них запах эмоций. Обрубив буянам этот канал подпитки, я постарался расфокусировать свой взгляд, дабы продержаться до конца.

- Дорогие наши новые ученики! – тем временем энергично и белозубо продолжал Асаго Суга, - Вы приняты в академию Якудзёсейшин сёудай – одну из трех великих академий искусственного острова Гаккошима! Здесь вы проучитесь в течение пяти лет, получив все необходимые вам в будущем знания, будете бороться за первое место в великом конкурсе острова, соревнуясь со школами Куросёбанаэн и Ясукарантей! Это Великое Трио лишь недавно распахнуло свои гостеприимные двери для жителей других стран, но мы, директорат Гаккошимы, вместе с Императором и его двором, уверены, что примем новых учеников в наши стройные ряды с радушием и согласием…

Я снова повел глазами по сторонам. Вопли внутри утихли, эмоции выгорели достаточно, чтобы самоконтроль прекратил нуждаться в аурной подпитке. Униформа школьников была обязательной для ношения и отличалась практичностью и однообразием. Если брать в пример мальчиков. Брюки, удобные туфли, белая рубашка, вполне просторный пиджак, галстук. На левом лацкане прикреплен металлический значок школы, а под ним полоска, белая или черная…

- …белая или черная! – вернул на себя мое внимание директор, - На территории Гаккошимы действуют правила Убежища! Вы все, вне зависимости от положения в обществе, богатства и мощи, нашли здесь приют, а значит – для всех учеников академий запрещена дискриминация по рангу, классу, древности рода и иным меркам! Тем не менее, администрация нашей Якусейсшо понимает, что могут возникнуть спорные ситуации, которые могут быть разрешены в дуэлях! Ученики с черной ленточкой имеют право выяснять свои отношения везде, где они не нанесут вред городу или ученикам с белой ленточкой. Те, кто носят белую ленту, могут вместо дуэлей решать возникшие вопросы с помощью соревнований или вне острова! Белая лента обозначает, что ученик не идет путем боевых искусств!

Я посмотрел на свою ленту под значком. Белая. Логично, так как в рукопашных схватках я мало что смыслю, а со своим арсеналом или мечом… слишком травмоопасен. Вряд ли японские врачи умеют приживлять конечности. Можно вернуться к своим мыслям. Итак, девушки…

Ботинки, жакет, гольфы, закрывающие колени, и белая рубашка с небольшими кружевами никак не могли вызвать неодобрения. Юбки… вот в чем крылась причина смущения всех и каждого в зале, кроме взрослых. Они были короткими… совсем короткими… «Да они в два раза короче, чем нижние панталоны на молодых английских девушках!» - вновь взбеленился сын лорда.

…и обладательницы этих деталей одежды, все и каждая из них, горели ушами и щеками, явно страстно желая умереть на месте. Хотя… на немалой части девушек, включая всех, носящих на жакете белую полоску, было еще нечто черное, полупрозрачное и обтягивающее ноги. «Колготки» - наставительно сказала Старая часть, передавая необходимый пакет знаний. Действительно они. Но, глядя на лица иностранок в колготках и мини-юбках, я прекрасно видел, что тем куда хуже, чем японкам. Они не страстно желали смерти, а уже прошли долиной смертной тени, вознесли чахлые цветы скорби на алтарь своей чести с добропорядочностью, и теперь тихо истлевали на стульях.

В финале своей речи, директор Асаго Суга сделал неожиданную и долгую паузу, привлекая внимание даже почти дотлевших девочек. Он оперся обеими руками на трибуну, легко поднял свое тело в воздух на одних руках и, выдвинувшись таким образом вперед поверх трибуны, внимательнейшим образом обозрел учеников.

…расцвел воистину не японской улыбкой, показав множество белых зубов.

…и протянул в сторону преподавателей кулак с оттопыренным вверх большим пальцем, сопроводив жест победным воплем – «Ни одного обморока!». Преподаватели горячо зааплодировали, а я совершенно утратил связь с реальностью. Куда я попал? Стоп, это уже было. Снова?

После того, как директор удалился за кулисы, его место заняла одна ученица из зала. Лучшая по вступительным баллам, Эми Арай выделялась роскошной гривой темно-синих волос и уверенностью, с которой начала чеканить явно вызубренную до интонаций приветственную речь. В сам смысл «дружбы, равенства, усердия» никто особо не вникал, но вид уверенно стоящей за трибуной девушки в короткой черной юбке-разлетайке, благотворно влиял на морально уничтоженных представительниц слабого пола. У некоторых даже появлялись в глаза огоньки разума и жизни. Особо вертеть головой, как какой-то простолюдин, я, конечно, не мог – но вполне удавалось осмотреть близлежащих учеников, скучающе вздыхая и отводя взгляд от красавицы Арай.

После церемонии, юношей попросили покинуть зал и немного подождать в парковых зонах академии, чему мы были только рады. Я выбрал себе окруженный стенами одного из корпусов тенистый закуток с лавочками и деревьями, злобно выдрал уютно пригревшийся в кармане портсигар, и прикурил от огонька на пальце, свирепо впившись губами в сигарету. Затяжка показалась мне глотком небесной манны, оседающей на подгоревших и надорванных нервах. Жадно выкурив два «эксельсиора» подряд, я внезапно понял, что нахожусь в этом тесном скверике далеко не один. Условную компанию мне составляли двое… условных подростков. На лавочке, прикрыв лицо рукой, из-под которой было видно только счастливую белозубую улыбку, лежал крепкий невысокий шатен. Второй, высокий широкоплечий детина с соломенными волосами, стоял на газоне, методично бодая лбом жалобно трясущее весенними ветками дерево.

- Срамота… срамота-то какая… - гудел детина монотонно и как-то жалобно. На чистейшем русском языке, - Как жеж жить-то? Жить-то как?

- Je suis au paradis… - шептал лежащий. Кажется, на французском.

Спустя пять минут и еще одну выкуренную сигарету, я понял, что мое самообладание все-таки лучше, чем у большинства сверстников. Оба из них не выходили из цикла, продолжая с разными интервалами повторяться. Стоило начать налаживать отношения с возможными одноклассниками, поэтому я решил вмешаться, а незнание французского языка определило дальнейший ход событий.

- Ну что же вы так убиваетесь, сэр, - начал я на чистом русском, обращаясь к верзиле, - Во-первых, вы так точно не убьетесь, а во-вторых – скорее всего, существуют весьма весомые предпосылки, возможно, даже необходимость, вменяющая ученицам академии одеваться именно таким образом…

- Эээ? – медленно вышел из прострации и территории газона верзила, недоверчиво рассматривая меня бледно-зелеными глазами с сурово вырубленного нордического лица. Спустя минуту он прогудел, - Ты же вот сейчас по-русски сказал?

- Смею надеяться, что да, - я выполнил короткий полупоклон, - Алистер Эмберхарт, сквайр, четвертый сын графа Эмберхарта, ваш возможный одноклассник. С кем имею честь вести беседу?

- Так… погодь! Погодь! Давай лучше на японщине! – внезапно запаниковал здоровенный тип, который на пятнадцатилетнего не был похож совершенно, - …а то мне тут послышалось, шо ты себя Алистервью назвал, и уже кого-то поиметь успел… али грозишься…

От такого пассажа я чуть портсигар не выронил. Под нервно выкуриваемую сигарету, мы все-таки сумели преодолеть языковой барьер, но не до конца. Бугай, представившийся Евгением Распутиным, наотрез отказался звать меня «Алистервью», предложив свой вариант в качестве «Алеши». Я подумал и согласился – в Японии, насколько мне было известно, были чрезвычайно популярны прозвища для знакомых и друзей.