Разные. Мужское и женское глазами приматолога
- Автор: Франс де Вааль
- Жанр: Научно-популярная литература
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Разные. Мужское и женское глазами приматолога"
Кинси был прав насчет человеческого разума. Мы — символический вид. Это означает, что у нас для всего существуют названия. Язык вынуждает нас разделять и фрагментировать мир на четкие категории, при этом мы закрываем глаза на всякую возможность смешения этих категорий. В природе все наоборот. Американский профессор репродуктивной биологии Милтон Даймонд говорит об этом так: «Природа любит разнообразие. К сожалению, общество его ненавидит»[462].
Я часто размышлял о данной проблеме в расовом контексте. Мы делим человеческие расы на черных, белых, коричневых и желтых, игнорируя огромное генетическое разнообразие и промежуточные случаи между этими цветами кожи. Генетически одну расу трудно отличить от другой, и каждый человек является носителем смешанного набора генов, которые пришли к нам издалека и являются довольно древними. В мире не существует чистокровных людей, хотя мы и пытаемся впихнуть всех в рамки той или иной категории[463]. У нас есть ярлыки для каждой расы, и мы иногда оскорбляем их или ведем себя так, словно одна раса лучше другой. Однако я ни разу не замечал ничего хоть отдаленно похожего у животных, несмотря на разнообразие расцветок, характерное для многих биологических видов. Если чья-то внешность сильно отличается от других, это может спровоцировать тревогу или враждебную реакцию, например на новорожденного альбиноса или особь, изуродованную болезнью. Но менее яркие отличия не вызывают никакой реакции. Например, почти все шимпанзе и бонобо черные. Тем не менее, когда рождается светло-коричневая особь и остается такой на всю жизнь, мы никогда не наблюдаем к ней особого отношения ни в позитивном, ни в негативном ключе.
Еще один хороший пример — паукообразные обезьяны. Этих приматов также называют
У людей дело обстоит иначе. Так же как и для обозначения различных рас, мы припасли в изобилии ярлыки для обозначения гендерных характеристик и сексуального аппетита. Мы часто пользуемся этими ярлыками, чтобы выразить свое одобрение или неодобрение. Так, чудовищно оскорбительными были розовые треугольники, которые нацисты нашивали на одежду заключенных гомосексуальной ориентации, которых подвергали особым жестокостям. Несмотря на свое мрачное прошлое, эти треугольники недавно вновь увидели свет на гей-парадах, но уже как почетный знак. В более широком плане мы лингвистически делим богатую и разнообразную сексуальность у людей на «агнцев и козлищ», по выражению Кинси, пытаясь запихнуть то, что является по своей сути непрерывным спектром, в рамки двух или трех категорий. Но это не значит, что навешивание ярлыков служит
Я не уверен, что слово
Но, хотя у нас и имеются всевозможные ярлыки и социальное давление, призванное заставить людей, особенно мужчин, выбирать между гетеро- и гомосексуальностью, важно понимать, как относительно молодо это явление. Термина «гомосексуальный» не существовало до XIX столетия. До тех пор было предостаточно гомосексуального поведения, но не существовало гомосексуальной идентичности. Однополый секс у мужчин обычно имел четкую структуру, основанную на возрасте: мужчины постарше имели сексуальные отношения с мужчинами помоложе, как это было заведено у воинов в Древней Греции, которые таким образом подстегивали свою отвагу перед тем, как отправиться на войну. В определенные эпохи содомия была повсеместной, в то время как о лесбийских отношениях почти никто ничего не слышал, хотя они, по-видимому, встречались не менее часто. В 1869 г. австрийский писатель венгерского происхождения Карл Мария Кертбени ввел новые парные термины «гомосексуальный» и «гетеросексуальный», чтобы заменить ими уничижительные ярлыки, которые он ненавидел. С тех пор, по крайней мере на Западе, в разных языках начали продвигать доселе невиданную дихотомию. Гомосексуальная активность была дополнением к гетеросексуальной — ее практиковали мужчины и женщины, которые на тот момент имели семьи. Такое встречается и по сей день, но сейчас это скрыто под обозначениями, к которым мы привыкли[465].
Сексуальную ориентацию очень трудно разделить четко на две категории. И биологи до сих пор ведут ожесточенные споры о том, откуда взялась гомосексуальность. Некоторые называют ее загадкой эволюции, другие утверждают, что ее не должно было существовать в природе. Например, Малкольм Поттс и Роджер Шорт в своей книге «Со времен Адама и Евы: Эволюция человеческой сексуальности» (Ever Since Adam and Eve: The Evolution of Human Sexuality, 1999) прямо говорят, что «гомосексуальное поведение — это антитеза репродуктивного успеха»[466].
Такой вывод может показаться логичным, но на самом деле это не так, если исключительно гомосексуальные и исключительно гетеросексуальные ориентации встречаются довольно редко. Вряд ли то, что некоторые индивиды ищут секса с представителями своего пола, ставит под угрозу человеческое размножение. Многие люди, называющие себя лесбиянками или геями, помогли появиться на свет детям на том или ином этапе своей жизни. Математическая модель генетических признаков показала, что в популяции время от времени могут возникать индивиды гомосексуальной ориентации. Согласно таким моделям, их некоторая распространенность вполне вероятна[467].
Так что позвольте мне перефразировать вышеописанный вопрос. Гадать, как гомосексуальное поведение возникло в ходе эволюции, — это неверный подход. Рассуждать таким образом — значит попасться на удочку сомнительной дихотомии, в которую не укладывается то, что мы знаем о генетике, а также о реальном поведении людей. С моей точки зрения, вопрос заключается в том, должно ли нас удивлять, что люди и другие животные регулярно принимают участие в половой деятельности, которая не может привести к зачатию. Есть ли в теории эволюции место подобным вариантам?
Разумеется, есть. В царстве животных полным-полно свойств, которые возникли в ходе эволюции по одной причине, но также используются и по другим. Копыта у копытных животных возникли для того, чтобы бегать по твердой поверхности, но они также позволяют неслабо лягнуть преследователей. Руки приматов возникли в ходе эволюции для того, чтобы хвататься за ветки, но также позволяют детенышам держаться за мать, что весьма умно, если ты путешествуешь по верхушкам деревьев. Рты рыб предназначены для приема пищи, но они могут служить и загоном для мальков у цихлид. Считается, что восприятие цвета появилось у наших предков-приматов, питающихся фруктами, для того чтобы они могли определить спелость плода. Но, как только мы научились воспринимать цвет, эта способность позволила нам читать географические карты, замечать, что кто-то покраснел, и подбирать туфли под цвет блузки[468].
Тела и чувства могут иметь разные назначения, и то же самое относится и к поведению. Его изначальная функция не всегда говорит нам, как оно будет использоваться в повседневной жизни, поскольку поведение обладает «мотивационной независимостью».
Мотивация поведения редко включает в себя цели, для которых оно возникло в ходе эволюции. Эти цели остаются скрытыми за пеленой эволюции. Например, склонность к заботе появилась у нас для того, чтобы растить своих биологических детей, но милый щенок тоже пробуждает в нас похожие чувства. Несмотря на то что эволюционная цель стремления к заботе и воспитанию заключается в размножении и получении потомства, оно не является частью его мотивации.
После смерти матери другие взрослые приматы часто заботятся о детеныше, если он уже был отлучен от груди. Люди также нередко усыновляют детей, иногда проходя через адские муки бюрократических процедур, лишь бы ребенок попал к ним в семью. Еще более странным представляется усыновление представителя другого биологического вида, как это случилось с Пеа, спасенной страусихой в Центре охраны дикой природы Дэвида Шелдрика (Кения). Пеа любили все слонята-сироты в центре, и она особенно заботилась о детеныше по имени Джотто, который всегда держался к ней поближе и спал, положив голову на ее покрытое перьями тело. Материнский инстинкт невероятно щедр[469].
Некоторые биологические пуристы называют такое поведение «ошибкой». По меркам адаптивных целей Пеа допустила огромную ошибку. Но стоит переключиться с биологии на психологию, наше восприятие изменится. Потребность заботиться о несчастных малышах реальна и охватывает более широкие категории, чем просто семья. Таким же образом, когда люди-волонтеры выталкивают севшего на мель кита обратно в океан, в ход идут эмпатические импульсы, которые, уверяю вас, развились не для того, чтобы заботиться о морских млекопитающих. Эмпатия развилась у людей ради семьи и друзей. Но, как только появляется какая-то способность, она начинает жить своей жизнью. Вместо того чтобы называть спасение кита ошибкой, нам стоит быть благодарными, что эмпатия не привязана к своему эволюционному назначению. Это и делает наше поведение таким разнообразным.