Разные. Мужское и женское глазами приматолога

9. Альфа-сам(ки)цы. В чем разница между доминированием и властью

Мама была центром и опорой большой колонии шимпанзе в зоопарке Бюргерса. Она вела себя, как мать своей группы, — отсюда и появилось ее имя. Мама правила в качестве альфа-самки на протяжении более сорока лет, уживаясь со множеством альфа-самцов, которые приходили и уходили. Она была лучшим лидером из всех знакомых мне самок шимпанзе высокого ранга: заботилась не только о своей привилегированной позиции в иерархии, но обо всей группе в целом.

Мама требовала такого уважения, что я показался себе слишком мелким, когда впервые взглянул ей в глаза, находясь на том же уровне по другую сторону заполненного водой рва. У нее была привычка спокойно кивать, чтобы показать, что она тебя видит. Я никогда еще не чувствовал таких мудрости и спокойствия, исходящих от представителя другого биологического вида.

В более поздние годы, после того как я покинул страну, Мама с энтузиазмом приветствовала меня каждый раз, когда находила мое лицо в толпе посетителей. Я всегда приезжал без предупреждения и иногда не появлялся годами. Она, как правило, подпрыгивала и бросалась к краю рва с водой, ухая и протягивая руку в мою сторону. Обычно самки используют этот жест «сюда», когда собираются переместиться и хотят, чтобы детеныш запрыгнул им на спину. Я отвечал ей тем же и позже помогал сотруднику зоопарка кормить шимпанзе, закидывая на их островок фрукты. Мы старались, чтобы Маме, которая медленно ходила и не могла уже легко ловить апельсины на лету, как остальные, перепало достаточно еды.

Взрослая дочь Мамы Моник демонстрировала ревность, взяв за привычку подкрадываться, чтобы пошвырять в меня камнями с безопасного расстояния. Камни Моник, летящие в меня по параболической траектории, угодили бы мне прямо в голову, если бы я не был научен горьким опытом: надо всегда быть начеку и ожидать такого поведения. Я поймал немало камней! Моник, рожденная, пока я еще работал в этом зоопарке, не помнила меня и ненавидела, ведь ее мать уделяет столько внимания какому-то проходимцу, приветствуя его, как старого друга. Значит, он заслуживает получить по башке! Поскольку некоторые утверждают, что только люди умеют прицельно бросать предметы, я пригласил сторонников этой теории, чтобы они своими глазами убедились в том, на что способны шимпанзе. Моник идеально прицеливалась с расстояния больше двенадцати метров. Впрочем, никто так и не согласился прийти, чтобы проверить свою излюбленную теорию.

В группе Мама выступала рупором всеобщего мнения. Типичным примером можно назвать историю с Никки, новым альфа-самцом. Хотя он и добрался до вершины внутренней иерархии в колонии, многие противились его деспотичному поведению. То, что ты альфа-самец, не дает тебе права вести себя как вздумается, особенно если ты еще совсем молод, как Никки. Однажды недовольные обезьяны погнались за ним с громкими криками и воем. Молодой самец, который уже не производил прежнего впечатления, уселся в одиночестве высоко на дереве и вопил от ужаса. Все пути к отступлению ему были отрезаны. Каждый раз, как он пытался спуститься на землю, остальные загоняли его обратно на дерево.

Спустя около четверти часа Мама медленно залезла на дерево. Она дотронулась до Никки и поцеловала его. После этого спустилась вниз в сопровождении Никки. Теперь, когда Мама привела его с собой, никто больше не смел ему противостоять. Никки, явно еще обеспокоенный, помирился со своими врагами. Ни один другой шимпанзе в группе, будь то самец или самка, не смог бы так беспрепятственно разрешить эту ситуацию.

Мама не раз примиряла враждующие стороны, или эти стороны сами шли к ней на поклон. Я видел, как взрослые самцы, которые не могли разрешить свои разногласия в драке, бежали к Маме и садились, каждый под одной из ее длинных рук, вопя друг на друга, почти как маленькие шимпанзе. Мама не давала им снова поссориться. Иногда она убеждала самца подойти к врагу и помириться с ним. Ее поведение отражало глубокое знание общественной динамики. Посредничество Мамы означало заботу об интересах сообщества: оно превосходило сиюминутные эгоистичные интересы, способствуя миру и гармонии в группе.

Поскольку она всегда была готова прийти на выручку, все рассчитывали на нее. Самки, которым не удавалось прекратить драку между детенышами, будили Маму, мягко пихая ее в бок. Драки между детенышами сопряжены с риском вызвать конфликт между матерями, которые автоматически встают на сторону своего потомка, и это только усугубляет ситуацию. Решение заключалось в том, чтобы задействовать нейтральную фигуру, пользующуюся неоспоримым авторитетом. Маме достаточно было несколько раз сердито помычать с большого расстояния, чтобы маленькие шимпанзе прекратили свои бесчинства.

Термин «альфа-самец» появился в 1940-е гг. в работах швейцарского этолога Рудольфа Шенкеля, изучавшего поведение волков[302]. Вскоре после того, как он ввел этот термин, исследователи поведения животных начали использовать его для описания самца, находящегося на вершине иерархии. Самка, занимающая высшую иерархическую ступень, стала альфа-самкой. И у самок, и у самцов имеется альфа, и в группе их всегда только двое.

Мама не доминировала ни над одним из взрослых самцов — для самок шимпанзе это не характерно. Но простая истина о большинстве иерархий приматов некоторым пришлась не по душе. Чему нас может научить приматология, спрашивают некоторые феминистки, если она всего лишь транслирует удручающий посыл о месте женщины в обществе? С другой стороны, консерваторы торжествуют, считая ту же информацию оправданием мужского подхода «все у меня под пятой!».

В 2013 г. американский ведущий Эрик Эриксон в эфире телеканала Fox Business заявил: «Если взглянуть на биологию, на роль мужчин и женщин в обществе, у других животных, мужская роль обычно доминирующая». Он воспринимал это как научное доказательство того, что женщины, самостоятельно зарабатывающие на хлеб, нарушают все законы природы. Единственное, к чему приведет их раскрепощение, — и с этим угрюмо согласились все приглашенные на телешоу мужчины — это развал общества[303].

Поддержка приматологами идеи о том, что женщинам следует знать свое место, восходит еще к Солли Цукерману и его никчемному эксперименту с павианами гамадрилами в Лондонском зоопарке в 1920-е гг. Его взгляды способствовали оправданию и даже превозношению мужской жестокости. В 1960-е в оказавшей большое влияние на общество книге журналиста Роберта Ардри «Африканское происхождение» (African Genesis) этот посыл нашел свое дальнейшее развитие, вплоть до нижеприведенного ненавистнического (и шовинистского) утверждения о смене гендерных ролей: «Эмансипированная женщина любой национальности является продуктом семидесяти миллионов лет эволюции по линии приматов… Она самая несчастная самка, какую когда-либо видел мир приматов, и заветная цель, которую она лелеет в глубине души, — это психологическая кастрация мужа и сыновей»[304].

Беспокойство Ардри о благополучии женщин было лицемерным. Основной постулат заключался в том, что мужское и женское лидерство исключают друг друга и что первое более естественно, чем второе. А может быть, они, напротив, сосуществуют?

Мы так редко слышим о женской власти у приматов, поскольку не способны заглянуть дальше мужского главенства. Самцы яркие и привлекают внимание своей самоуверенностью, демонстрациями и шумными драками. Они также менее робкие, чем самки, а значит, исследователи обезьян в дикой природе знакомятся с ними в первую очередь. Выдающиеся женщины-приматологи тоже поддались их чарам, установив особые отношения с харизматичными самцами человекообразных обезьян, такими как Дэвид Седобородый (шимпанзе) у Гудолл, Диджит (горилла) у Дайан Фосси и Сугито (орангутан) у Бируте Галдикас. Этих самцов описывают с огромной любовью и восхищением, в то время как самки человекообразных обезьян получают меньше внимания, по крайней мере поначалу. Если учесть их сдержанное поведение, надо было пройти десятилетиям, прежде чем о них стали писать в научной литературе.

Кроме того, мужское доминирование ассоциируется с насилием, которое нас привлекает. Нам сложно заставить себя обращать внимание на что-то другое. Это хорошо известно по предпочтениям при просмотре новостей, то же относится и к поведению животных. В телепередачах про природу нам гораздо чаще показывают акул, чем горных козлов. Когда я спрашиваю продюсеров телешоу о природе, почему у нас такое множество документальных передач про шимпанзе и так мало про бонобо, мне всегда отвечают, что у бонобо маловато захватывающих действий. В случае шимпанзе операторы гарантированно заснимут несколько зрелищных драк. Кровь и война хорошо продаются. Телепрограмма покажет нам хромающего окровавленного шимпанзе, спасающегося с поля боя, а закадровый голос мрачно напомнит о «законе джунглей». На каналах о природе любят завершать передачи в таком мрачном ключе.

К сожалению, они себя таким образом ограничили, исключив гораздо более интригующие сюжеты. Бонобо достаточно активны, хотя активность эта по большей части эротического характера. Телеканалы избегают демонстрации такого рода сцен. Более того, показывая бонобо, можно невольно развеять миф о неизбежности мужского доминирования, что представляет еще одну проблему. Как мог закон джунглей поставить самок на главенствующую позицию? Продюсеры говорят мне, что это слишком сложно объяснить.

Подобная необъективность преобладает и в научной литературе. Сценарии эволюции нашего биологического вида обычно представляют нас как прирожденных воинов, которые совершали набеги, грабили и убивали с незапамятных времен. Считается, что эта ужасающая предыстория объясняет самые дорогие нашему сердцу свойства. Как подытожил американский политолог Куинси Райт, «воинственный народ создал цивилизацию, пока мирных собирателей и охотников гнали на край земли»[305].

Поскольку военные действия требуют высокой степени сотрудничества и взаимопомощи, даже человеческий альтруизм воспринимается как побочная ветвь милитаризма. Считается, что цивилизация и подчинение авторитету возникли в процессе эволюции, чтобы мы могли дать отпор врагам. Анатомию человека рассматривают в том же ключе. Вы можете подумать, что наша рука эволюционировала, чтобы держать ветки и собирать фрукты, но так как рука может сжиматься и в кулак, то, согласно новейшим веяниям, человеческие руки предназначены служить оружием[306].

Подобного рода взгляды отражаются в характеристике самцов нашего вида и наших сородичей, данной такими антропологами, как Наполеон Шаньон и Ричард Рэнгем, которые описывают их, соответственно, как «свирепых людей» и «демонических самцов»[307]. Наука все еще видит в насилии и войне неотъемлемую часть наследия нашего биологического вида, несмотря на то что доказательства такого поведения на протяжении нашей предыстории немногочисленны. Например, в археологических данных нет никаких свидетельств массовых убийств до аграрной революции, произошедшей 12 000 лет назад. Это делает эволюционный сценарий типа «война у нас в крови» крайне надуманным[308].