Амброзия, или Дикая жажда оборотня

Глава 15. На пожарище не бывает холодного огня

Кирилл дотащил девчонку до дома и оставил ее на траве около колодца. Пусть отдохнет пока. Сначала нужно Германа вытащить и покончить с охранником. И дернули Лину черти с утра пораньше сделать ноги! Пора заканчивать с этим фарсом. Зря ударил ее вчера, так жалел об этом. Это был перебор.

Дом встретил тишиной. Наум так и не пришел в себя. Жаль старика, но сам напросился. Никто не просил его сунуть нос куда не следовало. Его просили только молчать и сопровождать, но что-то старик утаил. И Соколов был в курсе тайны. Герман еще нужен, потому придется его тащить на горбу. А что делать с Ангелиной теперь? Странная у нее реакция на приставания. Такого еще не было, чтобы девушка после его поцелуя могла противостоять желанию. Очень странно.

– Твою ж мать! – Кирилл грохнул кулаком об стену и тут же взял себя в руки. Сейчас самообладание не помешает. Слишком голоден, слишком взбешен. Чувство ненависти разгорелось внутри, как фитиль ручной гранаты. Вот-вот огонь дойдет до пороха, и все разлетится на кусочки.

Власов тяжело прошелся по деревянному полу, стараясь издавать поменьше звуков. Привычка быть незаметным, быть никем. Собрал наспех пожитки, вколол Герману еще одну инъекцию, чтобы поддержать его жалкую жизнь, и вместе со спальником вытащил мужчину в прихожую.

Так удачно бросилась в глаза керосинка. Кирилл убедился, что все на месте: вещи, бумаги, вода и оружие. Заглянул в последний раз в комнату, где недвижимо лежал охранник. На полу из-под грузного тела очерчивалось приличных размеров пятно засохшей крови. Проверять пульс бессмысленно, он когда падал сильно ударился об угол кровати.

Во рту пересохло. Власов сплюнул горечь и, размахнувшись, разбил лампу об пол. Стекло затрещало и разлетелось в стороны. Керосин брызнул, будто фонтан. Чтобы загорелось лучше, Кирилл скомкал несколько папок с чертежами и рисунками и бросил их к осколкам.

– Прощай, – шепнул в воздух и подкинул в воздух огненный шарик. Тот растопырился, как одуванчик, сжался и, шлепнувшись на пол, выпустил сноп искр.

Бумага сначала неуверенно зашуршала, защелкала, а затем вспыхнула. Огонь вмиг перебросился на горючее. Комнату осветил неровный круг, будто солнце, что выросло в темноте. Дым взвился и расстелился по полу белым молоком.

Кирилл отступил назад, стараясь идти бесшумно. Захватил спальник с Германом и потащил его наружу. Соколов хоть и болен, но мужик хоть куда: тяжелый, как бык. Власов не церемонился и случайно стукнул заказчика головой о косяк, затем и вовсе скинул его с порога и спрыгнул в мягкий чернозем сам. Следом крался едкий серебристый дым.

***

Не хотелось приходить в себя. Ощущение было такое, будто на нее свалилось огромное дерево и раскрошило все косточки. Ангелина повернулась и хрипло откашлялась. Тянуло едкой гарью, смешанной с резиной и горючим.

Сквозь пелену, что застилала глаза, Кэйса увидела Кирилла. Он стоял к ней спиной, чуть согнувшись. Казалось, тяжело дышит, будто дрался или тянул тяжесть. За ним разгорался огненный цветок. Чтобы не вскрикнуть, Ангелина зажала кулак и прикусила его.

Пока Власов отвлечен, можно попытаться спрятаться. Шевельнулась, намереваясь встать.

– Даже не думай, – бросил Кирилл, не обернувшись. Потянул по траве мешок. Только Сейчас Ангелина поняла, что в нем все еще замотан Герман. А что с Наумом?

– Там же… – прошептала Ангелина и уставилась в черный зев ветхого дома, из которого валил дым с огнем.

– Поздно. Мертв он. Бахнулся вчера башкой. Поднимайся! – Кирилл подошел быстро, и так резко поднял ее, что Лина едва удержала равновесие. На секунду в голове затуманилась. Руки мужчины больно впились в предплечья.

– Что тебе нужно? Почему меня не оставил там? Рядом с возможным отцом. Лучше уж так.

– Может, лучше и легче, но это пока не твой путь. Сейчас ты берешь себя в руки и будешь идти своими ножками, – Кирилл смял ладонью ее лицо. Ангелина не противилась. Уставилась в его злые зеленые глаза.

– Мне все равно, что ты сделаешь со мной.

Сглотнула. Соврала. Ей не все равно. Если он решит взять ее силой, она не сможет совладать с собой и покажет свою слабость, а может, и силу. Кто знает, что сейчас для нее лучше?

– Ты, Лина, сама в себе запуталась, – он потянул носом, будто принюхивался. Смердело горелым тряпьем и жареным мясом. Но Кирилл, будто слышал что-то другое. Ноздри, расширившись, затрепетали. – Мне нужно дотащить ваши задницы до восточного леса. Там мы сможем отдохнуть. Если хочешь жить… – он сделал паузу и чуть отпустил ладонь, позволяя Лине выпрямиться и прикусить онемевшие губы. – А если не хочешь жить, тебе все равно придется идти. Сама ты себя не убьешь, а я не предоставлю тебе такой радости. Буду измываться и, поверь, лучше уж покориться, чем…

Хотелось дерзнуть. Пусть издевается, пусть делает больно, пусть рвет на части. Ведь проснется в душе та, которую Лина так долго прятала. Она защитит. Но хотела ли Кэйса этого пробуждения? Ведь вернуться назад и заставить ее замолчать будет слишком сложно.

Вспомнила Макса из интерната и невольно закрыла глаза. Получилось, будто согласилась с Кириллом. Он тут же отпустил ее и отошел, а Лина присела от слабости.

– Вот бинт, – Власов швырнул в нее белый запечатанный пакет. Сам принялся увязывать вещи к спальнику Германа. Заказчик не шевелился и не подавал никаких признаков жизни.

– Зачем я тебе? – спросила Лина и, сев на землю, стала разматывать ногу.

Порез треснул от удара, но кровь успела присохнуть. Бинты отдирались с трудом, неприятно оттягивая кожу и простреливая острой болью. До совершеннолетия раны заживали на ней, как на собаке, а потом каждая царапина – настоящее мучение, потому что Лина знала цену своей регенерации. Сама навлекла на себя эти муки. Не повадилась бы на иллюзию о лучшей жизни – ничего бы не было. Пошла бы в соседнюю школу работать садовником, а может, и учителем биологии. Но теперь все это покрыто жестокой реальностью, и можно просто забыть о будущем. Вряд ли Лине удастся выбраться. А если и удастся, то это уже будет не она. А всему виной маленькая надежда, что она сможет исцелить себя, сможет найти нужную амброзию.

– Ты готова? – набросив на спину рюкзак, Кирилл потер ладони. Ангелинины вещи были тоже привязаны к Герману. Две палки служили носилками. Власов проверил их прочность и, обернувшись, сказал: – Да сколько можно возиться?

– Можешь быстрее? Сделай, – огрызнулась Кэйса и продолжила медленно отдирать присохшую к ране ткань. Вместе с корочками кожи, выдавливая сукровицу и свежую кровь.