Амброзия, или Дикая жажда оборотня

Глава 16. Ты сама будешь умолять

Власов присел рядом. Острый взгляд, словно сдирал кожу живьем. Мужчина молчал. Желваки ходили ходуном, а брови сходились в одну линию. Он резко содрал остатки бинта, отчего Ангелина закричала от боли.

– Не будешь в следующий раз глупости делать, – процедил сквозь зубы Кирилл и стал неистово обматывать ее колено. – Ты дура или притворяешься? Тебе, и правда, жить надоело? Тут идти полчаса. Сделаем дело и будь свободна. Что сложного?

– Слабо верится, что ты… – Ангелина поправилась, глянув на Германа, – вы меня просто так отпустите.

Кирилл ухмыльнулся. Разорвав бинт на две части, завязал аккуратный белый бантик.

– Кто знает.

Кэйса прыснула.

– Вот давай только не будем строить из себя святошу. Ты пришел сюда с конкретной целью. И эта цель, словно лежит на поверхности, но тебе не дотянуться.

Власов прищурился и скривил губы. Он молчал и ухмылялся.

– Я пра-а-ва-а, – протянула Ангелина. – Так зачем мне сейчас мучиться, чтобы потом все равно быть съеденной лесными червями?

– Много болтаешь.

– Сколько хочу, столько и буду болтать. Я ведь тебе целенькая нужна. Правда ведь? Что ты так печешься обо мне?

Власов приподнялся и оглянулся на горящий дом. Затем громко выдохнув, сказал ровным тоном:

– Поднимайся, дорогуша.

– Не хочу, – уперлась Кэйса. Что-то подсказывало, что Кирилл ее не убьет. Но не тронет ли?

Тихий гнев накатывал неслышно, незаметно. В глубине назревал ураган. Ангелина, что есть сил, разогнала тучи и медленно выдохнула, чтобы совладать с собой. Не сейчас. Не время.

– Лина, мы оба голодны и измучены. Давай дойдем до нужного места и… покончим с этим.

– Лжец! Когда мы дойдем, ты просто освободишь меня смертью. Я ведь права?

Кирилл заметно разволновался, свел на переносице густые брови. Сглотнул, потер широкой ладонью подбородок и, склонившись, тихо сказал:

– Не вынуждай меня сделать это сейчас.

Кэйса засмеялась. Даже удивительно, как стало вдруг легко. Откинулась и, сложив руки под голову, развалилась на земле. Вытянула ноги, чувствуя икрами холодную росу на траве. Колено стреляло болью, но это было даже приятно. Боль съедала пожар, хотя и провоцировала голод.

Глаза Власова округлились. Видимо, ему не приходилось встречаться со смелостью, не приходилось встречаться с теми, кто его не боится.

– Ты играешь с огнем, Лина, – проводник потер нервно ремни рюкзака, затягивая сильнее пряжки.

– Давай. Достань огнестрел и избавь меня от своего общества.

– Дура? Совсем свихнулась? Ангелина, что ты творишь? Можно без этого. Ведь есть выход.

– Правда? У кого он есть? У тебя или у меня? Или у Наума, что горит в этом доме? Возможно, заживо.

Треск балок, словно подтвердил слова Ангелины. Защелкал шифер и ошметки серой трухи посыпались вниз. Из окон брызнули стекла, огонь длинными языками ринулся в поднебесье. Черный дым встал над лесом и исполинским шлангом потянулся, изгибаясь, в противоположную сторону.

– Ну, чего ты ждешь? Почему не оставил меня в доме? Сейчас угрожаешь, давишь, как клопа. А что ж ты не бросил меня в огонь?

– Ты хочешь это знать? Уверена? – Кирилл не шевелился. Глядел в ее глаза не моргая, и она не могла понять его эмоции. Злится он или жалеет? Нападет или отступит?

– А что у меня есть выбор? – сказала Ангелина и уставилась в небо.

Белые курчавые облака смешивались с грязными клубами дыма, что от ветра размазывались, будто серая акварельная краска на бумаге. Запах гари почти не чувствовался, только трещало со всех сторон, и жар накалял щеки.

Одна была одна. Как вот то облако, что похоже сейчас на бегущую лошадь. Грива развевалась, и хвост вздергивается. Свободная, но одинокая. Навсегда.

Ангелина считала, что попала в интернат, потому что родители погибли. Так удобно было думать. Ведь тогда не оставалось горькой правды, что ты никому не нужна, что от тебя избавились, как от последнего мусора. Но теперь все перевернулось. И осознание своей ненужности стало ярче и больней.

– Биолина, нам пора, – жестко, но спокойно, сказал Кирилл, вырывая ее из плена неприятных мыслей.

– Тебе пора. А я никуда не спешу.

– Тебя вырубить? Будешь ехать на носилках вместе с возможным вторым папочкой.

От этого предложения запершило во рту, но Ангелина не двинулась с места. Все, что хотелось сейчас – это теплую ванну и немного еды. Как еще хватало сил спорить с этим придурком?

Кэйса знала, как можно выпутаться из этой истории. Крайняя мера, и к ней она прибегнет только, если захочет жить. А пока… ей все равно.

– Делай, что хочешь, – ответила Лина на немой взгляд Кирилла.

– Ах, ты, сучка! Да я ж тебя сейчас за волосы оттаскаю! – психнул внезапно Власов.

Сбросил рюкзак.

Ангелина проследила за его резкими движениями. Носок его кроссовки зафутболил камень, который, тут же, вывернулся и упал другой стороной: темной, смолистой. Земные черви расползись по поверхности, скручиваясь от обжигающих лучей солнца. Не нравился им его свет.

Кирилл сверкнул недобрым взглядом. Его густые брови коснулись переносицы, лоб разрезала складка. Мужчина опустился рядом на колено и потянулся рукой к шее Кэйсы. Застыл в сантиметре.

Страшно? Возможно, немного. Но ей терять-то нечего.

Выпустить зверя или погибнуть? Ангелина выбрала второе. Жизнь, пустая жизнь, не имеет смысла. Любить она никогда не сможет. Родные? Повернула голову и глянула на Германа замотанного в спальник, как бабочка в куколке. Он – прошлое. То прошлое, что не успело стать настоящим. Друзья? После случая с Максом Лине было очень трудно с новыми знакомствами. Не то, чтобы она не хотела, да и многие пытались завести с ней дружбу, а некоторые даже надеялись на большее, но Кэйсе приходилось избегать общения и не позволять никому приближаться.

– Лина, может передумаешь и возьмешься за ум? – спросил Кирилл, все еще удерживая руку на весу. Тепло его кожи чувствовалось на расстоянии.

– Уйди-и-и… – брякнула она и плюнула ему в лицо.

Власов увернулся. Скрипнули зубы. Сначала Ангелина услышала звук, затем только поняла, что после этой пощечины щека будет гореть еще долго. Не то солнце, не то огненный исполин полоснули по глазам и выдавили слезы. Вчерашняя царапина лопнула, и горячая кровь побежала зашиворот.

– Лжец! А говорил, что силой никогда не берешь.

– А мне и не надо силой. Ты сама будешь умолять, – шепнул Власов в ухо, затем дернул ее майку. Ткань треснула и ошметками повисла по бокам, раскрывая налитую грудь. Ангелина не прикрылась. Рука не дрогнула. Больно все равно не будет – она умела отключаться. Она другого боялась.

– Ни за что… – просипела надломленным голосом. Показалось, что завели старые часы, и пружина так напряглась, что вот-вот лопнет. Последние секунды щелкали и били в висок.

Больно натянулись волосы. Шершавая ладонь заскользила по телу, очерчивая талию и грудь. Ангелина безучастно уставилась на горящую крышу, закусывая губы, чтобы сдержать крик.

Черные ребра лесов оголились, и маленький дом стал походить на величавого монстра в огненной шубе. Дым падал куда-то назад, будто курчавые седые волосы рассыпаются за спиной чудища. То мерцая белым, то вовсе окрашиваясь в черный, смолистый цвет. Треск горящего дерева разносился по всей округе, заглушая пение птиц и шелест листвы.

Кирилл склонился и поцеловал Ангелину в яремную впадину, провел языком вниз и замер над ареолой. Мелкая дрожь неприятия смешалась с адреналином, отчего горячая волна вздыбилась и застряла в районе пупка. Сердце бухало в ребра, прерывая дыхание. Только бы не выпустить ее. Только бы удержать! Кэйса взмолилась всем существующим и несуществующим богам. Да хоть новоявленному Акониту! Взгляд заскользил по сизому небу, окученному едким дымом.

Тишину рассек грохот: упала одна из истлевших балок и потянула за собой часть крыши. Лина дернулась, а Кирилл неожиданно отстранился.

– Я бы развлекся с тобой сейчас, но нужно идти. Советую одеться и встать, – он пригрозил ей пальцем.

Ангелина обернулась на догорающий дом и, сглотнув слюну, больше напоминающую яд, кивнула. Чтобы сдержать себя, придется смириться. Власов не понимает, что играет не с тем огнем.

Жить не хотелось, но и Кирилл не добьет ее сразу. Будет мучить и терзать. А еще распалять. Лина понимала, что тогда бессмысленно на что-то надеяться. Грань тонка и непредсказуема.

– Вот и умница, детка, – похлопал проводник ее по щеке, будто нашалившего ребенка. – Только накинь что-нибудь, – он показал на остатки майки, будто не замечая ее обнаженности. Вел себя отстраненно и равнодушно.

Ангелине захотелось снова плюнуть ему в рожу, но сдержалась. Только стиснула челюсти так, что захрустела эмаль. Врет он. Хочет ее, не может не хотеть. Запах его тела становился невыносимо манящим, и Кирилл сам не понимал, что давно шагнул в трясину, из которой нет спасения.