Наследие Иверийской династии

— Я позову целителей, — донёсся раскат из настоящего.

— Не нужно! — запротестовала я.

Возглас вышел излишне громким и визгливым. Я села на застеленном бархатным покрывалом ложе, огляделась. Погладила крупную вышивку — Иверийскую корону в центре подушки. Должно быть, консул уложил меня сюда, когда я рухнула прямо посреди палатки. Я выпрямилась, тряхнула волосами и как можно увереннее проговорила:

— Всё в порядке, Ваша Милость. Мой дар напоминает о том, как он бывает нетерпелив. Но какое-то время у нас ещё есть… совсем короткое. Думаю, что я сказала и услышала всё, что хотела. Мне необходимо было убедиться, что мы с Вами всё ещё смотрим в одном направлении и союзники.

— Это так, — кивнул Чёрный Консул. Он придирчиво меня осматривал, стоя на почтительном расстоянии. — Теперь, когда вы в этом убедились, я рекомендую вам незамедлительно вернуться в Лангсорд. Впрочем, — он потёр подбородок в задумчивости и улыбнулся. — Хотите, я пришлю к вам экзарха Аргана? Могу предоставить эту палатку на всё необходимое время. Ручаюсь, что никто вас здесь не потревожит.

— Благодарю, Ваша Милость, — задрала я подбородок, уловив тень его ехидства. — Но боюсь, что сейчас я должна отправиться в чужое прошлое. В противном случае меня всё же потревожит видение. Как это обычно бывает — в самый неподходящий момент.

— Я понимаю. Тогда располагайтесь, — он обвёл руками шатёр. — А меня уже заждались на военном совете.

Кирмос лин де Блайт шагнул к выходу, развернулся, будто хотел ещё что-то сказать, но передумал и вышел.

Одиночество мгновенно выбило из меня облегчённый вздох. Я спешно задрала рукава, нащупала среди тонких браслетов часы — маленький циферблат на тонком ремешке, Иверийская корона в центре, тонкая золотая вязь по краю. Артефакт Лауны Иверийской, который нашли среди её вещей в ночь гибели династии. Стрелки давно стояли — механизм был неисправен. Но мне и не требовалось узнавать время. Только тайну, что они видели.

От переполненной магической памяти и предвкушения разгадки я излишне разволновалась и часто задышала. Потребовалось несколько минут, чтобы сосредоточиться и привести себя в спокойное состояние.

Кончик пальца лёг на прохладное стекло, и магия прорицания тут же отозвалась: заколола подушечку, поднялась к ладони и впиталась в кожу, заструилась по венам чужой судьбой.

Четыре королевских стязателя стоят на карауле по четырём углам открытого павильона, где сегодня я велела накрыть обед. Охранники несут свой пост, не шелохнувшись, совсем как мраморные столбы-статуи, стерегущие строгие аллеи дворцового сада. Их мёртвое безразличие и бездвижность нагоняет тоску, в отличие от дрожащих на ветру молоденьких листьев акаций и яркого барбариса. Тонкие лепестки заносит под купол павильона, они кружат над накрытом столом, опускаются в бокалы с ледяным белым вином, на высокие торты и начищенные до блеска подносы с фруктами. Служанка вносит дымящееся каре ягнёнка со сладким картофелем и печёными овощами, и фрейлины оживляются.

— Прекрасное будет представление! — взмахивает руками леди лин де Бродзен. — Голоса у певчих актёров и актрисок тоньше, чем птичьи трели. Однако им следовало бы удостовериться, что королева Лауна Иверийская стерпит их противный выговор с тимберийском акцентом. Даже Кве́ртинд они называют как Кверти́нд, что может послужить оскорблением слуха Её Величества.

Я удобнее устраиваюсь в ворохе подушек и поглаживаю уши кролика с прелестной лимонной шёрсткой, названного мною Цыплёнком. Он устроился на моём округлившемся животике и пригрелся.

— Ах, не говорите глупостей, леди Бродзен, — подносит к губам бокал госпожа Диброэн, самая глупая их всех фрейлин. — Лауна Неотразимая — королева свободных нравов и реформатор, ей не чужда другая культура.

Тезария лукаво улыбается, тянется к горячей еде. Подмигивает мне, и я хихикаю себе под нос.

Представление мистерии — заезжего тимберийского театра — должно начаться позже, с шестым ударом часов над Иверийским замком. А пока над Лангсордом разносится другой звон. Это поют колокола большого храма семи богов, и их величественный стон соединяется со звуками арфы, что тихо звенит под пальцами молодой певуньи. Девушка развлекает нас новой балладой, сложенной на поэму “Царственность”. Я зеваю, сморенная весенним днём и щебетом фрейлин. Сиделица, кряхтя, поправляет подо мной подушки и просит подняться в покои для короткого сна.

— Ваше Величество, вы поделитесь с нами, что сказал вам Камлен Видящий? — спрашивает Тезария, отправляя в рот кусочек сочного мяса.

Её густые чёрные волосы подхвачены двумя лентами и украшены золотыми бусинами, а платье расшито сверкающим шнуром и стеклярусом. Тонкая вязь по корсету напоминает письмена в зеркальных подвалах Иверийского замка. Величественно и нарядно. Но двигается Тезария совсем не так, как неспешные и чопорные леди из высоких родов — движения порывистые, уверенные, сильные.

— Пророчество однозначно, — лениво рассказываю я, наблюдая за неспешным обедом. — Его Милость увидел молодого принца, восходящего на тронный помост, чтобы принять испытание династией. Ромул Иверийский, мой сын, будет коронован в один из таких же чудесных весенних дней.

В подтверждение слов ребёнок шевелится, пихается ножкой, и я вскрикиваю от неожиданности, но тут же хохочу. Кролик мгновенно спрыгивает и уносится прочь, но далеко убежать не успевает: служанки подхватывают его у клумбы с нарциссами и возвращают мне.

Фрейлины, быстро уловив происходящее, присоединяются к смеху. Женские голоса заглушают тихое пение, отскакивают от задрапированных бордовым шёлком стен.

— Видишь, Тезария, я открыла тебе королевскую тайну, — хитро прищуриваюсь я. — А ты до сих пор не назвала мне имени своего избранника. Хотя прошло уже два года с тех пор, как ты объявила себя невестой.

Фрейлина прячет лукавую улыбку за белоснежной салфеткой. На смуглой шее пестреет алый мак — знак соединения ментора. Он появился совсем недавно, и я едва не лишилась рассудка из-за переживаний за подругу, пока та проводила ритуал принятия менторства.

— В своих беседах мы ведь уже оплели её лентами с Кирмосом Блайтом, — старательно режет мясо Оуренская. — Между леди Тезарией Крадзин и молодым стязателем Блайтом летают такие искры, что впору разводить костёр! — она тщательно пережевывает кусочек и задумчиво произносит: — Что же касается предсказаний относительно будущего наследника, то я бы не была так уверена в прорицаниях. Мне предрекли рождение двойняшек — сына и дочери. На деле же я произвела на свет двоих чудесных сыновей на радость собственному мужу.

— Остюма, я тебе говорила, что та старуха шарлатанка, — вмешивается леди лин де Бродзен. — А Его Милость Камлен ни разу не ошибся в толкованиях. На то он и Великий Консул.

— Леди Крадзин, о вас ходят занятные слухи, — возвращается в заданную тему Остюма. — Говорят, что вы умудрились родить ребёнка вне брака в прошлом году, когда королева отсылала вас из дворца. Якобы ваша малолетняя дочь прячется в степях Таххарии-Хан. Её приютили ваши дальние родственники. Неужели вы с экзархом так далеко продвинулись в вашей связи? И почему он не признает вас женой, а ваше потомство — законнорожденным?

Я вспыхиваю: давняя ссора с лучшей подругой была вызвана моей ревностью. В один из дней мне почудилось, будто Мирасполь проявляет к Тезарии недвусмысленные знаки внимания, а та отвечает ему взаимностью. К счастью, наша дружба выдержала это испытание, и Тезарии удалось заверить меня, что это всё происки клеветниц и завистниц. Вроде той же фрейлины Оуренской, которая даже сейчас пытается опорочить репутацию моей фаворитки.

— Неужели вы думаете, что я смогла бы скрыть от королевы столь пикантную подробность своей жизни? — хихикает Тезария. — Бросьте, леди Оуренская, это невозможно. Давайте оставим досужие сплетни и выпьем за благоденствие Её Величества Иверийской Королевы Лауны Неотразимой!

Фрейлина поднимает бокал тёмного бордового стекла с символом моей династии, и к её тосту присоединяются другие благородные леди.

— За Лауну Неотразимую! — подхватывают женские голоса.

— Во имя Квертинда! — поддерживает Оуренская.

— Так что же, леди Крадзин, — приподнимаюсь я на локтях и обращаюсь к подруге по-простому: — Хочешь, я сегодня же распоряжусь, чтобы стязатель Блайт сопровождал тебя в летнюю резиденцию в Батор? Я желаю белых слив, но выращенных не магией Ревда, а самых натуральных, согретых под южным солнцем. Вы оба привезёте мне фрукты вместе с новыми впечатлениями и объявлением о свадьбе.

— Ваше Величество, — склоняет голову Тезария. Она потирает запястья под браслетами из ризолита, холодный металл явно доставляет ей неудобства. — Мне горько смотреть, как вы строите догадки, и потому я не смею больше испытывать ваше терпение. Клянусь, сегодня же раскроюсь и поделюсь душевными терзаниями. Сил больше нет таить любовные чувства, тем более от Вашего Величества. Вы так добры ко мне. Но… боюсь, даже ваше доброе сердце осудит мой выбор. Боюсь не за себя, но за своего избранника. Его любовь ко мне может стоить ему всей судьбы: должности, клятв и даже жизни. Мы, как и все верноподданные королевства, готовы принести нашу любовь в жертву. В жертву во имя Квертинда.

Она ловит мою торжествующую улыбку. Неужели мы все ошибались, и её тайный любовник вовсе не Кирмос Блайт? Вот бы это было правдой! Он несколько моложе Тезарии и совсем ей не подходит.

— Милая Тезария, — как можно мягче говорю я и всё-таки выпускаю из рук Цыплёнка. — Неужели я посмею лишить тебя самого великого на свете счастья, когда сама последовала зову сердца? Неужто я не женщина, любящая и испытавшая удовольствие быть любимой? Расскажи же мне, кто похитил твой покой и заставил мучиться злыми мыслями. Не по приказу Её Величества Иверийской королевы Квертинда, но по просьбе близкой подруги.

— Если только наедине… — опускает густые ресницы девушка и мило краснеет, будто стыдится своей тайны. — Я бы хотела скромную тихую церемонию, где будем только мы с моим возлюбленным и Ваше Величество.

— Какая чудесная мысль! — одобряю я и прихожу в романтический трепет. — Устроим свадебный ритуал в южном крыле, в святилище Девейны. Или прямо здесь, в этом павильоне. Украсим его цветами и окурим амброй… — я наклоняюсь и подаюсь ближе к фрейлине. — Но ты должна немедленно сказать мне, кто же он!

Тезария выразительно смотрит на застывших в ожидании откровения девушек и настороженных служанок. Досужие сплетницы и стервятницы навострили уши и отложили приборы. Даже арфистка прервала балладу, чтобы услышать правду.

“Подите прочь!” — хочу прикрикнуть я, но тишину прерывают далёкие мужские разговоры. Все поворачивают головы на звук шагов, доносящихся с центральной аллеи.

Кирмос Блайт лёгок на помине! Вот он появляется из-за зелёной ограды со шкатулкой в руках, останавливается, когда его спутник — король Мирасполь — наклоняется, чтобы срезать для меня душистый пион.