Наследие Иверийской династии

— Не знаю, как вам это удалось, но Талиция Веллапольская заняла очень категоричную позицию и настаивает на пребывании в Квертинде. Она не глупа и аргументирует это образованием, которое она получает. К счастью, этот факт — чистейшая правда.

— Вы читаете её переписку? — вроде бы удивился консул.

— Простая предусмотрительность, — не стала отрицать я. — Не беспокойтесь, о содержании ваших писем ей мне неизвестно. Но я не могла оставить княжну без присмотра. Веллапольское княжество было нашим врагом задолго до Таххарии-Хан. Пусть я немного понимаю в стратегии и военном деле, но мне известно о мощи государств. Северный край с их гибридами и армией, снабжённой чудовищами, представляет для Квертинда куда более серьёзную угрозу, чем варвары. Пока нам удаётся её сдерживать худым и зыбким, но всё же — миром. Совместно мы должны удержать его до коронации, а после вашей свадьбы — упрочить.

Консул не торопился вступать в диалог. Он надолго задумался, всё так же избегая смотреть на меня, потом отошёл ко входу, отодвинул полог.

Потянуло сквозняком и сыростью. Одну из свечей на столе задуло порывом ветра. Оставшись в простом дорожном платье из тонкой шерсти, я моментально замёрзла и обхватила себя руками. Но это не отвлекло меня от картины, что открывалась взору: группа молодых магов с тиалями устроилась у костра. Парни и девушки загребали ложками кашу, смеялись и запивали еду бузовником. Они нестройно напевали какую-то песню, вызывающую заливистый хохот. Грядущие битвы, казалось, их совсем не беспокоили.

— Однажды Камлен Видящий спросил у меня, может ли сделать счастливым народ тот король, который сам никогда не был счастлив, — вспомнил Чёрный Консул. — Тогда я посмеялся над ним. Но теперь, знаете, без конца возвращаюсь к его словам. Они кажутся мне нелогичными, противоречащими принципам управления, но в то же время… спасительными. Во мне как будто происходят монологи двух родов: сухой, рациональный разум спорит с законами человечности, которым я сам в первую очередь должен следовать, — он наконец посмотрел на меня. Заметил, что я замёрзла и как будто устыдился. Опустил полог, перекрывая доступ звукам и сквознякам. — Потому что счастье ставит предел честолюбию. А у него обязательно должен быть предел. Иначе — бездна, — он помолчал, будто давая мне время осознать сказанное и грустно, даже обречённо улыбнулся. — В Квертинде живут и умирают целые поколения не амбициозных людей, которые во много раз счастливее нас с вами, госпожа Ностра. Они попадают в сады Девейны задолго до того, как гибнут. Я всё думаю — не является ли наше самопожертвование наивысшей степенью высокомерия?

Повисла недолгая пауза. Я надеялась, что Кирмос лин де Блайт подведёт итог своему монологу, но вывод мне предлагалось сделать самостоятельно. И мне не нравилось то, что напрашивалось само собой.

— Вы пугаете меня, — честно призналась я и подалась вперёд, не сводя с него глаз. — Сомнения вредят делу. История Квертинда вершится прямо сейчас, в этой палатке. Она незаметна, как рост травы, но неумолима. Вы вершите историю, господин лин де Блайт. Своим словом, что дали мне в Варромаре. Но это не главное.

Я резко встала, прошлась до ширмы, потом обратно. Каблуки сапог застучали по древесному настилу. От моего движения задрожало пламя. Глаза кровавого мага внимательно следили за мной, ожидая продолжения. Я остановилась у жаровни, протянула к ней озябшие руки.

— Когда я смотрю на то, как вы сомневаетесь в своём выборе относительно Талиции, я вижу побеги новой войны, растущей у нас под ногами, — бросила я через плечо. — Я знаю, что вы видите то же самое. Поэтому и делаете всё, чтобы очаровать юную княжну. Являетесь ей сильным покровителем и очарованным мужчиной. Признаётесь ей в любви, возможно. И не важно, верите ли вы сами в то, что говорите. Я призываю вас: продолжайте.

— Я не нарушу наш уговор, госпожа Ностра, — заверил консул. Он мягко прошёлся в противоположную от меня сторону — к висящей на стене карте Квертинда, остановился напротив. — Потому что вы правы. Отчасти. Положение куда серьёзнее, чем мы думаем. Возможно, мы бы смогли противостоять и Веллапольскому княжеству, но огромная часть сил брошена на борьбу с икша. Весь север кишит грязекровками, а по новым донесениям, они появились и на юге. Перспективы самые удручающие. И это должно вас пугать гораздо больше, чем Веллапольское вторжение. Или мои сомнения. Что же до них… — он всматривался в карту так, будто там были написаны ответы. Глаза кровавого мага осматривали Галиофоские утёсы, Иверийский престольный округ, Удел Батор… На Баторе мужской взгляд остановился. И консул отрешённо проговорил: — До сих пор мне удаётся с ними справляться. Груз глобальной ответственности, жертвы во имя Квертинда и верность долгу делают нас жёстче, циничнее и злее. Так мы устроены. К сожалению. Надеюсь, мне достанет разума в сложившихся условиях сохранить в себе того, кто является большим благом для королевства. Или хотя бы меньшим из зол, — он резко развернулся. — Итак, вы собираетесь сообщить Совету, что отменяете королевские испытания. Думаете, вас поддержат?

От внезапного вопроса я оторопела, непроизвольно сжала в руках ткань платья. И почувствовала себя ученицей младшей школы перед строгим учителем.

— Я не собираюсь их отменять, — отрицательно помотала я головой, прочистила горло и заговорила уверенно: — Иверийское наследие есть непреложный закон. Но королевство меняется, а вместе с ним нужно менять и принципы, на которых оно стоит. Делать это следует тактично и аккуратно. Так мы и поступим: оставим консулу Рутзскому возможность завершить испытания, но установим сроки, в которые он должен уложиться. Возможность, разумеется, искусственную, потому что мы с вами всячески будет препятствовать их исполнению.

— Вскоре заканчивается его испытание изгнанием. — Голос мужчины был сухим, почти безразличным. — Вряд ли мы сможем ему в этом помешать.

— Не знаете, у него не появилось молодой мейлори в изгнании? — не удержалась я от едкой ремарки.

Под следующим быстрым взглядом Чёрного Консула я почти ощутила действие кровавой магии, онемела и остолбенела, прикусив язык. Но вместо алого тумана Толмунда я увидела только кривую ухмылку Кирмоса лин де Блайта. Он поднял уголок губ, и эта мимика сделала его лицо пугающим и зловещим.

— Орлеан Рутзский не позволит себе столь неэтичного союза, — ответил консул. — Не скрою, я пытался выяснить его положение в изгнании и способы его прервать. Но тщетно. Здесь, в военном лагере, у меня мало времени и возможностей для расследования. А среди солдатни и стязателей куда более популярен анекдот “Сабля экзарха дрожит в руках Великого консула”. В штабе тайком принимают ставки на то, правда это или досужие сплетни.

— Передайте людям, что ради Квертинда я готова сложить оружие, — вовлеклась я в обмен любезностями и вернула ему ухмылку. — Надеюсь, мы с вами в своей преданности королевству схожи.

Лин де Блайт сдвинул брови, вернулся к столу, откупорил бутылку. Плеснул вина в кубок так, что часть его пролилась на лежащие рядом документы. Консул едва слышно выругался, стряхнул капли с листов тыльной стороной ладони. И одним глотком осушил кубок. Налил ещё один бокал.

— Давайте перейдём к делу, — коротко предложил консул и протянул мне вино.

Я осторожно приняла серебряный кубок, оплетённый тремя змеями. Но пить не стала, даже не пригубила.

— Как пожелаете, — насторожилась я. Думала, что Кирмос лин де Блайт, как и раньше, вернёт мне дерзость или станет играть словами. Но сегодня он явно не был настроен на светскую беседу. — У Рутзского остаётся ещё одно испытание — испытание войной, — изложила я свои соображения. — Но Квертинд не может ждать годы, пока Орлеан Рутзский соизволит выиграть войну. Поэтому мы установим для этого срок. Скажем, полгода. Если до грядущей Ночи Красной Луны он не возглавит армию в победной схватке, мы назначим голосование Верховного Совета для двух претендентов, имеющих на тот момент два успешно выполненных испытания. Я не сомневаюсь, что выбор Претория в вашу пользу будет единогласным, — я брезгливо отодвинулась от залитого вином стола и поправила юбку. — Правда, до голосования вам необходимо утвердиться в своей репутации и заручиться расположением княжны Талиции. Понадобятся все аргументы в пользу вашей кандидатуры.

Чёрный Консул нахмурился. План ему не нравился.

— Орлеан Рутзский может проявить инициативу не только в войне с таххарийцами, но и в битвах с Орденом Крона. Это очень коварный и рискованный путь. Я не могу предсказать, как много стычек нам предстоит…

— Значит, все битвы будете возглавлять вы, — перебила я. — Армия, стязатели и лин де Голли слушают только ваши приказы. Вы должны стать многоликим, консул лин де Блайт. Вам не составит труда опережать консула Рутзского в любом намерении вступить в бой, учитывая, что у него нет полномочий распоряжаться военными ресурсами Квертинда в ваше отсутствие. Он не посмеет вам открыто перечить, потому что знает, что его не поддержат. Но он будет изыскивать возможности. Мы должны их все пресечь.

— Открытая конфронтация, — скупо определил консул.

— Конечно! На кону престол. И весь Квертинд. Вам ведь не впервой вступать в публичный конфликт?

Он усмехнулся. Отошёл в тёмный угол палатки, где на грубой тумбе валялся какой-то уродливый кусок пряжи. Присмотревшись, я поняла, что это детская игрушка. Кирмос сжал её, скорее инстинктивно, по привычке, чем осознанно. Странное проявление сентиментальности. Насколько я знала, у Чёрного Консула не было детей.

Этот простой жест напугал меня ещё сильнее, чем все ранее высказанные сомнения. Я торопливо поставила нетронутый кубок на стол.

— Да что с вами, консул? — не выдержала я. — Вы больше не уверены в себе?

Он дёрнул щекой, потёр знак соединения. И сказал:

— В последнее время не было возможности выспаться.

“Не было возможности или вас мучает бессонница?” — хотелось спросить вслух, но я понимала, что и так исчерпала предел личных вопросов консулу. Очевидно, Кирмос лин де Блайт сражался в битвах не только на поле брани, но и в куда более личных. Как раз это я прекрасно понимала. И разделяла.

— Сейчас не время для… — начала я, но закончить не успела.

Невидимые щупальца прорицания вытянулись из-под сиденья стула, подобно кокону окутали моё тело и утянули в новое видение. Я резко вскочила, глубоко вдыхая дымный воздух палатки и зашаталась. Едкий запах костра сменился другим. Пряный букет южных трав, мокрого песка и моря щекочет нос. Женский силуэт чернеет в лучах заката. Шумит и беснуется прибой, требует чтобы я решился и пошёл — не то ей навстречу, не то прочь от неё. Сердце колотится как перед решающей битвой, дурман бьёт в голову похлеще полыньего шторма. Над головой хлопнул полог палатки, покрытый дождливой крапинкой. Брусья опор, стяг Квертинда, стол с военными донесениями пронеслись перед глазами.

— Госпожа Ностра, — почти кричал мне на ухо Кирмос лин де Блайт. — Что с вами?

“…сказал мне, где ты меня ждёшь,” — песней звучит из будущего его же голос. Спокойный, удивительно звучный и низкий, грудной.