Милицейские истории: невыдуманные рассказы о милиции и без милиции. Миниатюры

Простить «падшего ангела»

К тому времени, когда случилась эта описываемая история, я уже проработал в уголовном розыске два года. Вроде небольшой срок, но для уголовного розыска весьма солидный. Так, учась у опытных сыщиков и работая по 12–18 часов в сутки, я, что называется, «заматерел», становясь настоящим сыщиком, которому свою судьбу доверяли люди, очень разные по судьбам и характерам. Но очень похожие, пожалуй, в одном. Им иногда было очень плохо, а могло стать ещё хуже, не поддержи я их в трудную для них минуту. Иногда людям нужна помощь, чтобы не дать им совершить последний, роковой шаг. Она нужна и уже успевшим опуститься почти на самое дно, много раз судимым, и совсем «зеленым», как один молодой парень, который, как это ни странно звучит, благодаря своим золотым рукам мог начать туда опускаться. Расскажу две истории про судьбы людские, так как очень они почему-то мне сильно запали в душу.

Имен их я не помню. Не помню и фамилии парня. Память сохранила только одну фамилию. Гришин. И всё. Просто Гришин. Был он небольшого росточка, со смешно торчащими ушами из-под старенькой кепки. Сильно поношенная, но, правда, чистая одежда. Шестидесяти лет отроду он прибыл из мест лишения свободы с одиннадцатью судимостями, признанный судом особо опасным рецидивистом, и явился в наш отдел, чтобы стать на учет. А мы должны были осуществлять над ним административный надзор милиции. За малейшие три нарушения он опять отправлялся в колонию.

На дворе 1984 год. Он пришел ко мне на прием как к лицу, ответственному в Ленинском ОВД за этот самый административный надзор. Дополнительная обязанность, не освобождавшая меня от основной работы на моей зоне. Я его записал, дал подписать все необходимые документы о том, что он обязан в месячный срок прописаться и трудоустроиться. Вечером из дома ни ногой и нельзя посещать магазины, торгующие спиртным, пивные и прочие «злачные» места. Раз в неделю являться в милицию на отметку. И ещё ряд ограничений. На два года. Два нарушения – только предупреждения, а за третье – опять на зону. Понял? Он кивнул, расписался и ушел.

Буквально через два, ну, может, через три дня я получил от участкового рапорт, что он застал этого Гришина в винно-водочном отделе продовольственного магазина, покупающим вино. Сам Гришин сидел уже в дежурной части, чтобы по этому поводу получить официальное предостережение. Первый шаг к колонии сделан. Не могу ничего плохого сказать о задержавшем его участковом. Он действовал по закону, ничего не натягивал и не добавлял. Но вид этого мужичка, которого привели ко мне на беседу, меня поразил. Даже не сам его вид, а его глаза. В них стояли слезы, что ну никак не вязалось с образом отчаянного, многократно судимого, «особо опасного» рецидивиста. Не ожидая моего вопроса, он сам сказал, что всё равно дорога ему только в колонию, так что он очень хотел напиться и хоть немного забыться перед возвращением туда. Зачем ему быть здесь? Родственников уже нет. Двоюродный брат успел умереть, пока он последний раз сидел, и прописаться ему некуда. Всё, что осталось, это вернуться в колонию и там умереть. Он выразился круче: «сдохнуть». Что-то мне так его стало жалко, что, даже не разговаривая с ним, сразу набрал прямой номер директора хлебозавода, расположенного на ул. Тургеневской, 2. И, услышав его голос, представился и попросил трудоустроить этого Гришина и дать ему служебное жилье. У него много судимостей, но я за него отвечаю. Директор был мне немного обязан за раскрытие кражи на его заводе, и он согласился. От меня Гришин бегом на завод, и через пару дней он уже там работал. И маленькую комнату как служебную квартиру ему дали прямо напротив завода, в доме через дорогу. Он приходил ко мне на еженедельную отметку и был так счастлив, что я даже собой некоторым образом загордился.

Но если бы я знал, что за человек сидел передо мной, то моя гордость, пожалуй, перешла бы в истерику. Спустя месяц или два после его трудоустройства я проводил какие-то оперативно-розыскные мероприятия на своей зоне и попутно, с целью экономии времени, решил совместить несколько дел в одно и зашел к Гришину для проверки соблюдения им правил административного надзора, над ним установленного. Он был, как и положено, дома и, увидев меня, просто расплылся в улыбке. Предложил выпить чайку. А почему нет, подумал я, давай. Мигом на столе чай, варенье, какие-то булочки, сушки, сухарики. Наголодался дед в колонии, подумал я. Очень я любил эти разговоры с бывалыми людьми, старыми «сидельцами». Пусть преступники, но много в жизни повидавшие. А где сыщику опыта-то набираться? Слушал я всегда их очень внимательно и часто много полезного для себя узнавал. Налил он мне чаю, сидим, пьем. Он что-то рассказывает о своей новой работе, а я комнату осматриваю. Чисто, убрано, и пыли нет. Дед приучен к порядку и любит чистоту. Это мне нравится.

Тут мой взгляд останавливается на нескольких фотографиях в рамочках, висящих на стене. Женщины старенькие, мужчины явно крестьянской наружности. И фото трех солдат, стоящих рядом, с наградами на груди. Молодые, улыбающиеся лица. А посредине он, мой поднадзорный. Особо опасный рецидивист, многократно судимый Гришин. Уши под пилоткой солдатской так же смешно торчат, как и сейчас. Вот тут я чуть чашку с чаем из рук не выронил. На груди щупленького паренька со смешно торчащими ушами – ордена Красной Звезды и ТРИ ОРДЕНА СЛАВЫ! И медали. «Гришин, ты что, полный кавалер ордена Славы?» – не скрывая своего удивления, спросил я его. «Да», – тихо произнес он.

Его рассказ был круче любого романа. Тихий и многократно судимый воришка был фронтовым разведчиком и бойцом, как мы бы сейчас сказали, «спецназа». И начал войну с марта 1943 года, после призыва в армию. Служил во фронтовой разведке. Десятки взятых пленных, сотни полторы лично убитых фашистов. Причем ножом. Тех, кого застрелил или гранатой подорвал, вовсе не считал. За всю войну всего два ранения, и то не очень опасные. И всю войну на передовой. Счастливчик. А вернулся с неё, и кончилось счастье. Драка в ресторане, в ходе которой достал трофейный пистолет и застрелил обидчиков. Двух. Потом суд и срок. Орденов лишили – и в колонию. И началась его «романтичная» тюремная жизнь. Украл, выпил, в тюрьму! Украл, выпил, в тюрьму! И затянуло в круговорот. Только я его, можно сказать, и вытащил в последний момент. Багром! Единственный, кто помог просто так, по-человечески. Да, судьба. Потом он в 1985 году, в честь 40-летия Победы, был амнистирован и восстановлен в правах полного кавалера ордена Славы, что приравнивалось к званию Героя Советского Союза. А для меня и этот Гришин, и такие, как он, были не падшими ангелами, а ангелами-спасителями, которые своими крыльями и своими жизнями закрыли меня, еврея, от неминуемой смерти. Меня бы никогда не было, если бы не они. И по сей день, когда я пишу эти строки, я счастлив, что смог хотя бы одному из них помочь опять расправить крылья. Вот так в жизни бывает.