Семь смертных грехов Германского Рейха в Первой мировой войне

Послесловие 1964 года

Федеративная Республика – это не Германский Рейх, а холодная война – не Первая мировая война. Детальные сравнения между тогда и сегодня недалеко заведут, поскольку история никогда не играет дважды одну и ту же пьесу точно по нотам. Однако история любит одну и ту же тему многократно варьировать. Да, она немного похожа на грубого старорежимного учителя, который бьёт ученика по ушам тетрадкой с неправильно решённой задачей со словами "всё ещё раз повторить с начала" до тех пор, пока бедный ученик, наконец, не замечает, что именно он сделал неверно, и не находит правильное решение.

Немцы вынуждены были ещё раз в измененном виде проработать трагедию Первой мировой войны, которую они не захотели постичь: при Гитлере и во Второй мировой войне. Вторая мировая война ни в коем случае не была точным повторением и копией Первой (а гитлеровский рейх не был копией кайзеровского рейха): гораздо более верили в то, что на этот раз они сделают "это" по-другому и лучше. Гитлер по-своему вполне изучил Первую мировую войну и извлёк определённые уроки из её несчастливого хода. Однако это были неверные уроки, и Германия при Гитлере совершила "это", как известно, ещё более скверно, чем в первый раз, и в конце оказалась в ещё более несчастном положении.

Федеративная Республика, несколько иная модель германской государственности, хочет опять сделать "это" по-другому и лучше. Однако можно снова видеть, что расчёт и в этот раз не сходится, и третье поражение, на этот раз, слава богу, пока бескровное, уже отчётливо вырисовывается на горизонте. В действительности Федеративная Республика также не извлекла правильные уроки из трагедий своих предшественников. И она также удовлетворилась тем, что хочет "это" сделать иначе и лучше. К мысли о том, чтобы "это" однажды совсем оставить и вместо этого делать нечто совершенно другое – а именно политику мира, она не пришла. По отношению к смертным грехам Германского Рейха 1914 года она в своём роде осталась не менее верной, чем Гитлер. То, что она не преувеличила их умышленно, как Гитлер, можно признать ей в пользу. Политика Гитлера была невыносимым огрубением неверной политики кайзеровского рейха; политика Аденауэра, скорее, её совершенствованием. Тем не менее в основе она была той же самой политикой. И если мы теперь в заключение попробуем кратко назвать поименно семь смертных грехов Германского Рейха (вместо того, чтобы как ранее рассказывать, как они совершались), то мы увидим, что все они (несколько по-иному) снова совершались и совершаются Федеративной Республикой Германии. Первый смертный грех Германского Рейха, из которого происходят все остальные, это то, что он без необходимости перестал ощущать себя достаточным государством и вести себя соответственно. Немцы периода Вильгельма II не знали, насколько им было хорошо. Они вели себя как осёл, о котором говорит немецкая пословица: "Когда ему становится слишком хорошо, он идёт на льду танцевать". Чего на хватало могущественному, процветающему, богатому, широко раскинувшемуся в Европе Германскому Рейху на смене веков? Когда сегодня смотрят на это, то ничего. Во внутренних делах многое можно было реформировать. Во внешних делах немцы достигли оптимального положения, численность населения и географическое положение способствовали им в этом. У них были все основания каждый день благодарить Создателя и о Status quo, в котором они так приятно жили, заботиться, как о саде. Как такое делается, им показала не только Англия со времени битвы при Ватерлоо, но и их собственный Бисмарк после Седана.

Вместо этого все их помыслы были направлены на то, чтобы разрушить этот Status quo; в конце он стал для них просто невыносим. "Выйти из теснины!" Богатейшая страна Европы одновременно была самой неудовлетворённой; самая сильная – самой беспокойной. "Хоть знаю много я, всё же хотел бы всё знать" – Германия Вильгельма II изменила цитату из "Фауста": "Хоть много имею я, всё же хотела бы всё иметь". То, что тем самым она себя изолировала и окружала, что она вокруг себя создавала врагов и что она в конце концов через это должна была принять скверный конец: мудрый государственный деятель (или мудрая нация) мог бы это предвидеть. После того, как наступил плохой конец, это должен был видеть, собственно, каждый нормальный человек.

Но сегодня это почти никто не видит. У Федеративной Республики есть своя базовая ненасыщенность и неудовлетворённость тем, что она имеет, прописанная даже в её Конституции. Она не признаёт своих границ, и границы своего государства-двойняшки, и само это государство, да и, если быть точным, даже самого себя: она хочет рассматривать себя как Германский Рейх в границах 1937 года, и прежде чем этот Германский Рейх не будет восстановлен в этих границах (которыми он тогда был крайне неудовлетворён), она не успокоится. Ещё решительнее, чем Германский Рейх образца 1900 года, Федеративная Республика ставит на карту всё, что имеет, чтобы выиграть то, чего не имеет. Ещё формальнее и категоричнее она отвергает Status quo, в котором живёт. Скажут, что это можно понять. Германия в мире опустилась вниз, естественно, что она хочет снова подняться. Хорошо. Однако с помощью тех же самых средств, с которыми она опустилась? Институционализированные неудовлетворённость, волнения, алчность, задиристое отрицание фактов, сутяжническое упорствование на изощрённых вымыслах, вечные требования, вечная неуживчивость, накапливание врагов и ссоры с друзьями: это не лучший путь для улучшения положения страны, не говоря уж, когда это положение скверно. Однако положение Федеративной Республики вовсе не является плохим. Оно не такое блестящее, как положение Германского Рейха в 1900 году, что не является неестественным после двух проигранных мировых войн. Однако оно превосходит всё, на что могли надеяться немцы 20 лет назад в своих самых смелых мечтах. Жители Федеративной Республики шестидесятых годов знают столь же мало, как и немцы Рейха на рубеже столетий, насколько им хорошо. Они давно уже в отдалённых частях света являются предметом обоснованной зависти. В действительности они не должны были этого достичь, к тому же еще снова быть источником постоянного беспокойства. Однако самая богатая страна Европы снова одновременно и самая неудовлетворённая; самая сильная одновременно самая беспокойная – и снова эта страна называется Германия. Это досадно. Те же самые смертные грехи в третий раз: это может оказаться опасным для жизни. Тем более что третья немецкая война, если она должна произойти из этого – и дважды немецкая война, происходящая из этого состояния духа, – на этот раз наверняка с самого начала будет разыграна на немецкой земле и очень возможно с применением оружия массового уничтожения. К чему Федеративная Республика в своём ослеплении как раз и стремится.

Этим она делает своим также второй смертный грех Германского Рейха, а именно то, что мир окрестил "германским милитаризмом". Немцы всегда неверно понимали этот упрёк в милитаризме и сомневались в его справедливости. Они сделали бы себе большое одолжение, если бы попытались понять его. То, что в мире в годы перед Первой мировой войной начали называть немецким милитаризмом, было не просто фактом, что Германский Рейх содержит особенно большую и особенно хорошую армию и что он очень гордится этой армией. Это было в целом понятно при географическом положении Германии и понималось также всеми благоразумными людьми. Германская армия во времена Бисмарка была столь же большой и столь же качественной, как и при Вильгельме II. Тем не менее Рейх Бисмарка создал себе репутацию оплота мира, а упрёк в милитаризме возник лишь во время правления Вильгельма II.

Этим упрёком мир в действительности порицал не германскую армию, но германскую политику, которая даже в мирное время строилась исходя не из собственно политических, но из военно-стратегических соображений, и которая, таким образом, и во время мира постоянно мысленно вела войны. Эта политика постоянно устанавливала цели, которые были достижимы только посредством войны; постоянно мыслила в схемах "друг-враг" и постоянно стремилась ослабить каких-либо врагов; постоянно была готова использовать в качестве нормального средства политики открытую или скрытую угрозу войны; постоянно горделиво выступала в "блистающих доспехах"; и, таким образом, в конце концов создавала атмосферу постоянного напряжения и постоянного ожидания войны – предвоенную атмосферу.

Это делала германская политика в течение десяти или двадцати лет, предшествовавших Первой мировой войне. О последнем кайзере Германии говорили, что он в действительности не хотел войны, но только лишь комичным образом стал вести себя воинственно. Если это было так, то тем хуже. Хладнокровно спланированная и планомерно исполненная, как обдуманная хирургическая операция, война (как, например, война Бисмарка 1866 года) более извинительна, чем придуманная из глупости и тщеславия – и безответственно оформленная, которая затем с первого момента выходит из-под контроля. Федеративная Республика сегодня снова навлекает на себя упрёк в милитаризме – упрёк, который исходит из Советского Союза, однако мало-помалу находит отклик также и в нейтральном мире и даже у союзников Федеративной Республики. На этот раз также упрёк направлен не против существования бундесвера как такового, который был ведь как раз навязан Федеративной Республике западными державами и с которым также и Советский Союз примирился. Он питается постоянным стремлением Федеративной Республики к совместному распоряжению атомным оружием. Но он, собственно, нацелен на то, что мир (как в своё время перед Первой мировой войной) ощущает политику Федеративной Республики как политику силы и войны, как теневое ведение войны уже в мирное время.

Федеративная Республика, как Германский Рейх Вильгельма II, устанавливает цели, которые могут быть достигнуты только посредством войны: на этот раз ликвидацией ГДР и перемещением назад границы с Польшей. Федеративная Республика, как Германский Рейх, полагает как само собой разумеющееся то, что этих целей можно будет добиться по-плохому, не по-хорошему, давлением и принуждением, а не посредством мирного развития. Федеративная Республика, как кайзеровский рейх, постоянно включает во внешнеполитические расчёты войну и огромной ценой направлена на отражение нападения, которым ей никто не угрожает. Как единственное из европейских государств Федеративная Республика постоянно ведёт себя так, как если бы у порога стояла война, и единственное из европейских государств она одновременно старается изо всех сил, чтобы создать и поддерживать атмосферу напряжения, предвоенную атмосферу. Как и кайзеровский рейх, Федеративная Республика желает получить то, чего не имеет, при помощи "политики силы". Это то, что тогда называли милитаризмом, и если тогда упрёк был справедлив, то он справедлив и сегодня. Сила, которой Федеративная Республика оперирует или хотела бы оперировать, разумеется, в этот раз, в противоположность к прошлому, это заимствованная сила – не своя, а чужая. В этом отношении "милитаристская" политика Федеративной Республики менее опасна для других, чем это было в случае с кайзеровским рейхом. Однако для самой Федеративной Республики именно по этой причине она гораздо более опасна. Потому что Федеративная Республика играет – и может поплатиться головой – в этот раз с чужими деньгами, которые в любой день могут быть у неё изъяты. Она постоянно раздражает перспективой войны превосходящие державы – по меньшей мере одну превосходящую державу – без малейшей оглядки на то, чтобы смочь защитить себя при помощи собственной силы, если однажды потребуется принять вызов. И она делает это, хотя из года в год становится отчётливее, что защита, которую её союзники обеспечивают ей при этой рискованной игре, чрезвычайно ограничена и условна. 13 августа 1961 года[3] должно было бы предупредить её в этом отношении. Однако до сих пор она не обращала внимания на предупреждение.