Холод 2

* * *

Ярск оказался небольшим городком, раскинувшимся на берегу полноводной реки. Серые домики толпились на прибрежном склоне, а над ними возвышались шпили колоколен, увенчанные глазом в треугольнике — символом стефанианской религии.

Местность была холмистая. Дорога, по которой мы ехали, вела по высокому обрывистому берегу. Ещё на подъездах к городу мы увидели длинный каменный мост через реку и вдали, на вершине одного из холмов — большое серое здание. Как мне объяснили, это — монастырь. Однако монастырь тот был непростым: монахи, проживающие там, все, как один, являлись посвящёнными. Считалось, что близость подобного заведения есть великое благословение для города, рядом с которым оно находится.

На подъездах к Ярску нам стали попадаться кибитки, повозки и сани, расположившиеся на склоне холма вдоль дороги. Повсюду горели костры, вокруг огня грелись крестьяне, одетые в тулупы, валенки и тёплые меховые шапки — беженцы, искавшие защиту в городе. В Ярске имелась каменная крепость с небольшим гарнизоном, но беженцев, кажется, пока туда не пускали, и им приходилось мёрзнуть под открытым небом.

А погода сегодня стояла особенно морозная. Я этого почти не ощущал, если не считать противного холодка внутри, а вот спутники мои все, как один, кутались в плащи, закрыв высокими воротниками лица от промозглого ветра.

Миновав пригород, мы достигли окраины Ярска. Дорогу нам преградили четыре солдата. Поверх мундиров они носили длинные епанчи, подбитые мехом, треуголки же были надеты прямо на тёплые колпаки. Выглядело это забавно, но бойцов, вынужденных торчать целый день на морозе, это мало заботило. Даже унтер-офицер напялил под треуголку шапку, а мундир, судя по раздувшейся фигуре, надел поверх тулупа.

— Назовитесь! — приказал унтер-офицер осипшим голосом. — По какому делу в Ярске?

— Бояре Малютины, — представился Игорь Изаславич, натягивая поводья. — Отойдите прочь с дороги.

— Прошу прощения, господин, — поклонился унтер-офицер, — не признали. Эти люди с вами? — он кивнул на обоз из саней, на которых сидели слуги и те немногие крестьяне, кому повезло остаться в живых после всех бедствий, обрушившихся на Высокое.

— С нами. А в чём дело? — спросил боярин.

— Ещё раз прошу прощения, господа, — проговорил унтер-офицер. — Очень много беженцев в округе. Приказано не пускать их без особо важного дела. Так же на улице запрещено разводить костры, — добавил он, хотя это, казалось бы, и так очевидно. — Можете проезжать, но я обязан предостеречь вас от посещения кварталов к северу от базарной площади.

— А что случилось? — нахмурился Игорь Изяславич.

— Произошёл инцидент, — отрапортовал унтер-офицер, — в нескольких кварталах в северной части Ярска исчезли все люди.

— Что значит, исчезли? — грозно проговорил Василий Васильевич, который ехал за Игорем Изяславичем. — Что за ерунду ты несёшь?

— Милостивые господа, — не дрогнувшим голосом произнёс унтер-офицер. — Это никак не является ерундой. Происшествие случилось вчера днём. Кварталы опустели, и все жители пропали. Сейчас эта часть города оцеплена.

— Как это понимать? — в голосе Василия Васильевича чувствовался страх. — Что значит, исчезли? Не могли же люди просто взять и исчезнуть?

— Никак не могу знать, — ответил унтер-офицер.

— Но там... мой дом, — голос пожилого помещика дрожал. — Жена, дочери. Как так исчезли?

— Не стоит волноваться раньше времени, — обернулся к нему Игорь Изяславич. — Мы сами сходим и всё выясним. Уверен, это просто недоразумение.

— Сон станет Явью, — вдруг проговорил себе под нос Владимир.

— Что вы имеете ввиду? — повернулся я к нему.

— Сон станет Явью, — проговорил он громче. — Так сказано в писании.

— В апокрифе, — поправил Игорь Изяславич. — В писании такого нет.

— Какая разница... — пробормотал Владимир. — Если исполнилось, какая разница?

— Поехали! — скомандовал Игорь Изяславич, не ответив на реплику племянника.

Город нас встретил узкими улочками, напоминающими средневековые, зажатыми между грубыми каменными стенами домишек с маленькими окошками. Всё это я уже видел во Сне. Однако тут, в отличие от Сна, кипела жизнь. По улицам ходили люди, иногда проезжали повозка или всадник, а из печных труб в серое пасмурное небо поднимался дым. Горожане расступались и жались к стенам, пропуская нашу делегацию, которая заняла всю улицу.

Особняк Малютиных находился в восточной части Ярска на окраине. Это было длинное двухэтажное здание П-образной планировки, окружённое решётчатой оградой. Главный фасад украшали скульптуры, колонны и арки, по второму этажу тянулся балкон с витыми периллами. По сравнению со скромным жилищем Черемских, дом Малютиных выглядел настоящим дворцом.

Клан бояр Малютиных, как я понял из разговоров, владел обширными землями вокруг Ярска и Городца — относительно крупного города в двадцати пяти вёрстах к северо-западу отсюда. Земли в окрестностях Ярска и южнее принадлежали Игорю Изяславичу, а севернее находились владения двух его братьев, старший из которых, Добрыня Изяславич, являлся главой рода Малютиных. Ярослав и Владимир же были сыновьями второго брата, который в настоящий момент был в отъезде.

Так же благодаря разговорам, я, наконец, стал немного разбираться, как устроено местное общество.

У каждого крупного боярского клана был свой глава — им становился старший наследник прежнего главы. Глава этот являлся правителем земель, принадлежащих роду, а его братья и прочие родственники считались по отношению к нему кем-то вроде вассалов. Княжеский род имел такую же иерархию, но с одним отличием: князь являлся главой не только собственной семьи, ему присягали на верность ещё и главы всех боярских кланов на территории кнжества. Как я понял, такая система была призвана удержать вотчины от дробления, ведь несмотря на постоянное деление земель между многочисленными наследниками, они всё равно оставались единой формацией, управляемой одним лицом. Не знаю, насколько это практично и удобно, но исторически тут сложилось именно так.

А сейчас в княжеской семье наметился раскол. Средний брат обвинил старшего в убийстве отца, и вот уже неделю, а то и больше Великохолмское княжество находилось в подвешенном состоянии. Сторонники имелись как у Гостомысла, так и у Вячеслава.

Но Малютиным сейчас было не до княжеских разборок. Несколько дней назад, когда они только приехали в поместье близ Высокого, никто не знал, сколь велика опасность. Бояре рассчитывали уничтожить мор за неделю, максимум, за две. После похода к бреши и гибели дружинников стало ясно, что силами трёх (или даже пяти, если считать нас с Дарьей) светлейших тут не обойтись. А потом и вовсе пришли кочевники. Теперь без армии делать тут было нечего.

Особенно нас всех шокировал инцидент в Ярске. Сомнений ни у кого не оставалось: в Яви творится что-то ужасное, и очень скоро это коснётся всех. Поэтому по приезде домой, Игорь Изяславич незамедлительно отправил гонца к главе рода в Городец с письмом, в котором подробно описал ситуацию и просил призвать на помощь соседей.

Меня разместили в одной из гостевых комнат в западном крыле на втором этаже. Спальня имела отдельную уборную. Не знаю, как в больших городах, а тут ни водопровода, ни канализации не наблюдалось. Но даже в таких условиях мне удалось-таки привести себя в порядок.

Напротив кровати с балдахином стояло ростовое зеркало. Помня опыт общения с собственным отражением, я попросил слугу закрыть это окно в потусторонний мир. Возможно, конечно, здесь, в Яви прежний жилец моего тела не будет мне надоедать, но точно ли это, я не знал, да и вообще зеркала меня теперь нервировали.

Смыв с себя пот и грязь, я почувствовал невероятное облегчение. Плюхнулся в мягкие перины и лежал так, наслаждаясь долгожданным покоем. В комнате было чисто и уютно, на стенах висели подсвечники (возможно, они назывались иначе, но я окрестил их так за внешнее сходство) с кристаллами, которые наполняли помещение мягким успокаивающим светом. На стене напротив висела большая картина в рамке с облупившейся позолотой. На картине был изображён летний лес. Я смотрел на полотно, и мне хотелось сейчас оказаться там, где зелено и солнечно. Я хоть и не мёрз при низкой температуре, а всё равно душа просила тепла.

Снова вспомнились слова Ноэмы. Она говорила, что близятся тёмные века и Хаос. А вдруг загадочное исчезновение горожан — и есть предвестие грядущего кошмара? «Сон станет Явью», — озвучил Владимир какое-то древнее пророчество. Никогда я всерьёз не относился к пророчествам, но происходящее ясно давало понять: в мире этом что-то не так. Я подумал о монастыре на холме. Неужели посвящённые наколдовали?

За этими мыслями я не заметил, как задремал. Вот только поспать не дали: постучался слуга, позвал ужинать. Я надел камзол, повязал платок на шею и вышел.

Просторная столовая была залита ярким, но приятным светом кристаллов. На потолке висела хрустальная люстра, на длинном столе стояли подсвечники, посуда блестела серебром.

За столом расположились Игоря Изяславич с семьёй, Василий Васильевич с сыном, Дарья и два незнакомый господина. Один был одет в строгий чёрный жюстокор, застёгнутый почти на все пуговицы, кроме верхних, второй — облачён в синий военный мундир с красными обшлагами и лацканами. Разумеется, нас представили. Господин в чёрном оказался городским главой, человек в мундире — комендантом крепости. Оба были немолоды. Военный носил усы и длинные волосы, стянутые синей лентой, чиновник же был гладко выбрит, а на голове его блестела лысина.

Свою семью Игорь Изяславич тоже представил. Тут присутствовали его супруга — женщина лет сорока с немного надменным, но всё же, как мне показалось, добрым взглядом, сын Иван — парень лет двадцати пяти, и младшая дочь, Катерина.

Бархатный, изумрудного цвета, кафтан Игоря Изяславича был застёгнут на несколько пуговиц на животе. Под ним виднелся парчовый камзол, на шее красовался пышный кружевной платок, а из-под обшлагов высовывались кружевные манжеты рубахи. Кружева тут любили, причём мужчины носили их едва ли не больше, чем женщины. Правда, только знатные мужчины. Незнатные и полузнатные одевались гораздо скромнее. Наверняка у них тут даже предписания какие-то имелись, кому как можно наряжаться, а как — нельзя.

Дарья тоже принарядилась. Она откуда-то достала платье. Не столь пышное, как у остальных барышень, но тоже довольно презентабельное. Платье подчёркивало её стройную фигуру, тонкую талию и высокую грудь — всё, что прежде так хорошо маскировала широкая мужская одежда.

А вот мой наряд выбивался из общей картины: он выглядел слишком бедным не только для княжеского отпрыска, но даже для человека полузнатного происхождения. Впрочем, меня это не смущало, наоборот, в простой одежде я чувствовал себя довольно комфортно.

Ярослава и Владимира за столом не было. Ярослав плохо чувствовал себя после дороги. Он два дня ехал верхом, и я не переставал удивляться: как это возможно с такими ранениями. Владимир же после совершённого им убийства замкнулся в себе и молчал всю дорогу. То ли раскаяние его грызло, то ли близость собственной казни. Вот только бежать он, кажется, не собирался. Покорно принял судьбу.