Холод 2

— Прошу прощения, Андрей Святославич, но боюсь, сейчас не та ситуация, чтобы заниматься междоусобными распрями, — возразил Малютин. — Мы стоим перед серьёзной угрозой, идущей извне нашего мира. Вопросы, кто прав, кто виноват можно отложить на потом.

— Речь идёт об измене! — Андрей свёл брови, и лицо его стало ещё более сердитым и грозным. — На троне сидит убийца, и всяк, кто поддержит его, поддержит, по сути, злодеяние, кое совершил он по отношению к собственному отцу и всему роду Верхнепольских. Я не намерен оказывать помощь тем, кто вступил в сговор с убийцей, а потому должен убедиться, что вы верны истинному наследнику.

— Снова извиняюсь, Андрей Святославич, но я не могу принимать такие решения, — Игорь Изяславич говорил, как и прежде спокойно, но в тоне его ощущалась непреклонность. — Я не являюсь главой рода и приму ту сторону, на чью встанет мой брат, Добрыня Изяславич. Если вы прибыли из Городца, полагаю, вы уже обсудили с ним этот вопрос? Насколько я знаю, пока что глава рода намерен сохранять нейтралитет. Нам неизвестно, что произошло в вашей семье, и мы не собираемся принимать ничью сторону до тех пор, пока государь не вынесет вердикт. Род Малютиных не желает участвовать в междоусобицах других семей. Полагаю, от Добрыни вы услышали то же самое.

— Нейтралитет? — возмутился Андрей. — На троне — убийца, а вы говорите о нейтралитете? То, что Гостомысл убил Святополка — это очевидный факт. И подтвердит каждый в нашей семье — тут он повернулся ко мне. — Ты, Даниил, знал, что задумал твой брат. Скажи ему, подтверди мои слова.

Я был в замешательстве. Ведь я не мог подтвердить слова Андрея. Даниил, видимо, что-то знал, а я — нет. Только смутные догадки обитали в моей голове. Более того, именно Гостомысла я меньше всего подозревал в убийстве Святополка. Он же сам раскрыл заговор, так зачем ему это делать?

— Когда мой отец умер, меня уже не было во дворце, — напомнил я. — Я не знаю, виновен ли мой брат.

— Не знаешь?! — воскликнул Андрей. — Ты не знаешь? Так знай, что если бы не твой побег из семьи, ничего этого не произошло бы, и мой брат до сих пор был бы жив.

— Любопытно... И как же смерть моего батюшки связана с моим отъездом? — не растерялся я. Картина вот-вот могла проясниться.

— Он ещё спрашивает... — горько усмехнулся Андрей. — Твой отец думал, что тебя убили. Он решил, что сделали это твои братья, и больше всего подозревал Гостомысла. А тот переметнулся на сторону твоей матери, о кознях которой ты и сам прекрасно знаешь. А что же оказалось? Я приезжаю сюда и узнаю, что ты просто свалил из дома и бродишь непонятно где! Неужели тебе настолько плевать, что творится в твоей семье? Неужели тебе плевать на отца — человека, который тебя любил, который был готов на всё ради тебя?

Андрей говорил горячо и искренне. Гневный упрёк сквозил в его словах. Вряд ли такую речь мог произнести человек, желавший моей смерти. Кажется, он действительно не знал о причине моего исчезновения. К тому же Святополк подозревал, что Даниила убил Гостомысл. Значит, убить меня хотел старший брат? Или тут какая-то ошибка?

— Как бы я ни любил своего отца, — ответил я спокойно, — я не могу знать, что произошло во дворце, когда меня там не было.

— А голова у тебя есть на плечах, чтобы сообразить? — уже спокойнее, но всё так же сердито, проговорил Андрей.

— Господа, — прервал спор Игорь Изяславич. — Возможно, вам стоит наедине решить ваши разногласия, а потом вернуться к обсуждению общей проблемы?

— Потом с тобой поговорим, Даниил, — сказал мне Андрей.

Собрание продолжилось. Закончилось оно, когда стрелки показывали четвёртый час. Игорь Изяславич ещё долго ругался с Андреем, который настаивал на том, чтобы Малютины приняли сторону Вячеслава — среднего брата. Тот засел в своих владениях в городе Острино и собирал бояр и дружину, готовых поддержать его и свергнуть старшего брата. Дошло до того, что некоторые боярские семьи разделились. Впрочем, спор закончился ничем: Игорь Изяславич был непреклонен.

Наконец во втором часу ночи бояре всё же вернулись к ситуации в Ярске. Игорь Изяславич рассказал о спасательной операции, которая должна состояться сегодня утром. Андрей считал риск не оправданным, говорил, что не стоит соваться в Сон в ближайшие дни, но в конце концов заявил, что он и сотник Гордей — здоровый лысый дружинник, который всё это время молча сидел на диване — тоже присоединятся к вылазке.

Когда я вернулся в спальню, голову переполняли мысли и догадки. Появление Верхнепольского вывело меня из равновесия. Слишком внезапно меня настигли семейные дела, я был к такому не готов. В душе царило смятение. Непонятно, кому можно доверять, кому нет. Не похоже, что Андрей причастен к покушению на меня, но с ним всё равно следовало держать ухо в остро и не поворачиваться спиной, особенно завтра, когда мы отправимся в Сон.

Я долго расхаживал возле закрытого драпом зеркала, а потом сдёрнул его. На меня смотрел всё тот же светловолосый юноша. Теперь, правда, лицо его слегка попортили ожоги на левой скуле и брови — последствия встречи со Жнецом.

— Ну и где ты? — спросил я у отражения. — Выходи и рассказывай, что произошло. Я должен всё знать. Хватит ерундой маяться.

Но отражение оставалось отражением, сколько бы я ни распинался перед ним. Наверное, в Яви этот фокус не работал. Лишь во Сне можно было увидеть в зеркалах души умерших.

Разочарованный неудачной попыткой призвать прежнего владельца своего тела, я снова набросил на зеркало драп (мне всё равно было не по себе рядом с зеркалом) и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать. До вылазки в Сон оставалось менее четырёх часов. Я вспомнил десять дней, проведённых во Сне, вспомнил погибших там сноходцев. Страх и тревога овладели мной. «Но ведь теперь всё будет иначе, — успокаивал я себя. — Я иду в Сон в компании светлейших — людей опытных, владеющих магией. Это совсем другое».

Часть IV