Куноичи

Глава 9. Пробежка

Тен-Тен не знала, как Жан-Жану это удалось, но её вечер закончился просто потрясающим зелёным чаем. Вкус и едва заметная горечь растекались во рту, как дикий мёд, и душа девушки пела. Даже в своём мире она не пробовала настолько потрясающий чай, а уж от этого не ожидала подобного чуда.

Возможно, поэтому она спала, как младенец. Или же дело было в новой, более жёсткой кровати и свежем белье? Тен-Тен несколько раз проверила спальное место на наличие ядов, всеми доступными в её ситуации способами. Всё было чисто.

Не удивительно, кстати: вряд ли Сабрине после возвращения с того света хотелось отправлять по этому же адресу кого-то другого. Собственная смерть слегка смещает мировосприятие.

Как Тен-Тен и думала, Чудесное Исцеление Ледибаг вернуло Сабрину в мир живых. Это в свою очередь означало, что механизм работы магии Маринетт не зациклен исключительно на проявлениях акум. Или же учитывались даже косвенные влияния на мир, как произошло в этот раз.

Также Тен-Тен с облегчением поняла, что на Исцеление Маринетт никак повлиять не может; волшебная фишечка оказалась вполне автономной, только запусти. Это было логично: вряд ли Ледибаг осознавала весь урон городу и все смерти с повреждениями, которые она удаляла.

Было бы интересно посмотреть на Маринетт, когда она узнает, что по-настоящему творят акумы. Потому что сейчас и Ледибаг, и Кот Нуар пребывали в блаженном неведении насчёт их разрушительности. Наверное, это будет чистый шок… не хотела бы Тен-Тен стать свидетелем падения их сахарных дворцов.

Ночь прошла хорошо. Тен-Тен словно на секундочку закрыла глаза — и уже открыла их, ныряя в новый день ещё до рассвета. В комнате было темно и тихо, из приоткрытого окна доносился запах сонного города: свежесть утра, нота бензина ранних автомобилей, щепотка специй от готовящихся к работе ресторанчиков и последние вздохи уходящей ночи. Романтик-Рок Ли сказал бы ещё, что пахнет не упавшими звёздами, но Тен-Тен всегда была более прагматичной.

Девушка села на кровати и потёрла лицо. Она всё ещё чувствовала себя разбитой, — отравление не прошло даром, — но это уже было лучше, чем сначала. Спина ныла из-за жёсткости кровати, сознание пыталось распутать сонный клубок мыслей, а глаза никак не желали слезиться. К тому же было ощущение, что горло распухло минимум вдвое.

Хороший признак. Организм борется, значит, живой. Они с Тен-Тен ещё повоюют против Сабрины и всех остальных.

Тен-Тен встала с кровати и быстро заправила её, чтобы не было соблазна лечь обратно. Ленивое тело сопротивлялось желаниям Такахаши, но это была заведомо проигрышная битва: сознание ниндзя всегда превыше. Нет оружия острее ума шиноби, нет доспеха прочнее его воли. Так говорил её учитель.

По пути в ванную Тен-Тен щёлкала по всем выключателям, что встречались ей. Комната вспыхивала, свет ударял по чувствительным после ночи глазам, лампочки зажигались одна за другой. С утра чем больше света — тем лучше. Легче будет потом думать.

Отражение радовало. Хотя лицо Хлои всё ещё выглядело опухшим, оно, по крайней мере, не было жёлтым. Круги под глазами слегка сгладились, расплывшись светло-фиолетовым оттенком к скулам. Печень работала изо всех сил, и Тен-Тен помогала ей как могла: пила воду и ела больше адсорбента, чем нормальной пищи. Чёрные таблетки, что приносил Жан-Жак, забавно шипели на языке и практически не имели вкуса.

Тен-Тен потрогала горло и поморщилась из-за укола боли. Миндалины ощущались двумя мячами, по недоразумению застрявшими в глотке Такахаши. Выглядели они не лучше, красные и воспалённые, все словно изъеденные насекомыми. Но они хотя бы не мешали Тен-Тен говорить — и на том спасибо.

Интересно, что Исцеление Ледибаг, хотя и убрало все следы буйства акумы, совсем не затронуло отравление тела Хлои. Вряд ли это было продиктовано неприязнью Маринетт. Значит, у автоматического восстановления всё-таки были какие-то внутренние настройки. Оно и логично: на полное исцеление всего города уходило бы просто невероятное количество энергии.

Если задуматься, то в руках Маринетт оказалась сила, от которой становилось просто страшно. Удача. Восстановление. Исцеление. И поодиночке эти… способности при верном их применении давали практически безграничную мощь, а уж вместе — и подавно. Пожалуй, сама Тен-Тен не смогла бы обладать чем-то столь всеобъемлющим.

Нет уж, увольте. Пусть всё остаётся у Маринетт. Этот был тот случай, когда незнание, сопровождающееся дуростью — великое благо.

Главное чтобы Ледибаг не снесло голову от собственного всемогущества, власти и почитания, которое выливают ей на макушку жители Парижа. Тен-Тен слышала, что героям хотят установить памятник, вроде как от признательности — ну чем не повод возгордиться? Подросткам, на самом деле, очень мало надо.

Про Кота Нуара Тен-Тен удалось узнать намного меньше. Всеобщая истерия практически не касалась напарника Ледибаг, акцентируясь на ней самой. Это Ледибаг чаще мелькала на постерах и фотографиях; Ледибаг давала интервью и разговаривала с жителями, пока Кот был где-то сзади; Ледибаг сражалась с акумой, пока её верная тень скользила рядом на подхвате, готовая выполнить любой приказ, любую прихоть.

Доходило до идиотизма. Тен-Тен видела несколько съёмок сражения с акумами, где роль Кота должна была стать решающей; этого не происходило. То ли из-за робости Нуара-Адриана, не привыкшего к самостоятельности, то ли из-за чрезмерно сильного давления Ледибаг. Там, где одним Катаклизмом или ударом шеста можно было решить ситуацию за пару секунд, герои растягивали махание кулаками на часы.

Неуверенность в себе Адриана была предметом глубокого размышления для Тен-Тен. Несмотря на чёрный костюм и шуточки на грани фола, мальчишка казался потерянным. У Такахаши не шли из головы все его пропитанные горечью улыбки и пустой, остановившийся взгляд.

И вроде бы всё в порядке: богатый мальчик из хорошей семьи, — через Интернет Тен-Тен узнала вкратце историю Агрестов, — с травмой из-за смерти матери. Работает. Популярен. Любимец публики и, что удивительно, папарацци: про Адриана не писали ничего предосудительного в самой жёлтой прессе. Тен-Тен удалось найти лишь одну статью, где добродушие Агреста-младшего было преподнесено излишним: на фотографии уставший, замученный Адриан с наконец-то нормальной улыбкой волонтёрствовал в приюте для кошек.

Как же так вышло, что рана от смерти матери превратилась в гнойную? Почему строгий, но вроде бы любящий отец Адриана позволил этому произойти? Почему Габриэль Агрест уже год с лишним не появляется перед объективами камер, при этом выпуская одну коллекцию одежды за другой? И как с этим связаны слова Адриана о том, что отец не разрешал ему ходить в школу?

Несчастный ребёнок с ямочкой на левой щеке. Она проявлялась только в те моменты, когда Адриан улыбался по-настоящему; Тен-Тен увидела этот крошечный дефект мышц в классе во время съёмок фильма.

Ей хотелось помочь этому котёнку выбраться на волю.

Тен-Тен сплюнула зубную пасту, — тоже новую, Жан-Жак поменял всю химию и уходовые средства, с которыми только могла соприкоснуться Хлоя, — и мрачно посмотрела в зеркало.

Адриан Агрест. Светлые волосы и зелёные травяные глаза. Улыбка и боль. Вера в предопределённость судьбы. Подавленность на грани суицида.

Перемещение в новый мир далось Тен-Тен удивительно легко. Ей было не за что цепляться в старом: супруг умер, дети давно жили отдельно и сами успели стать стариками, друзья ушли на перерождение один за другим, кто от травм, кто от войны. Коноха, её любимая деревня, сама не была на себя похожа. Новые здания зубьями стремились вверх, и Тен-Тен радовалась лишь тому, что эти высокоэтажные пики стали появляться за пару лет до её смерти.

Ниндзя были не нужны в новом мире. Над её привычкой носить с собой кунаи и сенбоны посмеивалась молодёжь; война из крови переросла в цифры и банкротство. Чакра начала вырождаться настолько, что Тен-Тен, — вот же курам на смех! — была одной из сильнейших шиноби, оставшихся в живых.

Даже дома, как такового, у Тен-Тен не было: родовой особняк мужа отошёл детям, да и не питала к нему Такахаши нежных чувств. Едва почувствовав себя лишней среди бумажных стен и расписных сёдзи, Тен-Тен ушла. Купила себе небольшую квартирку в криминальном районе, — так оказалось дешевле и интереснее, — и переехала, особо не мучаясь совестью.

Единственное, что у неё оставалось — это воспоминания. О жизни, смерти и о войне. О ямочках на щеках, когда учитель Гай улыбался. О боли в глазах Рока Ли, когда он начинал говорить о семье — неизменное «Я так им благодарен за!» всегда травилось горечью сожаления нелюбимого ребёнка. О светлых волосах Наруто, непослушных, мягких, растрёпанных, как у Кота Нуара.

О травяных глазах Сакуры. И о глупой, воспитанной предопределённости Неджи.

В Адриане было слишком много будящих воспоминания совпадений. Тен-Тен хотелось или убить этого ребёнка, чтобы один его вид не рвал старые раны, или сделать его счастливым, какими могут быть только боги.

И с этим нужно было что-то делать.

Тен-Тен вытерла руки и вздохнула. Будто у неё был выбор. Она просто не сможет убить Адриана, не повернётся на такое рука. Это как пнуть щенка, выброшенного на дорогу и лишившегося надежды. Она всё-таки не была живодёром.

Часы показывали почти пять утра. Тен-Тен прошла в гардеробную, переоделась из пижамы в розовый плюшевый спортивный костюм, захватила кроссовки и направилась к лифту. Если уж ей повезло с чаем и вечерней традицией, то почему бы не возобновить ещё и бег по утрам. В последние годы жизни это было единственное время, когда деревню-город ещё не наводняли люди, и Тен-Тен могла побыть наедине с собой.

С собой Тен-Тен взяла только телефон, — неизменный атрибут техногенного мира, — карту-пропуск для отеля и резинку для волос. Пока лифт ехал вниз, Такахаши сделала пучок и убрала пожитки по карманам. Те предусмотрительно застёгивались, чтобы во время бега добро не растерялось.

В холле отеля её ждал Жан-Жак: собранный, невозмутимый, бодрый. Это было удивительно, потому что спать он лёг намного позже Тен-Тен, она была уверена. Вероятно, у мужчины была директива сопровождать Хлою, пока та пребывает в отеле.

Исполнительный. Такахаши это импонировало.

— Доброе утро. Почему бы не воспользоваться тренажёрным залом отеля?

— Хочу подышать свежим воздухом.

Мимические мышцы сократились, и Тен-Тен с умилением поняла, что Жан-Жан подавил зевок.

— Боюсь, не могу вас отпустить в одиночестве…

— Я договаривалась встретиться с другом.

Они с Лукой действительно договорились встретиться сегодняшним утром, до коллежа. Тен-Тен понятия не имела, учится ли парень, но вот она сама пока не собиралась прогуливать учебное заведение. И дело было не столько в законопослушности, сколько в нежелании привлекать внимание ещё больше.

К тому же, в коллеже был Адриан. Вот уж кто точно старается не пропустить ни одного урока. На памяти Тен-Тен это был единственный ребёнок, который получал столько удовольствия от процесса обучения.