Тафгай 2

«Итак, если подумать, — стал спокойно размышлять я, — сейчас эти оборотни в погонах, которые крышуют местных проституток начнут кумекать: «Правда это или нет, что про меня знает сам всесильный Щёлоков?» Допустим, кто-то из них видел меня на льду во время турнира — это плюс, но не решающий. Значит, будут звонить своим знакомым в Москву, чтобы те узнали: «А правда ли на меня положил глаз рулевой «Динамо» Чернышёв?» За день этого не сделать. А завтра уже пятница, затем выходные, после которых меня здесь точно не будет. Вот это — реальный плюс!»

— Выметайся, — задняя дверь «буханки» со скрипом отворилась, и на меня посмотрел недовольный разговором с сослуживцами товарищ капитан местного отделения милиции. — Повезло тебе, обормоту, у нас срочный вызов. Но в следующий раз сто раз подумай, прежде чем баб чужих оприходовать.

— Не виноватый я, она сама пришла, — пробурчал я, выпрыгивая из задней двери УАЗика. — В какую сторону мне сейчас идти? Где гостиница-то?

— Шустрый очень, сам найдешь, — пискнул лейтенант Кудейкин, которому сегодня за меня уже влетело.

И стражи порядка больше не говоря ни слова, запрыгнули в свой раздолбанный на ухабах автомобиль и с громким стуком захлопнули двери. «Буханка» борзо затарахтев, напоследок обдала меня неприятными выхлопными газами. Я, оставшись совсем один, покрутил головой по сторонам. Кроме одинокого жёлтого уличного фонаря, везде докуда долетал взгляд, стояла кромешная осенняя тьма. И на небе, как назло, не было ни Луны, ни далёких таинственных звёзд, даже окна домов непривычно были темны.

«Я же говорил — всё обойдется», — хмыкнул голос в голове.

«Если такой умный, скажи куда идти? — я опять покрутился на месте. — Если не знаешь, тогда заткнись навсегда!»

Я посмотрел на наручные «ЗИМовские» часы. Стрелки показывали почти половину первого ночи. «Главное во дворы не соваться», — подумал я и потопал наугад по дороге вымощенной кирпичом. И лишь где-то через полчаса, неизвестно как, я оказался на очень хорошо освещенной улице Ленина, на которой выстроилась вряд четырёхэтажные дома примерно пятидесятых годов постройки.

«Кстати, а здесь же недалеко общежитие училища искусств и культуры! — обрадовался я. — Может заглянуть на огонёк к сестричкам Ане и Тане? Ну а что, час ночи для студентов — это же детское время. Тем более, а вдруг в милиции, хлебнув самогончика и передумав меня отпускать, эти оборотни вернутся за мной в гостиницу? Второй раз шутка про Щелокова может и не проканать. Между прочим, лет так через десять с лишним этого министра освободят от занимаемой должности и исключат из партии, за коррупцию, которую я наблюдал сегодня своими глазами».

Я вильнул во двор, перескочил через канаву, где что-то журчало и плескалось, и остановился внизу напротив окон сестёр близняшек на третьем этаже. Далее маленьким камушком с третьего раза я попал в нужное стекло и помахал девчонкам с еле освещенного тротуара.

«Вот так вот и коннектились сейчас в прошлом без всякого «Фейсбука» и «Контакта», наши папы, мамы, бабушки и дедушки», — улыбнулся я, ведь меня заметили. * * *

Моё появление в общежитие училища в эту ночь вновь вызвало оживление среди его женского контингента, который требуя новых песен, набился в комнату сестёр близняшек.

«В прошлый раз вроде было как-то гостей поменьше, — подумал я, разглядывая «новеньких» девчонок с музыкальными инструментами. — Смотрю еще, и приоделись в кокетливые короткие платья специально для меня».

— Новая дворовая песня из нашего города Горького называется «Что такое осень», — сказал я, почёсывая лоб. — Играется на простых аккордах и простым боем, поётся простым голосом.

— Не томи! — Дунула в флейту самая высокая из девчонок Настя.

Кстати, из-за тесноты, сестричка Таня присев мне на колени и закрыв своими прелестными блондинистыми волосами часть общего обзора, нервно поёрзала упругой попочкой.

«Закругляйся с музыкой, Паганини!» — гаркнул голос в голове.

— Что такое осень? Это небо, — как стихотворения прочитал я, записанные мной слова на тетрадном листке. — Плачущее небо под ногами…

— Давай сюда! — Не выдержала сестричка-гитаристка Аня и выхватила мои почеркушки из рук.

Девушке понадобилось секунд десять, чтобы разобраться в аккордах, и она ангельским голосочком запела песню музыканта Юры Шевчука.

Осень. В небе жгут корабли.

Осень. Мне бы прочь от земли.

Там, где в море тонет печаль

Осень, тёмная даль…

Приятными женским хором грянули будущие музыкальные педагоги. И вдруг в дверь кто-то постучал.

— Коменда, — большими испуганными глазами вперилась в меня Аня. — Лезь под кровать, — с жаром прошептала она.

— Спокойно, — так же шёпотом ответил я. — У нас тут не пьянка, мы репетируем новую песню к празднику Великого октября, который будем отмечать в ноябре. А я ваш новый преподаватель вокала. Открывайте, — скомандовал я, когда стук снова повторился.

Таня мигом встала с моих коленей и взяла в руки нотную тетрадь и ручку, как будто что-то умное записывает. Дверь самая крайняя и самая высокая Настя, перекрестившись, отворила. К облегчению всех на пороге возник с банкой мутной жидкости щуплый, но высокий паренёк в брюках и майке.

— Девочки, а можно мы с вами тоже песню послушаем? — Спросил он, косясь куда-то в сторону, в коридор. — Мы тут этот принесли — «большой привет».

Большим приветом парень назвал банку, на которую сверху была натянута сильно раздутая резиновая перчатка.

— Сколько вас? — Грозно спросила его Настя с флейтой.

— Трое, — робко ответил паренёк.

Девчонки сначала посмотрели на меня, я в свою очередь на сестричек, а лишь затем, махнув рукой, дал добро на то, чтобы «ввели гражданина посла»…

Что такое осень? Это ветер

Вновь играет рваными цепями, — подпевали ребята приятными баритонами:

Осень, доползём ли, долетим ли до ответа,

Что же будет с Родиной и с нами.

Осень, доползем ли, доживём ли до рассвета?

Осень, что же будет завтра с нами…

«Что же будет завтра со мной? — подумал я, щупая упругую попку Тани, которая опять сидела у меня на коленях. — Из «Торпедо» скорее всего, уйду. С Прилепским точно не сыграюсь. Поеду в «Крылья» к Борису Кулагину. У него сейчас кроме тройки Бодунов, Анисин и Лебедев, есть ещё очень перспективный Сергей Капустин. Значит уже в этом сезоне можно как следует пошевелить всех лидеров советского хоккея!»

— Хватит! — Брянькнула по всем струнам гитары близняшка Аня. — Песни попели, брагу выпили, расходимся. Нам ещё нужно к завтрашним занятиям, точнее уже к сегодняшним, подготовиться.

Возражать девушке, видя мою мощную фигуру, никто не посмел и народ, посмеиваясь, начал покидать насиженные места, унося с собой и музыкальные инструменты, и грязные кружки. И остаток ночи мы уже провели втроём.

— Мы к тебе приедем, — шептала Аня, покрывая мою грудь поцелуями.

— Да, мы всё уже решили, — сказала Таня, впившись в мои губы. — Женишься на ком-нибудь из нас, и будем жить вместе.

— Так, что вы ещё придумали? — Спросил я, переворачивая Аню на бок, чтобы значит, доступ кислорода был лучше.

— В деревню надо переезжать, а то запалимся, — ойкнула Аня.

— Правильно, у нас в деревне Васька тракторист тоже живёт с двумя и ничего, — Таня временно отошла в сторону, чтобы попить водички и нам с сестрёнкой не мешать. — Раньше народ косился, шептался, а потом махнули рукой. Он ведь план-то выполняет, на доске почёта висит, а что ещё председателю колхоза надо?

— Да, у нас в стране, ах, да, ах, хорошо, главное план выполнять, — поддержала сестру Аня. — А то так никогда коммунизм и не построим, ах, ой.

— А потом ты с одной разведёшься, а на другой женишься, — добавила ещё одну ценную идею Таня. — Чтобы у нас у каждой были свои фотографии со свадьбы.

— Значит, так и поступим, — сказал я, переворачивая свою партнёршу по строительству коммунизма к себе тыльной стороной. — В этом году я временно занимаюсь хоккеем, в следующем тоже хоккей у меня на уме, а через два года, если вы меня дождетесь, переквалифицируюсь в трактористы, и едем в колхоз. Но пока девчонки я жениться даже под дулом пистолета не согласен.

— Мы, Ванечка, ой, ах, терпеливые, дождёмся, — тяжело дыша, ответила за себя и сестру Аня.

— Ну, смотрите, я вас за язык не тянул, — я легонько шлёпнул Аньку по упругой попке.