Во льдах

Мы остановились у шестиэтажного дома на углу Горького и Страстного бульвара.

— Бывал здесь?

— Мимо ходил.

— А внутри?

— Нет.

— Тогда крепись! Тот еще гадючник, конечно, но гадюки все свои, а не чужие!

Гадючником он назвал ресторан ВТО. Мне понравился интерьер — чисто, уютно, приветливо.

Видно, гадюки — это относилось к посетителям, к дружной актерской семье. Ну, насчет межактерских отношений я знаю многое. Хотел бы не знать, но когда родители артисты, изнанку красивой жизни познаешь с пелёнок, нечувствительно.

Сели. По дневному времени людей умеренно. Нет, патрулей не видно, да у артистов сейчас как раз и нерабочее время, спектакли-то начинаются вечером. Потому ешь, пей, отдыхай спокойно, никто не спросит «Гражданин, почему не на работе?»

Заказали всякого разного. Нет, не много. Артистам нужно форму держать, физическую тоже. Поджарка по-деревенски, филе селедки под соусом, графин водки, и всё. Большой графин,

«На четверых», сказал Владимир официанту.

Сначала просто ели, видно, проголодались люди.

Потом пошли разговоры. Но спрашивали больше меня.

— Песня? Мы ее подготовили заранее. Я написал оркестровку, потом шведы её немного озападнили, записали на студии, приехали с минусовкой в Москву. Так и пели, на сцене. Ну, а потом записали вокал на студии, «Мелодии», выпустят миньон. Когда — не знаю. Вместе со специальным изданием «Пустыни» Но ту же запись «АББА» может выпустить синглом у себя, по договору.

— И выпустит?

— Обязательно. Вопрос в тираже. Прорабатывается.

Поджарка была хороша. Не высший класс, но первый определенно. Высшим она, возможно, была бы под водочку, но я заказал себе «боржоми».

— Мне в декабре играть в Тбилиси, на первенство страны. Вот и готовлюсь, — ответил я.

Никто не возражал: глоткой меньше — глотком больше. Тремя глотками. Каждому.

А Высоцкий всё расспрашивал о «Пустыне», что и как. Сколько мне это принесёт.

— Итог подведу по итогам года. Думаю, сумма будет нестыдной, но конкретно пока не знаю.

— И как же ты со шведами задружил?

— На прочной взаимовыгодной основе. Матч с Корчным в Стамбуле граде — реклама, матч за корону в Багио — реклама в квадрате. А то, что я стал чемпионом — реклама в кубе. Ну, и вообще, публике нравится, — сказал я, приняв вид скромный и смущенный. — Советский Союз, Россия, русское теперь в моде. Потому «Пустыня» и в записи расходится, и турне успешное.

— Но ты-то не там, не гастролируешь.

— Я не певец. В студии или на сцене три минуты спою, а дальше батарейка садится. Да и вообще не моё это. Есть кому петь. И в «Пустыне», и вообще.

— А пенёндзы?

— А что пенёндзы? За пластинки мне идут отчисления как автору, плюс за арию Улугбека. А за концерты — просто авторские. Вот и набегает.

— А ВААП? Сколько оставляет?

— Я с ВААПом не работаю. Это если в двадцати странах, сорока фирмах, тогда, может быть и есть смысл, а у меня индивидуальный контракт. С одной стороны я, с другой «АББА». Для ВААПа места нет. Зачем мне ВААП?

— А налоги?

Этот пристальный интерес к моим делам меня заинтриговал. Сам Владимир Семёнович интересуется, или поручил кто? У меня от власти секретов нет, и потому я ответил честно:

— Моими делами занимается шведский юрист, дока в подобных делах. Имеет личный интерес, и потому старается. Ну, а другой юрист, австрийский, его контролирует. Доверяй, но проверяй. Ты лучше расскажи, чем сам занимаешься?

— Да вот, снимаю кино и снимаюсь в кино, — сказал он небрежно. — Многосерийник, телевизионный. Не «Семнадцать мгновений», но где-то рядом.

— То есть ты режиссер?

— Неофициально.

— Поздравляю!

Мы еще поговорили о том, о сём.

— Тебе машина не нужна? — спросил вдруг Высоцкий.

— Присматриваюсь, — признался я.

— Я тут думаю свой «Мерседес» продать, не хочешь взять? Хороший, почти не битый, недорого возьму, если валютой.

— «Мерседес» для меня перебор.

— Он один такой, на всю страну. То есть два, у меня и у Брежнева, но брежневский сейчас на приколе, в гараже.

— Вот именно. Все будут думать, что это ты в «Мерседесе». Прибегут автографы просить, сфотографироваться, а увидят, что это я — и расстроятся. Еще шины проколют, стекла побьют, как самозванцу. Нет уж. Я что-нибудь попроще возьму. Потом.

Пришла пора расставаться.

— Ох, — сказал Высоцкий, похлопывая себя по карманам. — Я, кажется, бумажник забыл.

— Как же это ты, Володя? — укоризненно сказал Валера.

— Мы так на тебя надеялись, — подхватил Веня.

— А ты поищи, поищи получше, — сказал я. — У тебя там, я знаю, в кармане-то с правой стороны прореха, так в прореху-то, верно, как-нибудь запали рублей двадцать, или около того.

Счет подали на шестнадцать рублей.

— Нет, право, и в прорехе нет, — ответил Высоцкий.

— Ну, всё равно. Я ведь только так. Москва есть Москва. У тебя, да у всех вас, поди, здесь неограниченный кредит, вы люди известные, вас знают хорошо. А меня нет, — я взгрустнул, достал из кармана пятерку. — Вот моя доля, с чаевыми. Было приятно посидеть.

Высоцкий не выдержал, рассмеялся.

— Говорил же я, Чижика голыми руками не возьмёшь!

Все сбросились по пятерке, на том и закончилась наша встреча.

А дома меня ждали Лиса и Пантера.

— Чижик, у нас новости. С каких начать?

— С самых-самых.

— Чижик, нас переводят!