На прорыв

На тропе войны

Казалось бы, после боя прошло уже гораздо больше часа, а я всё ещё на взводе. Никак треклятое напряжение не отпускает. И слабость свою показывать никак нельзя: я на марше, кругом враги. Вон, рядом — и то вражина примостился. Во время езды развлекаю себя и его разными песенками, да шутками-прибаутками, чтобы не заснуть и не вляпаться в очередную “халепу”* (неприятности — укр.).

Сначала-то ещё хуже было: пока освоился с управлением “Ганомага” — чуть не поседел. Оказалось, у этих нехороших агрегатов никакого гидроусилителя руля не предусмотрено, а рычаги довольно тугие.

Как тронуться с места разобрался быстро — у этих фрицев даже руководство по эксплуатации оказалось в кабине заныкано. Сам-то я, понятное дело, по немецки — ни бум-бум. Зато немчик очень даже неплохо читает.

Хотя тут даже читать не понадобилось: я и сам прекрасно до всего дошёл. Да тут, в принципе, и ребёнок бы понял: органов управления — раз, два, и обчёлся. Единственное затруднение вызвал поиск “массы”. А так, педали — газ, тормоз и сцепление — стандартные, рычаг переключения передач с поясняющей табличкой — в принципе, тоже. Ручник и два рычага, управляющие блокировкой гусениц для более крутого поворота (об этой особенности полугусеничного бронетранспортёра мне память подсказала) — тоже понятно. Только вот кнопка “массы” для запитывания электроцепи от аккумулятора сразу на глаза не попалась. Но искал её тоже недолго.

https://www.youtube.com/watch?v=OgXR-C27KLo

https://www.youtube.com/watch?v=47BqXeS_YXs

Гораздо больше напрягает то, что руль постоянно пытается вырваться из рук и приходится напрягаться, чтобы удержать вредный агрегат на дороге. А у меня и так ранение правой руки, из-за чего переключать передачи и дёргать рычаги — сущее мучение.

Как ни пытаюсь бравировать, а состояние организма всё хуже и хуже. Долго ли протяну на одной силе воли? Одному бодаться с превосходящими силами врага — дохлый номер. Ведь я ранен не только в руку. И потеря крови мне здоровья точно не прибавила. Силы тают, а конца-края этому затянувшемуся путешествию к своим пока и не видно.

Да и уехать недалеко успел: ночь вступила в свои права и видимость упала почти до нуля. Пришлось зажечь фары. Точнее, фару, так как была она только одна (вторая не работала), да и та прикрыта кожухом, сквозь который пробивалась узкая полоска света, реально не освещавшая практически ничего. Пару раз чуть не съехав в кювет, я разозлился и чуть было не снял кожух. Но, хорошенько подумав, от нездоровой идеи отказался: транспорт без светомаскировки, во-первых, станет очень хорошей мишенью. А, во-вторых, у тех же фрицев вызовет подозрения. То есть, быстренько проскочить сквозь вражеские посты никак не получится. Пришлось удвоить внимание. Но даже так периодически терял дорожное полотно из виду. Так что измучился — жуть.

— Эй, фриц, — окликнул я притихшего пленного, — а куда вы направлялись?

— Ф сторону Парффинно, — не стал отпираться немец, — По этой торога немного ехать осталось.

— И что там будет? Ещё два взвода твоих камрадов?

— Ньет. Товарный станций. Покруска-раскруска. Польшая станций. Мноко-мноко зольдат унд официрен.

— Чёрт! — от злости я чересчур резко вдарил по тормозам, отчего бедный “Ганомаг” заглох, — Придурок, ты что, раньше не мог сказать?

— Фройляйн найн спрашивать. Лойтнант Лепке найн говорьить.

— Ты что, тупой? — вызверился я на фрица, — Если бы мы сейчас нарвались на твоих камрадов — тебя бы первого грохнула. Тебе что, жить надоело?

— Найн, фройляйн, найн. Я не тумал, что ви путете тута ехайт.

— Сказки мне не рассказывай, — сплюнул я в сердцах, — Думал он. Индюк тоже думал, да в суп попал.

Вот ведь гавнюк, явно специально промолчал. Выскочил бы я сейчас на станцию, где торчит дохренища фрицев — и ага. Как говорится, поминай, как звали. И дорог тут лишних в объезд что-то никак не наблюдается. В одну сторону — станция, в обратную — стопудово какой-нибудь ещё населённый пункт, в котором немчуры как грязи. Снова в лес — опять по колено, по пояс в снегу. Далеко ли уйду? “Ганомаг” по снежной целине тоже недалеко уедет. И что делать?

Как назло, в голове настолько пусто, аж звон идёт. Мыслей вообще никаких. А что в таких случаях русские делают? Рассчитывают на свой любимый “авось”.

Из дальнейшего общения с фрицем, выяснил, что искать их пока особо не будут: задержка на дороге вполне укладывалась в среднестатистическую погрешность. Да и рации у них всё равно нет — сообщить командованию о задержке никак не получится.

Услышав об этом, я с подозрением уставился на немчика:

— А тебе не кажется, что ты слегка заврался, паря? — прищурил я левый глаз, — В Вашей колонне должно было быть как минимум две рации — в танке и на “Ганомаге”. На “Ганомаге” рации не нашла — видимо, сняли по какой-то надобности. А из панцера антенна точно торчала. Так что ваше руководство при отсутствии доклада могло что-то заподозрить.

— Найн, найн, фройляйн Ольга, — залопотал перепуганный лейтенант, — Der Radiosender am Tank funktioniert nicht. Wir gingen nach Parfino, um die Ausrüstung zu reparieren und nachzufüllen. М-м… Радиостанций нихт рапотать. Ми ехайт на станций Парф-фино — репарирен унд польючить новий крус… г-руз.

— Знаешь что, лейтенант Лепке, — выдернув из ножен штык-нож, я недвусмысленно помахал лезвием перед глазами собеседника, — сейчас я тебе поверю. Но не дай Бог тебе меня обмануть — долго не проживёшь. Ваш чёртов вермахт и камрады эсэсовцы уже такого на нашей земле натворили — и ваши правнуки с нами за эти злодеяния не смогут расплатиться. Так что имей в виду — одно лишнее движение — и я выпущу тебе кишки вот этим самым ножичком. Компрене-ву?

— Я, я, натюрлих…

Не знаю, что там в моих глазах увидел этот напыщенный индюк, но правый глаз у него отчего-то задёргался.

— Значит так, — штык-нож перекочевал на штатное место и я, наконец, сподобился заправить так мешавшую мне прядь волос в складки шали, — увидишь своих камрадов на посту — скажешь, что едем на станцию. По какой-такой надобности — сам придумаешь. Не мне тебя учить. Скажешь что-нибудь не то или дёрнешься — убью. Мне, видишь ли, терять нечего. Так что если встанет вопрос о моей жизни — тебя с собой на тот свет заберу. Имей это в виду.

Судя по позеленевшему виду камрада, до него дошёл смысл моих слов. А я призадумался.

Ночь. Темно, как в гробу. Я на “Ганомаге”. И кто тут может по ночам шариться на немецком бронетранспортёре? Только свои. Чтобы окончательно утвердить немчуру в этом мнении, поможет пленный. Если прогавкает что-то не то — ему не жить. Думаю, он это прекрасно понимает. Особо сильных патриотических чувств в его взгляде я что-то не заметил. А вот желания жить — хоть отбавляй. Так что скажет именно то, что от него требуется. И чтобы простимулировать, так сказать, рвение исполнить приказ в точности, есть колотушка, которую предусмотрительно прикрутил болезному к спине, а верёвочку от запала привязал к запястью. Ибо возмездие должно свершиться, даже если меня убьют.

Есть, конечно, небольшой шанс, что "патриотизьм" у немчика, всё же, не вовремя взыграет — тогда каюк будет уже обоим. Но не думаю, что мой пленник настолько храбр. Это он с беззащитными бабами и детьми орёл. Когда же на кону стоит собственная жизнь — кишка у него тонка. Ведь это обычный пехотный офицер, а не эсэсовец. Да, вспомнил: эсэсовцы из дивизии “Тотенкопф” (“Мёртвая голова”) отличались просто-таки бараньей упёртостью и не боялись ни Бога, ни чёрта. В отличие от остальных горе-вояк третьего Рейха. Так это их подразделение я умудрился ухайдохать в деревеньке с сожжёнными жителями? Не факт. Памяти в таких вопросах без документального подтверждения нельзя доверять. Но у меня и выбор не особо большой. Документы-то я банально “профукал”. Так что условно будем считать — точно так.

Как же это они так по-глупому подставились? Хотя, да: жестокость и упёртость — далеко не лучшие качества солдата. Как говорится, иногда и головой думать надо. Эсэсманы, вроде, и вояки были отменные (опять память чудит), но потери у них по сравнению с остальными немчиками — просто ужасающие. Именно из-за прямолинейности и упёртости. Там, где надо отойти и перегруппироваться — прут в лоб, как стадо баранов. Зато в издевательстве над пленными и мирным населением им равных точно нет. Так что огребли от меня по заслугам. Если появится ещё возможность — обязательно устрою очередной геноцид эсэсовского поголовья. Больно уж счёт у меня к этим тварям велик. Вместе нам на этой маленькой планетке точно не ужиться!

Но надо двигаться дальше и как-то выбираться отсюда. Проверив лишний раз оружие и потренировавшись в быстром занятии позиции у пулемёта (что из-за брезента оказалось не так уж просто), завёл ещё не остывший двигатель и сделал перегазовку, проверяя его работу.

Затем, выбросив лишние мысли из головы, вновь газанул и, дождавшись падения оборотов до нормы, выжал сцепление, воткнув передачу.

“Ну, с Богом!” — прошептали мои губы одновременно с тем, как бронированная машина тронулась с места и отправилась к станции. ***

— Чёрт, чёрт, чёрт!..

Сколько же здесь немчуры набилось — аж жуть берёт. Вся станция так заставлена техникой, что проехать практически невозможно. Причём, вместо того, чтобы дрыхнуть сном праведников, вся эта серая мышиная масса (многие, кстати, в маскхалатах) пребывает в хаотическом броуновском движении: то и дело раздаются короткие команды на лающем немецком, рычит прогреваемая техника и целые подразделения грузятся в транспорт, отчаливая куда-то в одном им известном направлении. Я сильно удивлён тем фактом, что проехал вообще без какой-либо проверки: увидев "Ганомаг" и торчащую сверху голову офицера, постовой просто поднял шлагбаум и махнул рукой — дескать, проезжай быстрее и не мешай бравым солдатам вермахта нести службу. А как только бронетранспортёр отъехал, тут же опустил перекладину и нырнул в тёплое нутро бытовки. Это что вообще за хрень такая? Уверовали в то, что им никакие законы не писаны? Совсем мышей не ловят? Так я их быстро этому научу.

Особенно это желание разгорелось с новой силой, когда на пути следования возникли несколько виселиц с задубевшими и промороженными трупами мужчин и женщин. В одном из повешенных я с болью и горечью опознал подростка лет четырнадцати. Это взвинтило градус жажды мщения просто на невиданную высоту. Так что даже, в какой-то степени, стал благодарен не проверившему докумены постовому — легче будет фрицам перца под хвост насыпать. Хотя вопрос ленивости камрада, всё же, подспудно беспокоил: неужто ловушка? Хотя, на одного меня — вряд ли.

Но когда забрался чуть поглубже в посёлок, понял, отчего камрад совершенно не переживал: при таком количестве немчуры на единицу площади можно совершенно не беспокоиться о каких-то там диверсантах или партизанах. Как говорится, с головой влез прямо в осиное гнездо, полное злобных и весьма рассерженных ос.

На моё счастье, появление ещё одной единицы бронетехники было просто проигнорировано: как только понял, во что вляпался, тут же пристроил свой "Ганомаг" к борту какого-то грузовика, отчего “содержимое” бронированной жестянки, на моё счастье, пока не попалось на глаза никому из начальства.