Декабристы. Перезагрузка. Книга вторая

Часть 1. Глава 11

ГЛАВА 11

Апрель – май 1826 года

Декабрь 1825 года круто изменил многие судьбы, и в числе прочих судьбу генерал-майора Михаила Александровича Фонвизина. В конце февраля он, к своему удивлению, узнал, что его произвели, минуя генерал-лейтенанта, сразу в генерала от инфантерии.

Да и вообще, начиная с 11 декабря высший, да и средний командный состав трясло знатно. В первые дни после революции кто-то взлетал вверх, кто-то падал … в камеры Петропавловской крепости.

Однако, неожиданно уже в феврале, Головиным начали осуществляться системные сдвиги во всей армейской машине так называемой Петербургской республики.

Одним из первых шагов на этом пути стало создание в феврале 1826 года нового органа – Совета государственной обороны (СГО). В соответствии с «Положением о Совете» этот орган был призван объединить деятельность высшего военного и морского управлений и согласовать ее с деятельностью других правительственных учреждений по вопросам, относящимся к безопасности государства. И одним из важнейших мероприятий, проведенных СГО, стало обновление старшего командного состава армии. В этих целях 20 февраля была создана высшая аттестационная комиссия, на которую «возложено всестороннее рассмотрение аттестаций на генеральских чинов, выяснение степени пригодности этих чинов к службе, их политической надежности идеалам Революции и предоставление достойных к зачислению в кандидаты на высшие командные должности до начальников отдельных бригад включительно». Не медля ни дня Комиссия начала свою продуктивную работу. К слову, для увольнения непригодных генералов их приходилось увольнять в дисциплинарном порядке, что применялось в русской армии чуть ли не впервые и имело позорящий характер. Но, если подходить к этому делу объективно и непредвзято, то в основном аттестация командного состава положительно отразилась на повышении профессиональных качеств офицеров и генералов, способствуя существенному повышению боеспособности как наличных, так и только формируемых воинских контингентов.

Параллельно было проведено отделение Генерального штаба (бывшего Главного штаба) от Военного министерства и превращение его в независимый от Военного министерства орган, подчиненным непосредственно Временному правителю. Генерал-инспекторы отдельных родов войск Главного управления Генерального штаба (ГУГШ) также были подчинены непосредственно Головину. Начальник ГУГШ - Волконский Петр Михайлович, именовался начальником Генерального штаба. Начальник ГУГШ был исполнителем указаний Временного правителя по разработке вопросов подготовки и ведения войны, подчинялся непосредственно Головину, имел право личного доклада, состоял членом СГО, участвовал в высших государственных установлениях при рассмотрении вопросов, входивших в его в компетенцию. Причем сноситься по этим вопросам с другими учреждениями ему предписывалось на правах министра. Ближайшим помощником начальника Генерального штаба являлся генерал-квартирмейстер, непосредственно руководивший оперативно-стратегическим планированием, военно-стратегическими работами и службой Генштаба.

Менялась не только организация войск на высшем командном уровне, но прежде всего тактика и стратегия боя. В этой связи Фонвизин вспоминал слова Головина, сказанные им относительно тактике стрелковых цепей. «По нынешнему улучшению и влиянию на бой ручного огнестрельного оружия тактика должна изменить строй, отдавая все преимущества рассыпному строю перед колоннами. Более того, теперь необходимо рассыпать не только роты и батальоны, но даже целые полки и бригады». Новое оружие и патроны, со всей определенностью, подтверждали слова временного правителя.

К этому своему карьерному взлету Фонвизин шел долго. Его военная служба началась в мае 1801 года, когда он поступил на службу в звании подпрапорщика в Преображенский лейб-гвардии полк. 5 декабря 1803 года был переведён в Измайловский лейб-гвардии полк. С 10 января 1804 года – портупей-прапорщик, с 1 декабря 1804 года – прапорщик. Участвовал в военной кампании 1805 года и в битве при Аустерлице, где получил свой первый орден Святой Анны III степени. 14 ноября 1806 года получил чин подпоручика, а 7 ноября 1808 года - поручика. Участвовал в военных действиях в Финляндии во время войны с Швецией (1808-1809) (Аландские острова). Был назначен адъютантом к генерал-майору А. П. Ермолову. Во время Отечественной войны 1812 года участвовал в боях под Витебском, под Смоленском был ранен, награждён орденом Святого Владимира IV степени с бантом. За Бородинское сражение награжден орденом Святой Анны II степени. За сражение под Малоярославцем награжден золотой шпагой за храбрость. Участвовал в сражении под Красным и в сражении на Березине. Был командиром партизанского отряда. 20 января 1813 года получил звание штабс-капитана.

В заграничных походах 1813 года участвовал в сражениях при Лютцене, при Бауцене (награжден алмазными знаками ордена Святой Анны II степени), под Кульмом, при Лейпциге, при Бар-сюр-Обе. В последнем был ранен, взят в плен и отправлен в Бретань, где участвовал в заговоре пленных. Находился в Бретани до окончания военных действий. Награждён прусским орденом «За заслуги», Кульмским крестом. 17 июля 1813 года получил чин капитана, 5 декабря 1813 года произведён в полковники. В 1814 году командовал 4-м егерским полком. С 1 июня 1815 года - командир 37-го егерского полка. В феврале 1815 года Фонвизин вместе с полком возвращался в Россию. После высадки Наполеона в бухте Жуан полк Фонвизина вернулся во Францию и участвовал в военных действиях периода так называемых Ста дней (блокада Меца и Тионвиля). Оставался с полком в составе оккупационного корпуса графа М. С. Воронцова до 1816 года. С 22 июля 1817 года Фонвизин командует Перновским гренадерным полком. В октябре 1817 года командирован в оккупационный корпус во Францию. С 24 января 1818 года назначен командиром 38-го егерского полка. Запретил в полку телесные наказания и завёл училище для подпрапорщиков. Получил благодарность от императора Александра I. В сентябре 1819 года полк перевели во 2-ю армию. 19 февраля 1820 года Фонвизин в чине генерал-майора назначен командиром 3-й бригады 12-й пехотной дивизии. С 23 мая 1820 года командует 3-й бригадой 22-й пехотной дивизии. 25 декабря 1822 года уволен в отставку.

Не успел Фонвизин прийти в себя от этого повышения, как спустя две недели получил новое назначение: Иван Михайлович Головин, после довольно длительного, доверительного разговора с глазу на глаз в Зимнем дворце, поставил его во главе 1-й армии, или Тверской, как ее еще неофициально называли. Фонвизин осознавал, что эта армия, включающая в себя ¾ всех вооруженных сил Петербургской республики предназначена для нанесения давно планируемого главного удара по столице роялистской России – Москве, и что теперь именно ему, Михаилу Фонвизину, предстоит нанести этот главный удар, что решит будущую судьбу всей России!

Фонвизин буквально кожей ощутил всю ту огромнейшую ответственность, что свалилась на его плечи. Хотя он и не считал себя ни военным гением, ни прирожденным вождем, однако, эти обстоятельства не помешали ему принять предложенный пост и, «засучив рукава», деятельно взяться за работу. А потрудиться было над чем. Армия, предложенная Фонвизину, пока еще не являлась армией в полном смысле этого слова. На добрую половину она состояла из добровольцев и призывников еще не прошедших даже месячного курса обучения, а потому не имевших ни малейшего понятия о военной службе. Многие из них никогда ружье в глаза не видели, не говоря уже о более сложных строевых маневрах. И теперь на Фонвизина возлагалась обязанность обучить эту толпу и постараться придать ей хотя бы видимость военной организации. И дело было не только в индивидуальном обучении необстрелянных солдат, а в создании нового армейского механизма, к слово говоря, обучить которому предстоит и регулярные армейские части вместе с гвардией.

Дело в том, что под давлением Головина, войска словно шелуху, сбрасывали все лишнее и ненужное, еще до недавних пор считавшееся чуть ли не основой основ всей пехотной тактики. «Новое оружие Головина» – пули и винтовки перевернули сознание не только Фонвизина, но и абсолютного большинства генералов, включая военного министра Бока и начальника Генштаба Волконского, имевших честь присутствовать на февральских военных учениях, где отрабатывалась новая тактика ведения боя, подробно разбирались тактико-технические данные новых винтовок, старых винтовальных и гладкоствольных ружей и штуцеров, серьезно изменившие свои характеристики вследствие применения новых гладкоствольных и нарезных «расширительных пуль». Головин, а вслед за ним и генералитет Петербургской республики, тайком удивляясь сами себе, стали противниками «хитроумных, но с появлением винтовок бесполезных и даже вредных строевых маневров», как говаривал Головин, превратившись в сторонников рассыпного строя и дальнобойного «огненного шквала».

Но чтобы обучить даже такой «упрощенной тактике» людей, впервые надевших военную форму, требовалось много времени, по крайней мере полгода, а то и больше. Но именно этих нескольких месяцев у Фонвизина и не было. Головин, скептически относясь к силам южан и особенно на них не полагаясь, требовал взять первопрестольную уже этим летом, не позднее августа. И это при том, что на данный момент времени, войск у монархистов было чуть ли не в пять раз больше, чем у северян, и раза в два-три больше объединенных революционных сил Юга и Севера! Но Головин сам верил в успех новой «военной машины Севера» и заражал этой уверенностью всех прочих.

***

Жил я не только сиюминутными правительственными, военными и производственными делами, но и, не теряя попусту время, занялся одним далеко идущим политическим проектом, а именно – приступил к партийному строительству! Действовал по большей степени пока еще только на «низовом уровне», специально не привлекая к этому делу вечно чем-то занятых членов Правительства и военнослужащих-декабристов – в массе своей сейчас пребывающих на линии фронта. «Окучивать» я начал прежде всего столичную бюрократию, правильных и говорливых солдатских депутатов, ну и наиболее активных выходцев из мещанской среды, рассчитывая сделать всех этих деятелей одним из главных двигателей своей партии – НПР – «Народная партия России».

Первый съезд НПР проходил 7 мая в ныне национализированном Таврическом дворце, здесь же, кстати говоря, планировалось провести созыв Учредительного собрания, а затем перепрофилировать дворец в здание Государственной думы. Во всяком случае, мой приятель Ф. Н. Глинка – военный губернатор Петербурга, ничего против таких идей не имел, соглашаясь, в случае чего, перевести дворец в республиканскую собственность, списав его с баланса городских властей. Ну, кто бы сомневался.

- Уважаемые коллеги, однопартийцы! - громко и в некоторой степени экспрессивно приветствовал собравшуюся во дворце публику Лев Пушкин, здесь и сейчас выполняющий функцию председателя оргкомитета. - Позвольте мне пригласить занять почётное место на трибуне человека, которым гордится вся свободная Россия! - Пушкин выдержал паузу, и две тысячи делегатов съезда плотно забивших рассчитанный на 700 человек зал повинуясь жесту Пушкина дружно обернулись к задним рядам, откуда из приоткрытых дверей уверенной походкой выходил всем известный человек.