Калейдоскоп. Многомирье

***

На остров Филакас опускалась ночная темнота. Сидя за обеденным столом напротив окна, Мила могла видеть, как небо окрашивается в темно-синий, превращая пестрые стены соседних домов в их же блеклые подобия. На душе у посланницы было неспокойно. Не успев окончательно смириться со смертью Нобуо, она узнала о том, что Орден — место, успевшее стать ей вторым домом, — окутан заговором. Теперь выяснилось, что их враги где-то здесь, совсем рядом. И сегодня они их упустили. И, быть может, это случилось по ее вине. Думать о хорошем не получалось, как бы Мила не старалась.

Будь у нее работа, она могла бы отвлечься. Но, к сожалению, у нее не было дела важнее, чем доесть несчастный салат из водорослей и морепродуктов, приготовленный старательной Жоэль. Переживания накатывали, как волны — одна выше другой. Хотелось уткнуться в подушку и выплакаться. И чтобы мама обняла, как в детстве, и подбодрила: «Все будет хорошо. Поверь мне, старой и опытной, все непременно наладится».

Мила повернула голову. Судя по выражению лица Жоэль, она тоже остро нуждалась в утешительных объятьях и возможности поплакать на чьем-то плече. «Бедняжка, — вздохнула посланница. — Сколько ей? Пятнадцать? Шестнадцать? Наверное, она встревожена даже больше меня».

Скосив взгляд в другую сторону, Мила посмотрела на дхеосов и Реджинолда. «Похоже, нам требуется групповая терапия», — еще раз вздохнула она, на сей раз уже громко. И, подобно тому, как грустный вид Жоэль отвлек Милу от собственных волнений, вздох Милы вырвал из раздумий Макхоса. Эрот отставил тарелку и обвел всех внимательным взглядом.

— Предлагаю лечь спать позже обычного!

— Мы и так собирались всю ночь дежурить, — вяло возразила Фэйдра.

— Если будем дежурить в столь подавленном состоянии, нас завалит даже неваляшка.

Фэйдра вздохнула. Однако в изменившейся позе читалось оживление.

— И что ты предлагаешь?

— Что-нибудь интересное. Ты же муза, вот и придумай.

Фэйдра пробубнила что-то про расизм и снова уткнулась в тарелку.

— Может, устроим ночь сказок? — робко предложил Орфей.

— Отличная мысль! — от возгласа Жоэль вздрогнули все присутствовавшие.

«Тем лучше, теперь точно взбодрятся», — подумала Мила и, чтобы окончательно отвлечь всех от невеселых размышлений, спросила:

— А что такое ночь сказок?

Макхос только открыл рот, как его перебила Жоэль:

— Это вечева, во ввемя котовых мы вассказываем двуг двугу легенды, мифы или сказки наших культу’ и мивов. Пвавда, мы их давно не устваивали.

— Действительно, — Фэйдра хлопнула в ладоши. — Пора возобновить традицию.

— Полностью согласен, — Макхос ухмыльнулся. — А традиция предполагает, что на стол накрывают дамы.

— А господа двигают мебель и создают атмосферу, — повелительно кивнула муза.

— Я займусь атмосферой, — тут же среагировал эрот. Мила успела только моргнуть, а от эрота остался топот шагов на лестнице. Орфей и Реджинолд одновременно закатили глаза.

— Покажете, что и куда нужно ставить?

— Конечно, Ваше Высочество.

Дамы между тем удалились в соседнюю комнату — маленькую кухню, забитую мебелью и техникой.

— Наш принц на удивление хозяйственный, — Фэйдра подмигнула Миле. — В твоем мире это ценное качество. Не упусти его, моя дорогая.

До этого дня Мила не знала, что можно закашляться без причины. «Такое ощущение, что Фэйдра знакома с моей тетей. И бабушкой. И со Светланой Сергеевной парой слов перебросилась».

Вскоре на подносах возвели башни из сладостей, фруктов и маленьких закусок вроде сыра с виноградом на шпажках — последний раз Мила пробовала их на школьном выпускном. Жоэль быстро подняла подносы в воздух и унесла за собой вместе со стопкой чашек. Миле и Фэйдре оставалось лишь завидовать — горячие чайники пришлось нести в руках.

К этому моменту диван и стол в гостиной уже сдвинули в угол, а в центре комнаты образовалось нагромождение пледов и подушек, на которые уже пристроились Реджинолд и Орфей. Завершал композицию невысокий металлический столик, напоминавший сплющенную консервную банку. Очень большую банку, например, для маринованных акул, если такое возможно.

— А что это? — спросила Мила, с облегчением пристраивая чайник на край столика.

— Трофей, если можно так выразиться, — ответил Макхос, пытавшийся впихнуть среди подушек старые янтарные лампы с кружевными абажурами.

— Ткань пространства вокруг нашего мира часто прорывают. Возможно, из-за того, что мы сами часто перемещаемся. Вот и залетает к нам всякий мусор. Полгода назад перед нашей лавкой приземлилось вот это, — эрот кивнул на предмет мебели.

— Мы его подправили и оставили себе. Беломирцы разрешили, — закончил Макхос с усмешкой. Мила пригляделась: по боковой стороне «консервной банки» протянулась цепочка непонятных символов, становившихся еще более непонятными из-за своей приплюснутости.

— Беломирцы сказали, откуда оно прилетело?

— Да. И надпись перевели. Но там такая бессмыслица, что даже Афина не разберет. Как же они сказали…

— Чей-то-там-на-букву-ша зонд. Пройдет и добьет любой дом во вселенной, — продолжила Фэйдра.

— Нет, найдет и пробьет себе в любой дом во вселенной.

— Давайте уже начнем рассказывать истории! — встрял в разговор Реджинолд. Тон у него был непривычно нетерпеливый. Видимо, принц и сам это понял, так как сразу замолчал и отвернулся.

— Его Высочество прав. Итак, кто начнет? — спросила Фэйдра, когда все расселись вокруг зонда-столика.

— Может быть, Его Высочество и будет первым? Порадует нас историей о становлении Желтого мира? — предложил Макхос, хитро улыбаясь. Реджинолд смутился.

— Я слышал, что сказания Желтого мира невозможно по достоинству оценить, читая рукописные тексты, — продолжил эрот. — Их непременно нужно слушать.

— Да, — подтвердил принц, успокаиваясь. — Однако слушать надо мастера.

— Ничего, мы обойдемся.

Реджинолд опять смутился. Но, заметив умоляющий взгляд Жоэль, он улыбнулся — щеки девочки сразу вспыхнули — и закрыл глаза. А потом начал говорить. Певучим, низким, совершенно не своим голосом.

— Давно ушли из жизни те, кто мог знать, правдива эта история или ложна. Но говорят, наша земля помнит времена, когда не было ни одного существа, которое бы осмелилось считать себя повелителем. То была эра Великих Духов — вечных странников нашего мира. Одни путешествуют с потоками воды, иные — по корням деревьев и стеблям растений, третьи — с самим воздухом…

У Милы по спине пробежали мурашки. Когда на ее глазах Дерек делился мыслями с корриганой, для нее исчезло время. Сейчас исчезло пространство. Исчез мир за пределами гостиной, исчезло все внутри нее, даже сам Реджинолд. Остался его голос и эта легенда.

— Животные, растения и древние желтомирцы были такой же частью природы, как ухи. Потому все они существовали в согласии. Древние чтили Духов, и не смели просить их о большем, чем урожай от земли, чистота воды, тепло солнца и прохлада ветра. Но подобно движению Духов, наши предки тоже двигались вперед. Они стали искуснее, ловчее, хитрее. И наступил момент, когда иные из них познали власть над природой, ту, которой раньше обладали лишь Духи. Великие Духи покорно приняли новую власть, ведь Духи вечны, и их цель — такой же вечный путь. А великие предки не собирались этому препятствовать. Однако даже власть над законами мира не принесла им счастья. Ибо их существование не имело цели, к которой они могли бы устремить многовековые жизни.

— Годы сплетались в десятилетия, а десятилетия в века. Великие предки провозгласили себя Повелителями. Они стали править простыми народом, не познавшим власти над природой. Но их несчастья от этого не приуменьшились. Более того, их боль и вечная жажда смысла обратились в агонию. В отчаянии Повелители принялись истреблять мир вокруг них, ибо они были вольны изменять самую суть мироздания. Повелители двигали горы, поворачивали реки, выжигали поля и насылали смертоносные болезни. Порой они могли проявить милость и воскресить умерших, но оставить их в старой, изуродованной оболочке.

Мила представила толпы оживших мертвецов, медленно бредущие по пустынным городам — воображение, правда, упорно рисовали современные мегаполисы, — и поежилась.

— День за днем Повелители рушили свой мир, не заботясь ни о подданных, ни о себе. И тогда, в отчаянии, наш предок, имя которого давно растворилось в быстротечном потоке жизней, принялся горячо молиться Духам, кои еще не покинули умирающий мир. Он молил о силе, которая остановит обезумевших Повелителей. И Духи дали ему эту силу. Духи дали ему, его народу и всем, в ком еще теплилась жизнь, великую силу. Сила эта заключалась не во власти над природой, но в единении с ней, и в союзе этом рождалась мощь.

— Заклинательство, — прошептала Мила.

— Предки дали отпор Повелителям и погребли их навеки в недрах земли, чтобы те не смогли вернуться. Но новая сила, которую обрели предки, имела свою цену. Они более не могли быть единым народом. Их тела изменились под стать стихии, с которой они соединились. Одни сгорбились и сжались, дабы не возвышаться над землей и скалами, которые отныне вступали с ними в связь. Их стали называть гномами. Их некогда собратьев ждало иное превращение: кожа обратилась жесткой багровой коркой, от которой веяло невыносимым жаром, лица вытянулись и сплющились, зубы заострились, а языки раздвоились — мелодичность прежней речи стала им недоступна. Таковы были последствия союза с мощью огня. Отныне они стали зваться змееликами. Жителям степей выпало превратиться в крох — невесомых существ, ведомых и ведающих ветром. Теперь они стали сильфами. Те, кто обрел дар заклинать потоки воды, изменились мало, ибо водная гладь отразила их былые черты, лишь неуловимо исказив их. Селились они возле озер, и потому были прозваны озерниками. Жители лесов, вдохнувшие в них жизнь и очистившие от разрушений, власть над жизнью и получили. Они стали целителями, способными излечить любое живое существо. С той поры и до сего дня их зовут эльфами.

— Так мир, некогда единый, разделился на части, а Духи продолжили свой вечный путь, скрывшись в глубине мироздания.

Реджинолд выдохнул и открыл глаза. В комнате стояла благоговейная тишина.

— Уже можно аплодивовать? — едва сдерживая дрожь, спросила Жоэль.

Все дружно похлопали, но тихо, чтобы не рассеять чарующую атмосферу, воцарившуюся в гостиной.

— Кто следующий? — спросила Мила. При этом, сама отвечая на вопрос, она перевела взгляд на дхеосов.

— Ну, раз уж мы начали с поучительной и жестокой истории, вот еще одна похожая, — начал Макхос, приосаниваясь. — Правда, рассказчик из меня не лучший…

— Давай обойдемся без притворного самоуничижения, — перебила Фэйдра.

— Ладно-ладно. Итак, история, которую я хочу вам поведать, произошла очень давно, настолько давно, что все, кто были ей свидетелями, успели пройти слияние, а может, и не одно. Мы, дхеосы, мало зависим от плоти. Мы можем изменять ее так, как нам угодно, становиться сильнее или слабее по собственному желанию. Однако наши пси-тела имеют жизненно важную ценность. И лучший источник силы для наших пси-тел — люди со своими мыслями, чувствами и эмоциями.