Курьерская служба

Собравшись с духом и причесавшись, я покинул поместье и отправился на поиски того самого сада, про который говорила Нинель Кирилловна. Вокруг возвышались похожие на нашу виллы и крохотные огородики. Начинало темнеть, приветливая старушка, окучивавшая цветы, помахала мне граблями через оградку и крикнула:

— Эльдарушка, неужели это ты — так вымахал!

Мне осталось только сухо кивнуть — вспомнить, кто это был, я не смог.

Улица уперлась в большой зелёный квадрат. Там начинали зеленеть раскидистые деревья, а под ногами хрустнула скорлупка грецкого ореха.

Я нашел скамейку и сел. Признаться, у меня были подозрения, что она не придёт. Во-первых, из-за невозможности связаться, во-вторых — исходя из жизненного опыта. Во времена моих многочисленных юностей другие девушки в других мирах частенько не приходили на свидания. По молодости это может объясняться и нерешительностью, и желанием набить себе цену, зачем-то проверить твердость намерений, или даже просто поиздеваться. И чем ближе к тридцати — тем больше у противоположного пола уверенности и тем меньше желания так нелепо подшутить.

Но этого не случилось. Вскоре в сумерках на тротуаре появился тоненький, хрупкий силуэт. Нинель Кирилловна шла ровно оттуда же, откуда пришёл я, ведь мы же были соседями. Она шла немного неуверенным шагом, одетая в домашнюю кофту и лёгкие брюки, прижимая скрещёнными руками к груди большую книгу. Судя по нашей переписке, я был более готов увидеть пышное розовое платье девятнадцатого века с корсетом, но всё оказалось чуть прозаичнее. Но даже такой простой образ сводил остатки сознания моего реципиента с ума.

А на носу у неё, под слегка растрёпанной русой чёлкой виднелись очки. Чёртовы очки!

Я встал практически инстинктивно. Нет, разум оставался холоден и расчётлив. Общение с женщинами полезно для организма и наполняет мою работу дополнительным смыслом и стимулом. Мне случалось быть на свиданиях тысячи раз с совершенно разными и непохожими друг на друга девушками, в абсолютно разных условиях, с разным исходом. Но в тот миг тело всё равно переполнила целая гамма ощущений — от зашедшегося в безумной пляске сердца до лёгкой дрожи в коленях. Виной тому, конечно, были реакции, оставшиеся от моего предшественника. Парень, несомненно, был влюблён в эту девушку, к тому же, чувствовалось, что она тоже испытывала к нему интерес.

— Нинель Кирилловна! — я отвесил учтивый поклон.

Она скривила губки — не то в ухмылке от моей игры в старомодного джентльмена, не в то в странной застенчивой улыбке. Затем отвела глаза и села на противоположный край скамейки.

— Эльдар Матвеевич, я рада вас видеть, но вы бы могли выбрать более удачное время — соседи могут подумать что-то непристойное.

— Вам есть дело до соседей? Мы так давно не виделись, я, признаться, соскучился...

Она вспыхнула на миг, но тут же раскрыла книгу и погрузилась в чтение, пробормотав:

— Я решила встретиться с вами... как с другом детства. Только и всего.

Многих парней пугают слова о дружбе, часто девушки так дают понять, что не видят в собеседнике мужчину и потенциального партнёра. Но тут был не тот случай — я видел, что тоже интересен ей. Мне всего лишь показали, что надо снизить обороты, и что предстоит игра в долгую.

— Ты... вы говорили о книге? Это она и есть? Что вы читаете, если не секрет?

Она показала обложку.

— Сущая беллитристика, «Изабель и призрачное счастье», известная писательница, Юлия Гладкая. Не имеет отношение к сенситивной науке, зато... про человеческие взаимоотношения, вы понимаете.

— Про любовь? — предположил я.

— И про нее тоже, — потупила взгляд Нинель и перевела тему. — Значит, вы отчислены... Чем вы планируете заниматься, Эльдар Матвеевич?

— Иду завтра на собеседование, буду устраиваться на работу.

— Вы же писали, что у вас получилось раскрыть базовый навык только однократно, на тренировке, не при комиссии? Получился перенос схемы в матрицу, или как вы сказали? Получается... ваше покорение сенситивности не закончено?

Неужели у моего предшественника всё же получилось? Воспоминания, оставшиеся от реципиента, были весьма смутные. После слов ректора в зале я был уверен, что он так и закончил неумехой. С другой стороны, опыт подсказывал, что перед приходом моего разума в тело реципиента у того кратковременно обостряются все органы чувств, навыки и другие способности. Может, и та самая сенситивность обострилась?

Тут я укорил себя, что недостаточно тщательно изучил переписку перед встречей, и поэтому рисковал соврать. Когда-то давно меня учили: если припёрли к стенке, и не знаешь, что отвечать — отвечай правду. Способ совсем не универсальный, и раскрываться полностью я вовсе не хотел, поэтому ответил полуправдой.

Неожиданно в голову пришла отличная гипотеза, которая одновременно и была ответом на вопрос, и могла бы стать вполне правдоподобной легендой.

— Вы знаете, дорогая Нинель Кирилловна. Мне кажется, на меня совершили воздействие в том зале. Когда человек уходит из столь серьёзного заведения с его разумом делают что-то, чтобы он забыл тонкости мастерства. Я очень плохо помню многие вещи. Признаться, я с трудом узнал даже своего комардина.

— Сида? — удивилась Нинель. — Того мрачного волосатого парня? Вы же с ним не разлей вода?

Я кивнул.

— Он вовсе не мрачный. Часть памяти возвращается иногда, но управлять этим я не научился.

Конечно, я умолчал, что, скорее всего, и не научусь, потому что так устроен человеческий мозг и так работает моё вселение в двойников. Воспоминания всегда будут непрогнозированными и случайными.

— Что вы помните, Эльдар Матвеевич? — она отодвинула книгу.

— Ох... — Я откинулся на спинку скамейки. — Не могу сказать, что из этого явь, а что мне приснилось. Мне казалось, я гораздо старше и опытнее. Помню, как я достиг многого — власти, денег, верности близких людей. Помню, как проходил через множество испытаний, умирал и рождался вновь. Мне грезилось, что я был хорошим руководителем, воителем, полководцем. А возможно, также был и отцом, мужем, горячим любовником. Как пережил множество сражений. Но в одном из последних проиграл. С группой верных мне людей мы пытались совершить что-то вроде государственного переворота, но враг перехитрил меня. Выстрел в висок... Или это была гильотина? Всё смешалось...

Нинель Кирилловна смотрела на меня внимательно, с интересом, широко раскрыв и без того бездонные глаза, затем сказала.

— Вы так ловко смешали свои переживания по поводу отчисления с сюжетами ваших рихнер-игрушек... А что ещё помните?

— Помню, как хотел быть выше этого мира. И всех других миров. Как хотел достичь идеальной красоты — и никак не достигал её. А ещё я помню вас... Уже очень давно. И иногда мне кажется, вы близки к моему идеалу вселенской красоты.

Мне казалось, что в этот момент я явственно чувствовал жжение на коже, как будто от Нинель исходил жанр. Меня это даже слегка напугало: это точно не могло быть самовнушением или эмоциями. Ощущения были примерно те же, что и тогда, при встрече на перекрёстке. Неужели я могу чувствовать других сенсов? Чувствовать наличие у них способностей?

Так или иначе, наступил наиболее идеальный момент беседы — я протянул руку и положил свою ладонь на её хрупкие пальцы, нервно ощуповавшие неровности скамейки.