Курьерская служба

— Запоминаешь? — спросил он, когда был представлен уже десятый коллега, и я окончательно запутался.

— Нет, — признался я.

— Ну и правильно. Всё равно — вряд ли будешь видеть чаще, чем пару раз в месяц. К командировкам, получается, готов?

— Разумеется, — я кивнул.

— Процент сечения сенситивности?

— Пять и два, — вспомнил я слова матери.

Будущий начальник хмыкнул и руку с плеча убрал.

— Плохо.

— Почему?

— Потому что сильно высокий. Тебе тут наскучит, сбежишь поступать на сенситива.

— Вот и посмотрим, — пожал я плечами. — Работать готов и без специального образования.

Корней Константинович толкнул меня к большому столу, стоящему напротив окна. Экран рихнера был инкрустирован драгоценными камнями и покрыт сусальным золотом. Видимо, чтобы всем было понятно, что это место руководителя.

— Ну-ка, покажи ведомость из университета.

Порывшись в бумагах, я выудил тот самый листок, распечатанный в канцелярии. С минуту Корней Константинович что-то бубнил себе под нос, потом подвинул лист обратно. Последовал яростный стук по клавишам, пара энергичных ударов на “Ввод”, и из принтера бесшумно вылезло несколько бланков.

— Садись. Пиши заявление и заполняй анкету. Сенситивные нам нужны. Четверть всех доставок — матрицированные предметы, сам понимаешь, нужен особый подход. Две недели квалификационные курсы, тебе повезло — как раз успеешь на поток, если сдашь, затем — месяц испытательного срока. За испытательный — две-три командировки, в том числе одна зарубеж. Сопровождают или свои из службы приставов или можно крепостных — камердинеров там, мажордомов, мы их оформляем на полставки. Ещё мы тут вводим систему рейтингов и работы через заявки… Игроизация рабочего процесса, так её за ногу.

Дальше следовало описание условий работы. Брали меня стажёром подпоручиком с месячным жалованием двести десять рублей, при этом после испытательного, с учётом премий и командировочных сумма могла вырасти вдвое-втрое. Анкету заполнял длинную, на некоторые вопросы, например — “болели ли тропическими заболеваниями в детстве?” и “имеете ли опытъ управления летательными средствами?” я правильного ответа не знал. Нет, конечно, вертолётом и даже истребителем управлять приходилось, но так много жизней назад, что вряд ли могло пригодиться. В графу “крепостные, готовые к совместнымъ командировкамъ” вписал Исидора Васильевича Макшеина, после чего страницу пришлось переписывать — никаких “Васильевичей” у крепостных не было, а отчества до сих пор заканчивались на “-ев”.

— Ну, всё. Кандидатур приличных пока меньше, чем вакансий. Поэтому если тебя утвердят, то сразу группу на обучение и отправим.

— Когда?

— Со следующего понедельника. Да, забыл сказать — по рукопашному бою у тебя стоит тройка. Это очень плохо. Нужно за месяц с небольшим поднатаскаться. Если не сдашь после квалификационных — приму, но испытательный рискуешь не пройти. В курсы это не входит, потому ищи тренера самостоятельно.

— А рукопашка зачем? — на всякий случай уточнил я.

Корней Константинович странно крякнул.

— Думаешь, почему у нас текучка такая? Потому что драться придётся. И не раз. Частные спецназовцы из опальных родов о-очень любят за нашим братом охотиться.

Он посмотрел с характерным прищуром, наверное, подозревая, что я попрошу заявление обратно. Но я в ответ холодной кивнул и протянул руку для прощания.

— Рад знакомству, Корней Константинович. Буду ждать извещения. Меня проводят?

— Ишь какой! Луиза, проводи!

Пирсингованная кадровичка метнулась ко мне, на ходу доставая из кармана сигареты.

— Не куришь? — спросила она, тоже перейдя на “ты”.

— Нет.

— Молодец. А невеста есть?

— Скорее нет, чем да, — я ответил обтекаемо.

— Тоже хорошо! — в её глазах сверкнул озорной огонёк.

Она остановилась и неторопливо закурила. Я позвонил Сиду — он пообещал меня подобрать по дороге до дома.

— Как вы оцениваете мои шансы? — зачем-то спросил я, решив продолжить диалог.

Глаза Луизы Даниловны округлились от праведного гнева.

— Мы же перешли на “ты”! Тебе надо учиться этикету. Я могу и обидеться. Я тебе не старая дева. Шансы… Неплохие, я думаю. Сенсы нам нужны. Тем более такие молодые.

— У меня… как это называется, не раскрыт первый навык, — признался я.

Она мощно затянулась, а потом пустила дым чуть ли мне в лицо. Запах у табака был отвратительнейший.

— А у кого он в двадцать лет раскрыт? У четверти, наверное. Ну, как минимум — при пяти процентах сечения “нулевой” навык есть от рождения. У меня вот процент — один и два, почти отсутствует.

— Нулевой? — переспросил я.

Луиза Даниловна ожидаемо посмотрела на меня, как на придурка — видимо, потому что это знал даже ребёнок.

— Ну, интуиция. Предчувствие угрозы и определение наличия сенса у собеседника. Ну, и ответная резистивность к сенсу.

— А, это да. Это я умею.

— Как ты думаешь, сколько у шефа? — она кивнула головой.

— Процентов сенситивности? — догадался я. — Ну, предположу, что девять-десять.

Кадровичка не то рассмеялась, не то закашлялась.

— Да уж. Как у Годуновых и Долгоруковых. И у этого… тонмаори тут был один приезжий, с Новой Сибири… Хотя не, у них больше — под пятнадцать бывает. Конечно, меньше у Кори. Шесть и два у него. Как тебе он?

— Харизматичный, — кивнул я.

— Это да, — тяжело вздохнула Луиза, потушив сигарету, и многое встало на свои места. — Есть у него соответствующий навык. Ну, за тобой, похоже, приехали.

На прощанье она коснулась моего плеча рукой. У шлагбаума посигналила знакомая квадратная машина, в которой я заметил Сида.

— Привет! — поздоровался я и сел на переднее сиденье.

— Как прошло? Берут?

— Да, всё отлично. Дорога платная, как я понял, поможешь заплатить?

— Да там всё просто, — кивнул Сид.

Действительно, потребовалось лишь дождаться очереди, коснуться терминала, и шлагбаум открылся. Проверил баланс: с платежного счета списалось около шестидесяти копеек. Затем зашёл в “Письма”, там обнаружилось четыре новых коротких сообщения.

Первое оказалось с угрозой.

“Единороги скачутъ в Москву. Мы тебя всё равно достанемъ тебя, немецкий ублюдокъ!”

Второе — от Аллы Расторгуевой:

“Ну чо, нашёл чего-нибудь по работе? Тоже села вот искать.”

Я заметил, что она пишет без твёрдых знаков в конце слов, как это делали многие. И, наконец, самое длинное — от Нинель Кирилловны. С лёгким волнением я открыл его.