Позывной «Хоттабыч» 3

– Зацените размерчик, робятки! – Воскликнул я, остановившись у самых ступней великана, покоившихся на пьедестале, словно две гигантские ванны. – Хрен, в каком обувном разживешься подобными сапожками! – Продолжал я хохмить, стараясь разрядить гнетущее молчание спутников.

Кожаные сапоги великана, с загнутыми кверху носами, действительно будоражили воображение, если не обращать внимания на все остальное. Где он только такую шкуру для их пошива раздобыл? По всей видимости, из того же источника, как и гигантские кости, что пошли на изготовление трона.

– Donnerwetter! – свистящим шепотом выругался Хартман, попятившись от трона на несколько шагов. – Heilige Jungfrau Maria[15]! – Добавил он через мгновение, истово перекрестившись. – Еще один Асур!

– Еще один? – После этих слов я тут же сделал «стойку». – Где ты такого уже видел, Робка? – поинтересовался я, как бы между прочим.

– Самого не видел… – покачал головой оберштурмбанфюрер, не отводя глаз от великана. – Только гигантский гроб… В подземных пещерах Рип…

Щелк! – И все в моей голове встало на свои места. Я вспомнил! Вспомнил первые мгновения моего появления в этом мире! Всё, до мельчайших подробностей: и соляную пещеру; и «посмертное дыхание» Святогора, наполнившее смрадом могилы мои легкие; и испуганно-удивленные лица фрицев, когда мое, распластанное острым ножом тело, вдруг начало стремительно регенерировать; и обуявший их ужас, когда я принялся их методически давить, как испуганных тараканов на кухне… А этот, – я вновь взглянул на Хартмана, – каким-то чудом уцелел и выжил. Не иначе, везучий, сука, жучара!

– Я тебя вспомнил, Робка… – Я усмехнулся, и от моей кривой улыбки, искаженной светом мерцающего факела, Хартман слегка сбледнул. Похоже, моя «показательная порка» эсэсовской мрази ему надолго запомнились. Хорошо бы – на всю оставшуюся жизнь! Чтобы и детям, и внукам рассказал, что случается со всяким напыщенным нацистским говном, с огромным самомнением, если оно пытается указывать русским, как им жить, а еще пуще того – как им умереть. Пупки развяжутся у таких деятелей. – Не ссы, горная пяхота! – Покровительственно хлопну я Хартмана по плечу. – Мы сейчас с тобой в одной лодке, пацан…

Грудь и голова великана срывалась где-то в темноте, и командир, желая рассмотреть лицо нашего молчаливого «хозяина», приподнял горящий факел повыше. Прогоревшая пакля, ярким угольком спикировала в одну из больших чаш, установленных на высоких подставках по обеим сторонам у подножия трона. От упавшего уголька в чаше неожиданно вспыхнуло яркое пламя, осветившее, куда большую территорию, чем потухающий факел.

Встав на цыпочки и ухватившись за край второй чаши, как и все остальное убранство пещеры отделанный человеческими костьми, я заглянул внутрь. На дне большого сосуда я разглядел какую-то темную и густую маслянистую жидкость, отражающую гладкой поверхностью веселенькие блики огня. По консистенции жидкость напоминала расплавленную смолу. Недолго думая, я зажег слабенький огонек на кончике указательного пальца и ткнул им в чашу. Жидкость быстро и ожидаемо воспламенилась, я едва успел одернуть руку. Обжечься я не успел, но волоски с тыльной стороны кисти, как корова языком слизнула. С появлением мощного дополнительного источника света подземные костяные хоромы предстали перед нами во всем своем великолепии.

– Он шевелится! – неожиданно завопил оберштурмбанфюрер, выхватывая из-за пазухи припрятанное оружие.

И тысячелетнюю тишину расколол хлесткий звук пистолетного выстрела.