Холод 2

* * *

Вскоре мы уже двигались в сторону Высокого. Белая лошадь Дарьи тащила сани, которые пришлось основательно разгрузить, дабы непривыкшее к упряжи животное не сорвало спину. В санях лежал Ярослав, накрытый плащом. Ему было совсем дурно. Казалось, вот-вот сознание потеряет.

Мы шли пешком. Дарья вела лошадь под узды, я и Малютины шагали по обе стороны от саней. Среди обозных вещей нашлись плащи, и я позаимствовал один, чтобы надеть поверх изодранного в лохмотья кафтана. В руке я держал саблю. Остальные тоже находились в состоянии боевой готовности. Мы двигались по дороге вдоль перелеска, откуда в любой момент могли выскочить существа. Шли молча.

Никто не знал, куда направилась Мара. На дороге следов её видно не было, и это обнадёживало. Впрочем, все мы понимали: куда бы существо ни пошло, рано или поздно оно доберётся до какой-нибудь деревни, села или даже города. Смерть шагала по моравской земле, и с этим ничего нельзя было сделать.

Всю дорогу я раздумывал над словами Ноэмы. Картина в голове складывалась туманная. Оставалось очень много неопределённого и загадочного. Бытие, насколько я мог догадываться — некая философская категория, описывающая состояние существования этого мира. Но что за ипостаси и почему они появляются — этого я не понимал. Слишком мало информации. Если верить Ноэме, многие ужасы, порождённые Сном, продуцировались коллективным сознанием неких посвящённых. Кто такие эти посвящённые, я тоже не знал. Для других это являлось чем-то очевидным, так что спрашивать напрямую я не рискнул. Однозначно, они как-то связаны со стефанианской церковью, и я надеялся сам постепенно всё выяснить, внимательно слушая разговоры людей вокруг.

А ещё Ноэма говорила о тёмных веках, которые скоро вернутся. Чтобы понимать, о чём речь, надо было знать историю этого мира, а я не знал (хотя, наверное, должен был). И если верить словам белокурой девицы,чтобы не допустить возвращения тёмных веков и остановить Мару, надо то ли уменьшить количество посвящённых, то ли уничтожить их всех. Бояре решили, что это — ересь и козни Врага. А я не мог уразуметь, как относиться к услышанному. Конечно, беловолосая девушка два раза спасла меня, но можно ли ей верить? Кто она? Она точно — не человек. Складывалось ощущение, что это какая-то метафизическая сущность. Но в какие игры она с нами играет? И что за такая особая сила, которой обладают те, в ком течёт кровь Чёрного Бога?

Дорога свернула в поле. До села оставалась пара вёрст. По пути нам попалась крупная «собака», которую Малютины очень быстро сожгли.

— Это так странно, — нарушила молчание Дарья. — Я раньше не слышала ничего подобного.

— Лучше бы нам и не слышать этого никогда, — угрюмо произнёс Владимир. — Это козни врага.

— Смею заметить, что ни девку, ни тварь с лошадиным черепом мы так и не смогли убить, — произнёс слабым голосом Ярослав, — они бессмертны. Это не просто моры, это что-то другое. Что-то... большее. Тёмные века возвращаются. Мне тоже так кажется: слишком многое говорит об этом в окружающем нас мире. Если блаженная не проснётся... Я даже не знаю, что будет.

— Побереги силы, брат, — грозно покосился на него Владимир, — и не думай о таких вещах. Сомнения — вот что жаждет породить Враг в умах наших.

Игорь Изяславич шёл с задумчивым видом и как будто не обращал внимания на нашу болтовню, но вдруг он обернулся и окинул всех серьёзным взором.

— Господа... и вы, Дарья, — произнёс он. — Послушайте меня внимательно. Мы очутились в крайне щекотливом положении. Без сомнения всё увиденное и услышанное произвело на нас сильное впечатление. Но сейчас есть масса насущных проблем, которые требуют решения, так что давайте не будем занимать свой разум отвлечёнными рассуждениями.

— Одна из этих проблем — существо, которое невозможно убить, — с сарказмом заметил Ярослав и слабо улыбнулся.

— Я это знаю, — спокойно проговорил Игорь Изяславич. — И потому хотел бы попросить всех здесь присутствующих об одной вещи. Мы никому и никогда не расскажем о встрече с этой странной женщиной и о том, что слышали от неё. Если об этом узнают следователи, они без сомнения заинтересуются сим событием и всеми нами. А у кого из вас есть желание беседовать со следственным отделом? И потому моя к вам просьба: просто забудьте всё, что слышали, и никогда не вспоминайте. Согласны?

— Хотелось бы мне просто забыть всё, что я видел, — ответил Владимир, — Я согласен. Незачем болтать об этом.

— У меня нет желания общаться со следственным отделом, — проговорил Ярослав. — Вы правы, дядя.

Мы с Дарьей тоже обещали, что будем держать язык за зубами.

Впереди показались обозы беженцев. После визита хворого люди и лошади, которым не повезло попасться ему на пути, превратились в высохшие закоченевшие тела. Они лежали в снегу между кибиток и телег, и убрать их было некому.

Игорь Изяславич настоял на том, чтобы я отужинал вместе со всеми у Черемских. Отказывать было бы неприлично. Не помогла даже отговорка, что у меня нет подходящей одежды (мой кафтан и камзол и раньше выглядели не лучшим образом, а теперь и вообще оказались изодраны в клочья), но боярин уверил, что это не проблема. Я немного волновался, что может раскрыться моя «тёмная» сущность, но пока, кажется, никто ни очём не догадался, и я надеялся, не догадаются и впредь.

Когда мы добрались до особняка, Малютины отнесли Ярослава в дом. Мы с Дарьей остались вдвоём на улице. Она наблюдала, как слуги распрягают лошадь. Я хотел пойти следом за боярами, но Дарья окликнула меня.

— Так значит, ты соврал насчёт своего настоящего имени? — спросила она. — Я почему-то так и подумала.

— Просто не хотел раскрывать свою личность, — пожал я плечами.

— Так кто же ты? — Дарья посмотрела на меня с прищуром. — Обращаются с тобой, как с равным, значит, ты тоже из боярского рода. И лицо твоё я помню. Видела где-то... Хотя постой, ты не из боярского рода, так ведь? Из княжеского. Ты — Даниил Верхнепольский, младший сын ныне покойного князя.

— Эх, нигде мне не скрыться, — посмеялся я. — Везде узнают.

— Ещё бы не узнать! Моя семья каждый год на приёмы да ассамблеи к вам ездит. Я и запомнила. Ты, правда, тогда был... несколько моложе. Но у меня хорошая память на лица. Так что ты здесь делаешь?

— Можно сказать, бежал из дома. Надоело там. Теперь я тоже — вольный странник.

— Похоже, у нас много общего, — улыбнулась Дарья и, взяв под узды распряжённую лошадь, повела в конюшню. Я невольно засмотрелся вслед девушке, но быстро одёрнул себя и пошёл в дом.

Игорь Изяславич, как и полагается, представил меня помещику и его сыну. Те, конечно же, удивились такому повороту событий, долго извинялись за то, что не признали меня и за неучтивое обращение, какое могло иметь место с их стороны по вышеназванной причине. Как я понял, Черемские, хоть и повелевали кристаллами, в здешней иерархии стояли ниже боярских родов.

Василий Васильевич тоже настоял, чтобы я остался на ужин а, узнав, в сколь бедственном положении я нахожусь, распорядился выделить мне необходимую одежду.

Спустя примерно часа два, я, одетый в простой, но зато чистый камзол, рубаху и кюлоты сидел за столом в компании Черемских, двух Малютиных (Ярослав чувствовал себя плохо и к ужину не вышел), Дарьей и епископом Адрианом с его помощником — молодым человеком в коричневой рясе, которые выглядел не менее уродливо, чем сам епископ. Ботинки по размеру тоже нашлись, как и зимние штиблеты. Ботфорты мои после стычки пришли в негодности. Лёгкая ментальная усталость до сих пор не отпускала меня. Хотелось спать.

За ужином речь шла, главным образом, о том, что случилось в лесу. О встрече с Ноэмой Игорь Изяславич умолчал, зато рассказал о стычке с морами и о некрархе, который вышел из Сна и теперь бродит по окрестностям, неся смерть всему живому.

— Он может быть где угодно, — подытожил боярин. — Чары тёмной луны на него не действуют. Сомневаюсь, что подействуют какие-либо другие. Пули и клинки, полагаю, столь же бесполезны. Нам остаётся одно: молиться, чтобы некрарх не явился сюда, и чтобы путь его лежал вдали от городов.

— Я буду молиться за это, — произнёс епископ, смиренно потупив взор. — Я буду молиться, дабы Господь отвратил кару от этих земель, и о душах тех несчастных, кто всё же не избежит сей страшной участи.

Я мельком взглянул на епископа и тут же отвёл взор. От одного его вида у меня пропадал аппетит. Мои глаза встретились с глазами Дарьи, что сидела напротив. Она смотрела на меня изучающим взором и слегка улыбнулась. Волосы девушки были коротко подстрижены и стянуты чёрной лентой в небольшой хвостик. Мне почему-то вспомнилась супруга в молодости. Когда мы познакомились, она носила похожую причёску. Дарья чем-то напомнила её. Но не столько внешне, сколько своими прямотой и непосредственностью, что были свойственны её характеру. На какой-то миг накатили грусть и ностальгия, но их тут же вытеснила тревога, которая не отпускала меня весь вечер. Было не по себе от присутствия епископа. Почему-то казалось, что он может узнать мою страшную тайну.

— На данный момент у нас есть два возможных варианта, — продолжал Игорь Изяславич. — Первый: всем отправиться в Ярск и обождать там, пока не соберётся достаточное количество светлейших, чтобы очистить окрестности. Я напишу письмо главе рода и сообщу, в сколь бедственном положении наши владения.

— Покинуть поместье — непростое решение, — вздохнул Василий Васильевич, — тяжело бросать землю на произвол судьбы.

— Понимаю, — кивнул Игорь Изяславич, — но обстоятельства складываются, увы, не в нашу пользу. Впрочем, есть и второй вариант: остаться в особняке и оборонять его. Здесь мор не так много, и наших сил должно хватить. Этот вопрос мы ещё обсудим. Ну а вы, Василий Васильевич, лучше расскажите, что происходило в поместье в наше отсутствие. Сколько мор уничтожили ваши люди?

Оказалось, немного: всего восемь существ. Два отряда проехались вдоль дорог и постреляли мор, какие попадались на пути. Но произошёл сегодня и ещё один инцидент, о котором Василий Васильевич не смог промолчать.

— Сбежала одна из крестьянок, — сказал он. — Та самая, которую вы, Игорь Изяславич во флигеле видели. И дети её тоже пропали. Один остался. Помер. Остальные ушли.

— Они же болели, — удивился Игорь Изяславич. — От хвори той ведь нет лекарства? — он вопросительно посмотрел на епископа.

— Люди эти предались пороку, — строго произнёс епископ и сокрушённо покачал головой. — Они приняли пепельную смолу. Двоих она исцелила, одного убила. Когда я слышу о подобном, я ещё больше понимаю, почему Господь наслал кару на эти земли.

— Да, похоже на то, — Василий Васильевич сделал печальное лицо. — Пепельная смола. Крестьянка та дала своим детям сыворотку. И один Господь знает, где она её нашла.

Я почувствовал себя так, словно надо мной на тонкой верёвочке подвесили здоровый булыжник, который вот-вот рухнет мне на голову. Внешне я хранил самообладание, но внутри была паника. Все они видели меня вместе с Фросей, и могли догадаться, что это я дал сыворотку. Фрося сбежала из поместья — и это хорошо. Значит, сегодня ночью мы и уедем. Теперь, главное, не вызвать к себе подозрений и миром разойтись со своими новыми «друзьями».