Куноичи

В спальне Тен-Тен забрала свою заначку, спрятанную внутри кровати, и аккуратно вытащила из щели браслет. Секунду поколебавшись, она всё-таки взяла плюшевого медведя, принадлежащего Хлое. Оставлять его одного казалось настоящим кощунством по отношению к умершей девочке.

«Оставь вещи у лифта». Так она и поступила. Мишку, правда, она из рук не выпустила — он был нужен для другого. Так и ходила с игрушкой по комнатам, проверяя, не приглянётся ли ей ещё что-нибудь.

Итогом ревизии стал красивый чайник, в котором Тен-Тен заваривала свой ежедневный чай, упаковка этих прекрасных листьев и пара симпатичных чашечек, напоминавших Такахаши про Коноху. В азиатском стиле, как сказали бы здесь.

Оставалось последнее дело. Тен-Тен села на кухне, усадила на столе перед собой медведя и сцепила руки. Не прошло и десяти минут, как в комнаты поднялся Жан — как Тен-Тен и думала.

Он прошёл в кухню тихо и осторожно, словно большой напряжённый кот. Встал слева от Тен-Тен и не сдвинулся с места, когда она кивком указала ему на барный стул напротив.

— Мадмуазель куда-то собирается?

— Сядь.

— Стоя мне комфортнее, благодарю.

Она встала сама. Взяла медведя со стола и протянула игрушку мужчине. Молча.

Так же молча он взял плюш. Тен-Тен увидела, как у Жана повлажнели глаза и мелко задрожала верхняя губа. Усики от этого прыгали, будто два длинных насекомых.

— Мне жаль, — сказала Тен-Тен.

Жан был умным человеком, а Такахаши не слишком хорошо скрывала изменения. Он мог убеждать себя в чём угодно, но эта сцена ставила точку. Хлоя мертва, сказала своими действиями Тен-Тен.

Возможно, если бы обстоятельства сложились по-другому, она бы привязалась к няню Хлои — ради самой Буржуа. Но так уж вышло, что у них просто не было времени, чтобы установить более близкую связь.

Он всегда бы видел в ней то, чего нет. Сравнивал бы с умершей Хлоей. Раз за разом, раня себя всё глубже.

— Как она… почему?

— Не знаю, — легко соврала Тен-Тен.

— То отравление… это оно?

Она не ответила. Жан стиснул медведя, но тотчас опомнился и с невообразимой нежностью погладил игрушку.

— Проживите хорошую жизнь, — сказал он. — Если она не смогла. И… вот.

Он залез во внутренний карман пиджака и вытащил визитку. Тен-Тен взяла её.

— «Чайный дом мадам»? — Такахаши мягко улыбнулась. — Это лучший подарок, Жан. Спасибо.

Он кивнул, так ничего и не ответив. Тен-Тен оставила мужчину одного, чувствуя себя наконец свободной.

Куноичи прошла в гостиную и впервые поднялась по винтовой лестнице, ведущей на крышу. Здесь был небольшой садик и бассейн, которые совсем её не заинтересовали.

— Что мне нужно сделать?

Ветер был сильным и холодным. Квами парили рядом, и ледяные порывы их совсем не беспокоили.

— Сказать наши имена, — клыкасто ухмыльнулся котёнок. — Меня ты знаешь, но я напомню: Плагг.

— Потом сказать «синхронизация». Я Тикки, — божья коровка сложила лапки в молитвенном жесте. — Удачи.

— Она мне понадобится. Плагг, Тикки. Синхронизация.

Хотела бы она сказать, что мир взорвался вихрем магии, или что она ощутила в себе невообразимую силу. Ничего этого не было. Тен-Тен лишь поняла, что она теперь другая, а её тело стянуло чем-то вроде чёрно-фиолетовой жвачки. Неприятно, но терпимо. И очень больно, если не снять эту резину с себя как можно быстрее.

Она не прыгала по крышам, а летела, не касаясь ногами черепицы. Хватало одной мысли, чтобы сменить направление или призвать попутный ветер — теперь тёплый и дружелюбный. Мысли пытались путаться, ускользали, сознание плыло — и Тен-Тен насильно собирала себя обратно по кусочкам, помня об идентичности и не давая магии прорасти сквозь собственную душу.

Особняк Агрестов вновь был неприветлив. Тен-Тен, не смотря, увидела Парадокс: он раскинулся над домом, растягивая его в разные стороны, как злой ребёнок тянет игрушку, чтобы порвать. Когда она ступила на пожухлую траву в саду, от её ног волной разошлась сила, ломающая это искажение.

Тен-Тен шла тем же путём, каким она проникла в тайное убежище Бражника. С каждым её шагом мир вокруг трескался и срастался заново. Кусты лабиринта раздвигались перед ней, лестница вмиг очистилась от грязи, стальные двери растеклись большими лужами.

Зимний сад сопротивлялся силе, желающей навести порядок. Тёмные стены вокруг ломались и нарастали друг на друга, тесня Тен-Тен то в сторону, то назад. Они не могли как-то ей навредить, бессильно раз за разом бросаясь на существо, пришедшее раз и навсегда уничтожить давний Парадокс. Реальность трескалась бензинными витражами, чтобы кусочки затем встали как нужно. Примерно так же хороший медик ломает кость: без этого не соберёшь мозаику осколков в верном порядке.

Лишние кусочки реальности пенились и плавились в черноте. В Катаклизме — чуме, уничтожении, второй силе мира. Тен-Тен чувствовала, как эта мощь рождается рядом с сердцем и выходит наружу. Зимний сад сужался, искажённое пространство складывалось, возвращаясь к нормальному размеру. Нет Парадокса — нет этого ненормального расширения, сотни неправильных метров под домом.

Мир дал Тен-Тен всё, чтобы она излечила его, наконец, от застарелой боли. Не было никакой преграды, чтобы она дошла до Эмили. Никакой… кроме Габриэля.

Он стоял спиной к гробу, без синхронизации и без какого-либо оружия. Нурру парил недалеко от его правого плеча.

— Не подходи, — сказал Габриэль, дрожа всем телом. — Не подходи!

Тен-Тен не могла ему ничего ответить: слишком много в её теле было силы. Любое слово — это приказ, любая мысль надлежит исполнению.

Она повела рукой, и Габриэля снесло в сторону. Мужчина упал, начал звать Нурру, приказывать квами провести синхронизацию.

Тен-Тен посмотрела на квами мотылька и подумала лишь одно. «Нет».

Естественно, он послушался.

— Не волнуйтесь, Мастер, — сказал Нурру, подлетая к рыдающему от бессилия Габриэлю. — Она исполнит Ваше желание.

Саркофаг разлетелся на тысячи кусочков, сверкающих, словно россыпь бриллиантов. Тело Эмили поднялось в воздух, подол белого платья развевался, словно в воде.

— Желание? Эмили?.. она воскресит Эмили?

— Да, Мастер. Она здесь для этого.

Тен-Тен смотрела на парящую перед ней женщину. Чувствовала нежность и любовь Габриэля к ней. Его сумасшествие, рождённое Парадоксом. Желание. Страсть. Похоть.

Где-то наверху лежал Адриан, убаюканный силой мира. Адриан, которому был нужен родитель — любящий его, мягкий, заботливый.

Не Габриэль.

Всё, что оставалось — это пожелать.