Древний знак

— Странно, здесь нет его детей...

— Что ж, твой цветок послал своих детей искать лучшие места. Отдохни. Сейчас будем есть и пить чай.

Когда палатка была установлена и закончен поздний обед, по времени больше похожий на ужин, Брат медведя сладко потянулся и признался дочери, что хочет спать. Мягко светило солнце круглосуточного дня, мирно паслись олени, привязанные на всю длину арканов.

— Спи. А я постерегу оленей, — с серьезностью взрослого человека сказала Чистая водица.

— Нет, сначала я поучу тебя стрелять.

Брат медведя вытащил из-под шкуры на нарте пустую консервную банку, показал на маленький кружочек в самом центре донышка:

— Вот сюда я должен попасть.

Установив банку на холмике у норы суслика метров за сто от палатки, Брат медведя вскинул карабин и в то же мгновение выстрелил. Банка слетела с холма. Чистая водица подбежала к холмику и закричала, подняв банку:

— Попал! В самую середину. Значит, ты не хвастун.

— Ого! Ну и сказала! — почти обиженно проговорил Брат медведя. — Установи банку на прежнее место. Сейчас будешь стрелять ты.

Долго и терпеливо объяснял он дочери, как обращаться с карабином. Чистая водица слушала отца рассеянно, думая о чем-то своем.

— Может, не надо? — решил было отступиться Брат медведя. — Может, в другой раз?

Чистая водица какое-то время колебалась и вдруг сказала решительно:

— Учи. А то все дети умеют, а я не умею.

Пять раз выстрелила Чистая водица, но в банку не попала. На шестой это ей все-таки удалось. Поморщившись от боли в плече, она побежала к холмику и принесла банку, с гордостью протянула отцу. Брат медведя восхищенно зацокал языком.

— Все! Теперь ты настоящая дочь нашего племени! Хватит на сегодня. Я, пожалуй, посплю. Если что, стреляй в воздух, возможно, это меня разбудит...

Чистая водица засмеялась, и, с трудом забросив тяжелый карабин за плечо, медленно пошла к холму, увенчанному острыми зубцами огромных камней. Поднялась на холм, оставив карабин внизу, долго смотрела в морскую даль, туда, где море становилось небом. Проследив за вереницей лебедей, она спустилась с холма и вдруг у подножия увидела один-единственный цветочек, хилый, с кривым стебельком. Чистая водица упала перед ним на колени, тихо сказала, как живому существу:

— О, какой ты крошечный! И совсем слабый... Ну ничего, сейчас водички принесу, полью тебя из чайника.

Закинув карабин за плечо, Чистая водица пошла к палатке, но увидела Сына.

— Иди-ка сюда. Ну, ну, иди, иди. Я тебе кое-что покажу.

Сын направился к девочке. И вдруг замер, глядя куда-то вверх. Чистая водица проследила за его взглядом и увидела между камней росомаху. Сжав неуклюжее тело в тугой комок, росомаха готовилась к прыжку. Побаивалась росомаха запаха, исходившего от предмета за спиной девочки, от предмета, который, как ей уже давно запомнилось, исторгает огонь и смерть.

Чистая водица наконец опомнилась, вскинула карабин, пытаясь навести его на росомаху. И едва росомаха взметнулась, как девочка выстрелила не целясь. И рухнула росомаха наземь, перевернулась через голову на спину. Судорожно вздрагивали ее раскинутые лапы, и жутко скалились зубы, и вырывался из ее пасти хрип.

Чистая водица закричала, бросилась к Сыну, и они побежали прочь. Сын приостановился, подождал Чистую водицу, тревожно хоркнул, как бы поторапливая подругу поскорее убежать от проклятого места.

Брат медведя в это время сладко похрапывал в палатке и чему-то улыбался, и даже залп из сотни карабинов не смог бы его разбудить. Проснулся он оттого, что его тормошила дочь и что-то кричала. Какое-то время он собирал силы, чтобы прогнать остатки сна, потом вскочил, прижал к себе Чистую водицу, ощущая, как сотрясается все ее худенькое тело.

— Что с тобой, кто тебя испугал?

— Кажется, росомаха, — наконец смогла вымолвить Чистая водица. — Я убила ее! Сначала показалось, что это злой дух...

— Понимаю, понимаю, — ласково успокаивал дочь Брат медведя. — Я в детстве, бывало, тоже сказок наслушаюсь, а потом куда ни гляну — мерещатся злые духи...

— Не мерещится! — воскликнула Чистая водица. — Вон там лежит... убитая росомаха. Я выстрелила...

— Ты стреляла? Ну и выдумщица.

Где-то совсем рядом, тревожно хоркая, бегал Сын. Брат медведя вышел из палатки, упрекнул олененка:

— Ну что ты мечешься!

Однако и остальные олени вели себя беспокойно, казалось, что они вот-вот оборвут арканы, на которые были привязаны.

— Да что с ними? — недоумевал Брат медведя.

— Боятся росомахи, — на этот раз неправдоподобно спокойно сказала Чистая водица и пошла к холму не оглядываясь.

«Нет, с ней и в самом деле что-то происходит непонятное», — пугаясь своей мысли, думал Брат медведя, идя вслед за дочерью... У холма он остановился, даже попятился: перед ним действительно лежала росомаха. Проморгавшись, Брат медведя осторожно подошел к поверженному зверю. Толкнул его ногой, присел на корточки и неспешно, стараясь снять с себя напряжение, закурил трубку. Он долго курил, наконец сказал:

— Да. Это росомаха. Та самая, которая разорвала Дочь снегов. И не только ее. Уж я-то знаю... Как же это ты? Смотри-ка, прямо в грудь, даже в сердце. Откуда она прыгнула?

Девочка молча показала на камни.

— А ты где была?

Сделав несколько шагов, Чистая водица тихо произнесла:

— Кажется, здесь.

— И что же... она прямо на тебя прыгнула?

— Кажется, на Сына.

— И Сын был здесь? — Брат медведя медленно покачал головой и добавил словно только для себя самого: — Страшно и подумать, что было бы, если ты промахнулась...

Брат медведя вытащил нож, попробовал острие на ноготь.

— Сейчас я сдеру шкуру с этой вонючки. Пусть все узнают, какая у меня бесстрашная дочь!

Чистая водица болезненно морщилась, все еще не решаясь подойти вплотную к росомахе.

— Что ж, сейчас я ее облуплю, как суслика. Сначала оленей перевяжу, пусть пасутся на новом месте. Пойдем, доченька. Ты уж прости меня, что я тебе, болван такой, не поверил.

— Нет, ты умный! Все говорят, что ты умный!

Брат медведя самодовольно улыбнулся:

— Все говорят? Что ж, это хорошо... Люди думали, что мы просто сумасшедшие. Поехали в такую даль по бесснежной тундре. А мы сделали дело. И еще какое дело! Весь остров об этом будет сто лет вспоминать...

Прибыли путешественники в родное стойбище на третьи сутки. Шкуру росомахи вместе с ее головой Брат медведя привез в брезентовом мешке. В пути он так мечтал удивить все стойбище! Вывалит шкуру из мешка на землю и скажет: «Вот она, проклятая росомаха; смотрите!» О, что тут будет! И когда все узнают, что росомаху убила Чистая водица, то половина стойбища, та самая, которая состоит из болтунов, лишится дара речи... Брат медведя мысленно хохотал, представляя себе, как вытаращит глаза, допустим, Брат орла.

Однако все произошло иначе. Не оказалось в стойбище молодого пастуха: он пас оленей. Но зато чего уж никак не ожидал обладатель шкуры росомахи, так это увидеть колдуна. «Вот это да‑а‑а! — мысленно воскликнул Брат медведя. — Придется шкуру росомахи пока припрятать. Взбесится колдун! Ведь он объявил росомаху Дочерью всего сущего...»

Лаяли собаки, встревоженные запахом росомахи, чувствовали этот запах и люди.

— Что в твоем мешке? — спросил колдун и поморщился.

— Ничего особенного, — несколько растерянно ответил Брат медведя, предупреждая взглядом дочь: мол, не проговорись.

Но девочка громко и четко сказала:

— Я убила росомаху. В мешке ее шкура.

Брат луны подошел к мешку, как-то почти болезненно принюхался и вдруг вытряхнул из него шкуру. Чуть приподняв мертвую голову росомахи, колдун сказал с непонятной усмешкой:

— Да, это именно Дочь всего сущего. — Перевел тяжкий взгляд на Брата медведя. — Если убил ее ты...

— Я, я убила ее! — прервала колдуна Чистая водица. — Отец, скажи правду... Мне никто не поверит.

Жители стойбища недоуменно переглядывались, как бы желая спросить друг у друга: возможно ли это, не нашло ли и вправду на девочку помрачение? Чистая водица все это видела, и обида все больше искажала ее лицо. А потом она безутешно заплакала:

— Почему, почему никто не хочет мне верить...

— Я, я верю! — вдруг громко воскликнул Брат оленя и, подойдя к Чистой водице, вытер ее слезы. — Не плачь. Я верю...

— Ну что ж, теперь верю и я, — неожиданно спокойно сказал Брат луны. — Да, именно все так и было. — Долго смотрел он на Чистую водицу, которую обнял Брат оленя, прижимая к груди. — Посмотри мне в глаза и выслушай внимательно. Ты не убила росомаху, ты лишь приручила ее. — И после долгого молчания добавил загадочно: — Однако пройдет время, и Дочь всего сущего приручит тебя...

Подбежав к девочке, Сестра куропатки взяла ее за руку, горестно приговаривая:

— Идем, идем, бедняжка моя, что тебе пришлось пережить. И зачем я тебя отпустила...

Сестра куропатки скрылась с дочерью в чуме. Вслед за ними бросились все дети.

Колдун долго молчал, погруженный в себя, потом резко повернулся к Брату медведя, приказывая:

— Сверни шкуру и спрячь в мешок. Она моя...

— Ну что ж, если гость напрашивается на подарок, тут никуда не денешься, надо дарить. — Брат медведя свернул шкуру, засунул ее в мешок. — Вот и все. Получай подарочек. Можешь сделать чучело и спать с ним как с женой...

Колдун не слушал Брата медведя, снова погружаясь в себя. Был он недоступным и непроницаемым в своей гордыне. Но вот он вернулся из мрачного мира своей отрешенности и спросил:

— Чучело, говоришь? Кажется, так прозвучал твой совет?

— Да, да, чучело! Бери! А я сейчас пойду мыть руки. Два куска мыла не пожалею. Нет, три куска! — Брат медведя пнул брезентовый мешок со шкурой. — И мешок тебе подарю. Все равно он теперь никуда не годится.

Колдун вдруг заулыбался, будто это был самый счастливый миг в его жизни, и сказал:

— Благодарю за бесценный подарок! Считайте, что росомаха уже сидит на спине белого оленя... Она остановит его безумный бег к солнцу. К тому солнцу, каким вы его понимаете. Истинное светило не впереди, а позади. Идти к нему назад — это и значит идти вперед...

Слушая колдуна, Брат оленя все ниже и ниже клонил голову и вдруг начал смеяться, сначала тихо, потом все громче. И это оскорбило колдуна.

— Ты чему смеешься? Я не прощу тебе этого! — закричал он. — Я вызываю тебя на поединок! Завтра будем метать арканы до тех пор, пока кто-нибудь из нас не накинет петлю на шею другого...

— Что ж, я принимаю вызов, — без ожесточения, скорее даже грустно сказал Брат оленя.

Взвалив мешок со шкурой росомахи на спину, колдун пошел прочь.

Брат оленя смотрел ему вслед и думал о Чистой водице. Он понимал, что девочка перенесла потрясение и потому, пожалуй, нуждается, чтобы ее успокоили, и это предстоит сделать именно ему, человеку от солнца. Жители стойбища разошлись по чумам, рядом с Братом оленя осталась только его жена. Присев на нарту, она спросила:

— Ты думаешь, что росомаху убила все-таки Чистая водица?

— Да.

— Я боюсь за нее.

— В детстве я был такой же. Старухи говорили... он не слишком задержится на этом свете, глаза его уже видят долину предков, в них покой страны печального вечера. А я вот уже сорок один год живу и надеюсь прожить еще столько же.