Anima Mea. Моя душа

Глава 21

Роберт Грейнджер крепко сжимал маленькую ладошку дочери. Они шли по причалу города Брайтон, яркое солнце раннего летнего дня освещало запрокинутое, полное доверия лицо Гермионы, ветер трепал ее непослушные кудри. Девочка что-то рассказывала и смеялась, размахивая мятным леденцом, зажатым в липких пальчиках. Старые доски пирса приятно скрипели под ногами, и Роберт наслаждался криками чаек, людским смехом вдалеке и шумом волн, ударявшихся о железные опоры причала. Он повернул голову и улыбнулся Гермионе, проведя рукой по шелковистым волосам, в которых тут же запутался.

Гермиона рассмеялась и указала на металлический бинокль, приделанный к поручням пирса. Ей очень хотелось рассмотреть море получше. Роберт кивнул головой, соглашаясь, и дочка, взвизгнув от радости, вприпрыжку кинулась к устройству, взобралась на скамеечку и ожидающе посмотрела на него. Роберт наклонился и, достав из кармана несколько монет в двадцать пенсов, просунул их в специальную щель. Гермиона встала на цыпочки, но достать до окуляра у нее так и не получилось. Она огорченно вздохнула.

Роберт улыбнулся и с умилением посмотрел на свою дочь.

— Давай, малышка, я тебе помогу, — сказал он и наклонился, желая приподнять Гермиону.

В этот момент он увидел, что штатив бинокля накренился, и вот уже Гермиона легко доставала до него.

— Папочка, не надо, — услышал Роберт голос дочери, в то время как она удовлетворенно улыбнулась, — я и сама могу.

Его сердце сжалось, и он ощутил, как чувства потери и беспомощности захлестнули его.

Воспоминания рассыпались на несвязанные между собой картинки, словно он смотрел старый диафильм, и в аппарате сломался прокручивающий механизм. И везде Гермиона сама справлялась с трудностями, прибегая к помощи магии. Роберт также подумал о своем отце, вспоминая, как они смотрели кинопленки дома на таком вот приспособлении. Его папа очень гордился столь волшебными достижениями науки.

Роберт проснулся, словно его толкнули. Он все еще держал Гермиону за руку, но на этот раз она неподвижно лежала на кровати. Сердце снова защемило, а на глазах выступили слезы.

оОо

Прибыв в больницу Святого Мунго, Гарри был полон решимости. Последний раз он испытывал подобные чувства во время первого урока в качестве профессора Хогвартса ("С Темным Лордом было гораздо проще", — пошутил он с Невиллом во время разговора в учительской). Путанное объяснение Вектор крутилось в голове. Все эти разговоры о линейных функциях и временных параметрах были выше его понимания, однако идея, что портрет можно активировать с помощью крови и тем самым связать прошлое с настоящим, Гарри очень воодушевила, и теперь у него появилась надежда на то, что они смогут разбудить Гермиону.

Гарри вместе с профессором Флитвиком провели битых два часа в попытках снять портрет со стены, но безрезультатно. В конце концов, взмокнув от усилий, они пришли к выводу, что будет проще перенести Гермиону в Хогвартс вместо того, чтобы разбирать замок по камушку в бесплодных усилиях.

Гарри поднялся на пятый этаж. Кровь стучала в висках в то время, как он в уме пытался подобрать правильные аргументы для того, чтобы убедить родителей Гермионы, а заодно и целителей. Задача предстояла непростая, идея была рискованной, но ему казалось, что Вектор была на верном пути. А если учитывать, что обычные способы, как магловские, так и волшебные, не принесли никаких результатов, то он считал, что нужно было испробовать все. Вот только как найти правильные слова?

Подходя к палате Гермионы, Гарри заметил рыжую шевелюру лучшего друга. При виде Рона, сидевшего перед низким кофейным столиком и что-то внимательно читавшего, Гарри почувствовал, как его сердце наполнилось радостью: если он заручится поддержкой Рона, ему будет проще убедить родителей Гермионы.

— Здорово, приятель, — сказал Гарри, подойдя к Рону. Тот обернулся, улыбнувшись, потом поднялся на ноги и сжал Гарри в дружеских объятиях.

— Ну как, есть какие-то изменения? — спросил Гарри.

— Да нет, все по-прежнему, — удрученно покачал головой Рон. — Гермиона так и лежит без движения. Зелье не помогло, и Роберт чуть всю больницу не разнес.

Гарри печально поджал губы и кивнул. Ему доводилось быть свидетелем гневных вспышек мистера Грейнджера.

— У тебя есть какая-то идея, не так ли? — спросил проницательный Рон.

— И где ты только выучился легилименции? — улыбнувшись, поинтересовался Гарри. — Но вообще-то ты прав, хотя я бы и не стал особенно надеяться.

Рон рассмеялся и хлопнул Гарри по плечу. Тот поморщился. Затем Рон уселся обратно на диван и пригласил Гарри устроиться рядом. Убрав пергамент в сторону, Рон, скривившись, пояснил:

— У нас новый тренер из Америки. Вот, пытаюсь выучить несколько свеженьких приемов. Ну давай, рассказывай, что там у тебя за идея.

— Видишь ли, — начал Гарри, — похоже, Вектор удалось разобраться с рунами на портрете Снейпа. Она считает, уравнения говорят о том, что кто-то попытался обмануть смерть ради вечной жизни. Но дело не в Додже. Он ведь нарисовал только самого директора, а не значки по периметру. Они появились только после того, как портрет превратился в мозаику. Так вот, руны описывают линию, которая не пересекает линию жизни, а вместо этого уходит в бесконечность, и в результате человек не может умереть. И еще Септима полагает, что эта сила втянула Гермиону в портрет. Ну, конечно, не ее саму, а, вроде как, ее тень или ее душу, ну или как-то так... — Гарри сбился, замолчал и взглянул на Рона, надеясь, что тот хоть что-то понял в его путанных объяснениях. Рон смотрел на него, не мигая, словно Гарри вдруг перешел на язык русалок.

— Её душа? — радостно спросила Луна, присаживаясь рядом с ними на больничный стул. Гарри подскочил от неожиданности — ни он, ни Рон не слышали, как она подошла

— Не говори глупости, Луна, — простонал он, привычно закатив глаза, — мы все прекрасно знаем, что не существует никакой, как же это её, ах да, магии души. Это все глупые россказни для впечатлительных малолеток, — Рон рассмеялся своим словам и обернулся к Гарри в поисках поддержки.

Луна открыла рот, чтобы возразить, но Гарри поднял руку, предупреждая дальнейшие споры.

— Все дело в крови, — произнес он, стараясь не принимать ничьей стороны. — Похоже, что кровь активировала мозаику. Помнишь, Гермиона ударилась головой прежде, чем потерять сознание.

Луна и Рон покивали.

— Так вот, — продолжил приободренный Гарри, — мы, то есть, Флитвик, Септима и я считаем, что нам нужно заполучить небольшое количество крови Гермионы и капнуть ее на мозаику. Тогда весь механизм снова придет в действие, а Гермиона сможет очнуться ото сна. Я хочу перевезти её в Хогвартс, и мне понадобится ваша помощь.

оОо

Северусу снился сон. Все тот же сон, который не раз посещал его на протяжении многих лет.

Он был заперт в темной холодной комнате и не мог пошевелиться, а стены, казалось, надвигались на него, давили. От страха было трудно дышать. Он был всего лишь сознанием, застрявшим между мирами. И все, о чем он мог думать, это вина и раскаяние.

В уме без конца крутились самые темные воспоминания. Они не давали ему покоя, притягивали к себе, словно только что зажитые раны, которые так хочется расчесать. Неспокойными волнами в душе поднимались отчаяние и ненависть к себе, затапливали его и медленным прибоем откатывались обратно.

Перед ним всплыли образы людей, которых он безрезультатно пытался спасти.

Людей, которых он предал и потерял.

Он видел Пертуса, чья голова покоилась на коленях у Гермионы, а жизнь вытекала из проломленного виска густой кровью.

Он смотрел в горящие зелёные глазам сына Поттера, склонившегося над ним.

Он грезил о Гермионе, глядевшей на него с отчаянием, ее лицо скрыто в тени, пальцы вцепились в его сюртук.

Северус ощущал твердый деревянный пол под спиной, боль от ран и близость ее тела...

К этому примешивалась неуместная надежда и ощущение спокойствия, когда она дотронулась до него. Ее великодушие и его чувство выполненного долга делали ее лицо прекрасным.

Но сейчас, впервые за много лет, в его сне лицо Гермионы стало старше, и она оказалась той женщиной, с которой он провел вместе несколько последних дней.

Теперь она прикрыла глаза и поддразнивала его, запрокинув голову. Он провел пальцами по волосам, погладил ее лицо, дотронулся до нежной кожи на шее. Рука скользнула ниже, задержалась между грудей и в конце концов замерла на талии. У него перехватило дыхание, и он почувствовал, как в нем нарастало возбуждение. В паху приятно затвердело, и удовольствие тонкими щупальцами расползлось по телу. «Я смогу все искупить, — подумал он, — смогу начать все сначала...»

В это мгновение он ощутил, как внутри все похолодело, и неприятное чувство прочно обосновалось в груди. Стало тяжело дышать. Лицо Гермионы снова неуловимо изменилось. Оно побледнело, и черты будто приплюснулись. Прекрасные глаза смотрели жестко, словно прожигали насквозь. Радужка вертикально вытянулась, а зрачки расширились. Крик ужаса застрял в горле, когда он понял, что на него смотрело разлагающееся лицо Темного Лорда.

Северус почувствовал, как пальцы с длинными ногтями ухватили его за горло, Волан-де-Морт осклабился, наклонился и впился зубами в шею.

Снейп с трудом втянул в себя воздух... и снова оказался в темной комнате, стены все так же надвигались, пытаясь раздавить. Он не мог пошевелиться, не мог закричать, не мог выбраться.

Хуже пытки не было, чем застрять между мирами. Он не видел, не знал, почти ничего не чувствовал. Северус пару раз вздохнул и выдохнул, медленно втягивая воздух в разрывающиеся легкие. Кислорода не хватало, словно он пытался дышать под водой.

Смутно он ощутил происходящее вокруг себя, и боль пронзила тело, словно миллионы огненных иголок вонзилось в него.

Постепенно Снейп приходил в себя. Вместе с сознанием пришло понимание того, что его руки связаны. Боль резкими волнами поднималась от запястий, достигая груди. Едва зажившее плечо причиняло особенное неудобство. Во рту он ощутил металлический привкус крови. Похоже, ему выбили зуб.

Темнота вокруг него вдруг покраснела, сделалась оранжевой, потом желтой, а потом, когда он открыл глаза, все помещение залил яркий свет. Он различил тошнотворно-сладкий запах ладана и услышал треск огня.

Снейп чувствовал, что находился в большой комнате. Было холодно, и по телу пробежали мурашки. «Где я? — подумал он. — Какой-то зал? Нет, скорее всего, это храм».

Старинный хроноворот, который он обычно носил на цепочке, болтался у него перед глазами. Лучи утреннего солнца, проникавшие в помещение через отверстия в крыше, ярко вспыхивали на его золотой поверхности. Северус глупо поморгал глазами, продолжая рассматривать хроноворот, который медленно вращался вокруг своей оси. Песок в нем слипся, и от этого прибор был бесполезен. Чуть пониже бутылочка из-под духов, принадлежавшая его матери, покачиваясь, висела на серебряной цепочке. Снейп пытался втянуть в себя достаточно воздуха, но того все равно не хватало. Два предмета качались в унисон, и в какой-то момент их цепочки переплелись. Пот заливал глаза, и Снейп постарался его сморгнуть.