Перекресток дорог.Книга 1

В Батуме замерла промышленность и торговля. На улицах, в заводских дворах, на площадях шли митинги, демонстрации. Полыхали над головами людей красные флаги.

Учащиеся батумских учебных заведений присоединились к протестам и требованиям рабочих. Особенно бурно проявили себя учащиеся мужской гимназии. Гимназист Герасим Закариадзе. Он с несколькими друзьями пришел в гимназию в красной блузе. С кличем: "Смерть тирану и его холуям!" — Герасим сорвал со стены портрет Николая II-го, разломал золоченую раму, а полотно разорвал в клочья.

Гимназисты бурными аплодисментами и одобрительными криками поддержали действия Герасима Закариадзе, но администрация гимназии пришла в трепет. Еще раньше имелось подозрение, что Герасим был заводилой нелегальных марксистских кружков в мужской гимназии и других учебных заведениях Батума, а вот теперь он выступил открыто против царского строя и против всего, что с ним связано.

Немедленно администрация вызвала полицию. Герасима схватили и отправили в тюрьму как опасного крамольника и бунтовщика. Это возмутило всех учащихся Батума. Они вышли на улицу с красными знаменами, с революционными песнями и требованием немедленно освободить Герасима из тюрьмы.

Вспыхнули схватки с казаками и конной жандармерией. И хотя властям удалось подавить юношескую демонстрацию, гроза революции продолжалась в Причерноморье, во всей стране.

И эта гроза жгла своими молниями командующего Черноморским флотом адмирала Чухнина.

— Созвать всех рабочих порта! — приказал он 16 февраля 1905 года. И на этом собрании рабочие увидели самого Чухнина, невзрачного худощавого низкорослого человечка с шершавой бородкой, короткой шеей и узенькими плечами, над которыми возвышались не в меру большая голова с морщинистым лицом и маленькими, как у птицы, но пронзительными глазками.

Подняв над головою руку, Чухнин погрозил кому-то своим крохотным кулачком и запищал фальцетом, повторяя только что сказанные им и не вызвавшие пока ответа рабочих слова:

— Так я еще раз предупреждаю и призываю вас не слушать крамольников, которые толкают вас своим зовом к погибели. И запомните: не послушаетесь меня, будете закованы в кандалы, сгниете в тюрьмах или на каторге…

После этой угрозы все вокруг вздрогнуло от громового голоса рабочих:

— Долой монархиста Чухнина! Мы требуем восьмичасовой рабочий день и отмены сверхурочных работ! Увеличьте нам зарплату и обеспечьте всех людей работой! А еще требуем изгнать ненавистных нам мастеров-шкурников и мордобивцев. Мы напишем их список…

Чухнин, сгорбившись, покинул трибуну и умчался на экипаже с территории порта.

Вскоре, получив от своих осведомителей сообщение, что социал-демократическая военная организация РСДРП "Централка" проводит встречи с представителями матросов, солдат, готовя их к совместным революционным действиям, Чухнин приказал ограничить выход матросов и солдат в город. Необходимо было командованию отпускать рядовых лишь группами под руководством кого-либо из представителей командных чинов.

Но сама обстановка опрокидывала адмиральский приказ: матросам приходилось работать на ремонте кораблей вместе с рабочими социал-демократами. Проводились рабочие беседы с матросами о событиях в стране, распространялись революционные листовки, разучивались революционные песни. Особенно любили матросы подпевать котельщику Ивану Старцеву, который тихо, задушевно запевал или "Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног. Нам не нужно златого кумира, ненавистен нам царский чертог…" Или: "Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут. В бой роковой мы вступили с врагами, нас еще судьбы безвестные ждут…"

Первого мая 1905 года в лесу на Сахарной горе четыре часа продолжался митинг тысяч рабочих, матросов и солдат. Представители городской и военной социал-демократических организаций в своих выступлениях призывали к смелой и решительной борьбе с самодержавием и войной, с бесправием народа. Лишь с большим трудом удалось полиции разогнать участников митинга. Восемнадцать человек арестованы и направлены в тюрьму.

Но это не сломило духа борьбы. На кораблях возникали социал-демократические группы. На броненосце "Князь Потемкин-Таврический" во главе этой группы был член "Централки" артиллерийский унтер-офицер Григорий Вакуленчук.

Вскоре на одной из конспиративных квартир в Севастополе состоялось собрание представителей рабочих, солдат и матросов. Наметили здесь провести всеобщее восстание осенью. Надеялись, что к этому времени революционная буря в стране достигнет высокой степени. Предполагалось также использовать осенние учебные плавания кораблей с полнокомплектным запасом боевых припасов.

Почувствовав возможность несвоевременного революционного взрыва в массах, ненавидевших царизм и его холуев на местах, секретарь военной организации РСДРП Анисья Максимович вызвала к себе некоторых активистов социал-демократов и поручила им вести работу на кораблях и в частях гарнизона, чтобы сдержать людей от преждевременного выступления. Возможность такого выступления, как показывали наблюдения, была вероятной в крепостных подразделениях. Туда и был направлен Анисьей Максимович один из активистов социал-демократии Константин Анпилов, по кличке "Ламской" (Это по названию слободы Ламской Старого Оскола, откуда Анпилов был призван на царскую службу).

Его сюда направила Анисья потому, что он систематически бывал среди солдат и крепостных артиллеристов, поддерживал со многими дружеские связи. Его знали там, ему верили. Ему помогали в работе сослуживцы — старооскольцы Александр Клюбин, Иван Сотников-Картузенков, Никанор Рыжих, все призванные на службу в 1901 году Старооскольским уездным воинским начальником.

Крепость, где было поручено действовать Анпилову с товарищами, расположена на южном берегу Северной бухты. Поселок, где проживали семьи крепостных артиллеристов, сросся с городской окраиной, населенной беднотой. Беды, переживаемые севастопольцами и служилыми людьми крепости со своими семьями, сближали тех и других в их ненависти к царским порядкам и к царскому представителю адмиралу Чухнину.

Вот-вот эта ненависть должна была прорваться наружу, вылиться в восстание. И она вылилась, когда в крепостной церкви шла служба по случаю тезоименитства Николая Второго. Присутствовал здесь и Константин Анпилов.

Когда протодьякон прогремел басом: "И его-о императорсому вели-и-ичеству-уу, государю Никола-а-ю-у многая-ая лета-а-а…", а свечи на подсвечниках стали гаснуть от дрожания воздуха, в матросских рядах раздался смех и выкрики:

— Пора бы и царю погаснуть!

Старший артиллерийский офицер капитан Лукин с трудом дослушал пение хора, потом размашисто перекрестился и пальцем поманил к себе фельдфебеля Пирогова и приказал ему построить в церковном дворе всех военнослужащих, молившихся в церкви.

Выйдя из церкви и опираясь на эфес сабли, Лукин начал ругать подчиненных. Потрясая кулаком, пригрозил:

— Никого не выпущу со двора церкви и крепости, пока скажете, кто затеял хулиганство во время богослужения… Виновный, марш на середину! И долго вы будете молчать? Расстреляю всех, повешу, собаки!

Вдруг худощавый низкорослый матрос Банников шагнул из строя, тихо сказал:

— Это я, ваше высоко благородие, нахулиганил…

— Ты-и-и? Я тебя в муку сотру! — Лукин двинулся к матросу со сжатыми кулаками. Но в этот момент вышел из строя широкоплечий брюнет в праздничной матросской форме. Он остановился рядом с Банниковым и сказал:

— Банников, ваше высокородие, врет! Это я все сделал…

Лукин задрожал от охватившей его ярости. Ударом кулака сбил Банникова с ног. Брюнет склонился, чтобы поднять Банникова, но в этот момент Лукин занес свой кулак и над широкоплечим брюнетом.

Анпилов стоял вблизи. И в какое-то неуловимое мгновение в его мозгу пронеслось мыслей больше, чем в другое время за часы и дни раздумий: "Я же призывал других товарищей к смелости и решительности, не могу же сам оказаться трусом и потерять авторитет у людей, потерять их веру в меня. Нет и нет! Пусть меня потом судят за невыдержанность, но я не позволю крокодилу ударить еще одного товарища…"

Анпилов Константин рванулся к Лукину, грохнул его своим могучим кулаком.

Матросы будто ожидали этого почина. С криками: "Бей проклятых деспотов!" они начали колотить ногами Лукина, потом потащили бесчувственное его тело в карцер, взяв оружие себе. Офицеры не посмели сопротивляться. У них восставшие отобрали оружие, самих заперли в общем карцере.

Так крепость оказалась в руках восставших.

— Мы, товарищи, начали великое дело, — обратился один из матросов к восставшим. — Но нас здесь не более двухсот человек, так что наших сил не хватит продолжать великое дело одним. Предлагаю сейчас же идти в город и просить рабочих присоединиться к нам…

— Да, в экипаж пойдем, к казармам! — зашумели другие.

— Взять с собою полковое знамя!

— И нам нужно избрать начальника колонны!

— Анпилова, Анпилова Константина! — закричали все. — Бери, Анпилов руководство в свои руки!

Анпилов, рослый и широкоплечий человек, вышел перед восставшими, снял фуражку и поблагодарил товарищей за доверие, приказал строиться.

Практически безоружная колонна с развевающимся впереди полковым знаменем и под барабанный грохот оставила крепость, направилась улицами поселка в город.

И не знали в колонне, что сумевшие убежать из крепости офицеры уже сообщили Чухнину о произошедшем восстании. И тот приказал на всех вероятных путях восставших посадить засады.

Одна из засад была устроена на повороте крепостного спуска, извилистая дорога по которому вела к базарной площади. Дома и домишки теснились по этому склону. Был здесь лишь узкий проход, где негде спрятаться или свернуть восставшей колонне в сторону.

— По изменникам и бунтовщикам, огонь! — закричал выбежавший из-за поворота поручик Шерстаков с лошадиной длинной мордой и подведенными под лоб карими глазами. И в тот же момент шеренга вставших солдат дала залп из винтовок, а справа застучал пулемет.

Насмерть сраженные или тяжело раненые люди падали в пыль, обагряя ее кровью. Лишь немногие смогли побежать назад, скрываясь за поворотом улицы.

Навстречу шеренге солдат, ведомой поручиком Шерстаковым, привстал на колено раненый артиллерист. Разрывая на груди рубаху, он кричал:

— Стреляйте, палачи! Долой царя! Да здравствует свобода!

В него выстрелил сам поручик Шерстаков, сын знаменского кулака, владельца сотен десятин земли и мучитель многих десятков батраков в Курской губернии…

Вместе с немногими уцелевшими повстанцами Анпилов и юнга Василий Винников пробрались к Графской пристани.

Здесь Анпилов распорядился, чтобы люди спрятались по адресам, которые он им сообщил, а Василию Винникову сказал:

— Ты, милок, мчись на "Потемкин", расскажи о случившемся Григорию Вакуленчуку или Афанасию Матюшенко, а я проберусь на конспиративную квартиру…