Опасное знание
![Опасное знание](/uploads/covers/2024-04-14/opasnoe-znanie-0.jpg-205x.webp)
- Автор: Боб Альман
- Жанр: Проза / Детектив
- Дата выхода: 1968
Читать книгу "Опасное знание"
— А каково мне? — горестно спросил я. — Моя юность — это уже пятидесятые годы.
Но Хильдинг меня не слушал. Он был слишком поглощен самим собой. Мэрта тоже любила тридцатые годы. И они много раз говорили о своей любви к тридцатым годам. И она тоже любила Тедди Уилсона.
Хильдинг приготовил себе еще одну порцию грога и окончательно расчувствовался. Он снял пиджак и расхаживал по комнате в одной жилетке. Я заметил, что у него уже появился живот. Пока на нем был пиджак, ни о каком животе не могло быть и речи. Но теперь он сразу бросался в глаза. Хильдинг сказал, что ничего не хочет от меня скрывать. Он имел в виду обстоятельства, связанные с Мэртой, а не с животом. Далее он произнес очень много красивых слов на эту тему. Такие люди, как Мэрта, как бы преображают весь окружающий их мир. И для того, кто видел ее хоть один-единственный раз, все остальные женщины сразу блекнут, становятся жалкими и бесцветными. Мэрта была настолько яркой и сверкающей личностью, что затмевала их всех.
— Это была необыкновенно одаренная натура, — продолжал Хильдинг. — Стоило поговорить с ней какие-нибудь пять минут, и уже начинало казаться, что остальные твои собеседники несут унылую чепуху.
Он взмахнул руками и сделал большой глоток грогу.
— В ее присутствии никому и никогда не было скучно!
— Мне только раз довелось побеседовать с ней, — сказал я. — Это было на обеде у Челмана.
— Да, именно там.
Он махнул в мою сторону рукой, сжимавшей стакан.
— Когда я смотрел на вас обоих у Челмана, меня вдруг охватило беспокойство, — сказал он с очень серьезной миной. — Понимаешь, мне показалось, что она увлеклась тобой. О чем вы тогда говорили? Ведь вы довольно долго просидели в углу на диване, и вид у вас обоих был чертовски довольный.
— Она так и не сказала тебе, о чем мы говорили?
— У нее всегда были маленькие тайны. Ей нравилось иметь свои собственные маленькие тайны. И чаще всего каждая такая тайна в конечном счете оказывалась сущей безделицей.
— Мы говорили о французском и итальянском фарсе. Лабиш, Фейдо, Фо и прочие там старики. Я прочитал в свое время немало фарсов, чтобы подготовить пьесу-пародию, которую мы собирались поставить. Мэрта тоже читала их. Вот об этом мы и говорили.
— Знаешь, что я тебе скажу? — начал он, тяжело и доверительно усаживаясь рядом со мной на диван. — В тот самый вечер я впервые в жизни вдруг почувствовал себя старым, по-настоящему старым. Я видел, что вы сидите рядом на диване, все время смеетесь и вам чертовски хорошо. Я видел, что она смотрит на тебя, или мне казалось, что она смотрит на тебя совершенно определенным образом. Я видел в ее взгляде эту странную неуловимую определенность. И подумал, что теперь ее влечет молодость. Моя бедная безумная Мэрта!
Прежде чем встать, он судорожно сжал мое плечо.
— Если бы ты знал, как я ненавидел тебя в тот вечер, — сказал он. — Я ненавидел тебя за то, что тебе всего двадцать лет, а мне — тридцать пять.
— Тридцать пять — это еще не возраст.
Он снова встал и пошел по комнате. На него начал действовать алкоголь. Он уже очень много выпил. Взгляд стал немного осовелым. А лицо покраснело.
— Ну и как же ты меня ненавидел? — спросил я. — Так сильно, что убил бы меня или ее, если бы между нами что-нибудь было?
Он остановился и пристально посмотрел на меня из-под нависших бровей.
— Ведь не убил же я Гренберга, — сказал он.
— Не знаю, — ответил я. — Я не знаю Гренберга. Не знаю, жив он или умер. И для меня это не имеет значения. Его можно было не принимать всерьез. Через каких-нибудь две-три недели она рассталась с ним. Но есть вещи похуже.
— Итак, все начинается сначала?
— Да, сначала, — отрезал я и предъявил к оплате свой главный вексель. — Вчера вечером ты сказал мне, что провожал Мэрту от здания филологического факультета. Тогда-то она и сравнила Харальда Бруберга с тапиром. Отлично сказано! Очевидно, разговор этот происходил уже после следственного эксперимента; допустим, около половины десятого. Почему ты солгал прокурору и полицейским?
— Я не лгал… — устало ответил Хильдинг. — Я думал, что мы уже покончили с этим вопросом.
Настроение снова испортилось. Мне ничего больше не оставалось, как продолжать допрос. Я откинулся на спинку дивана.
— Послушай, Хильдинг. Одно дело врать полицейскому, а другое — своему старому другу.
— Хорошо, — согласился он, немного помолчав. — Я солгал Брубергу, когда сказал, что не видел Мэрту после следственного эксперимента. Но ты понял меня неправильно. Я провожал Мэрту до филологического факультета, сразу же после следственного эксперимента.
— А если ее провожал туда кто-нибудь другой? — спросил я.
Хильдинг закусил губу. Все его увертки были шиты белыми нитками. Но он по-прежнему думал, что ведет тонкую игру.
— Ее провожал туда я, — упорствовал Хильдинг. — Я догнал ее в Английском парке.
— Вздор, — ответил я. — Ёста Петерсон утверждает, что подвез ее к самому факультету в своей машине.
Хильдинг посмотрел на меня.
— Значит, Ёста лжет, — сказал он.
— Ты сам лжешь, — крикнул я.
Но тут же взял себя в руки.
— Разве можно так глупо и нелепо врать на каждом шагу, — сказал я. — Ты же первый ушел из «Альмы» во время следственного эксперимента. И сам же заявил Брубергу, что немедленно уехал домой на своем «мерседесе». Перед тем как мы вышли из «Гилле», я позвонил Эрнсту Брубергу и получил все необходимые сведения.
Хильдинг молчал.
— Ты знаешь не хуже меня, что все время лжешь, — продолжал я. — Почему ты так боишься признаться, что вчера вечером тебя не было дома, если Мэрту убил не ты?
— Мэрту убил не я, — быстро сказал Хильдинг.
— Что ты делал между половиной десятого, когда ты, встретив Мэрту возле филологического факультета, пошел провожать ее, и половиной двенадцатого, когда ты появился в баре «Гилле»? Куда ты шел вчера в половине десятого, когда проводил Мэрту?
— Это мое дело, куда я шел, — прошипел Хильдинг. — И тебя это не касается!
— Это было бы твое дело, если бы с Мэртой не произошла эта маленькая неприятность примерно в половине десятого, — сказал я спокойно. — А теперь это уже дело не только твое, но и полиции! И Харальд Бруберг проявляет к нему вполне законный интерес.
Реакция Хильдинга на мои слова была странной и неожиданной.
— Ну и черт с ним! — сказал он и бросил в стенку стакан с недопитым грогом.
К счастью, стакан угодил как раз между двумя картинами, не повредив их, и разбился, а осколки посыпались на пол. После этого Хильдинг вдруг ведь как-то обмяк.
— Сейчас я помогу тебе вспомнить, что ты делал вчера вечером, — сказал я. — Ты встретил Мэрту перед филологическим факультетом в половине десятого. Ёста Петерсон звонил сюда в половине десятого, но тебя не было дома.
— Я был в…
— Не прерывай меня. Мне надоело, что ты накручиваешь одну ложь на другую. Видимо, ты собирался куда-то идти. Я не знаю, куда именно. Вы с Мэртой шли по Виллавейен, Тунбергсвейен и Английскому парку. Вспоминаешь? Вы шли прямо к «Каролине».
Он стоял совершенно неподвижно, прямой, как статуя. И мрачно смотрел на меня. Его глаза превратились в узенькие желтые щелочки, из которых, казалось, вот-вот брызнет яд. На лбу выступили капли пота.
— Что было потом? — заорал я и встал.
Хильдинг двинулся на меня. Он нанес мне удар левой в диафрагму, и я полетел на диван. Удар правой, на которой было кольцо с печаткой, лишь слегка скользнул по скуле. Когда он хотел снова броситься на меня, я поднял ногу и так лягнул его в живот, что он сложился пополам и опрокинулся на стол. При этом он повалил мой стакан и несколько пустых бутылок. В тот же миг мы снова были на ногах. Он опять бросился на меня, изо всех сил размахивая руками. Я спокойно отступал, уходил от его ударов справа и слева, парировал их. Потом я заметил брешь в его обороне и нанес ему сильнейший удар правой по носу. Он отступил на шаг и закрыл нос руками. Тогда я нанес ему два удара в живот, и он тяжело осел на пол. С него было достаточно. Я взял его за шиворот, дотащил до дивана и уложил. Он все еще закрывал руками нос. И тихо стонал. Я сел в кресло по другую сторону стола и посмотрел на него.
— Идет кровь, — сказал он.
— Вижу, — ответил я.
Я наклонился над столом, вытащил из пачки сигарету и закурил. Потом откинулся на спинку кресла и снова посмотрел на него. Он достал из кармана брюк носовой платок и прижал его к носу.
— Начал не я, — сказал я сердито.
— Я не убивал ее, — отозвался он жалобно.
— А я не говорил, что ты убил ее.
— Но ты думаешь, что я убил ее.
— Я ничего не думаю. Я просто удивляюсь, почему ты все время лжешь.
Он ничего не ответил.
Я встал, прошел через маленькую переднюю в кухню и нашел там два пустых стакана. Когда я вернулся, Хильдинг лежал на диване все в той же позе. Он прижимал к носу платок. И одновременно следил за мной взглядом. Я взял бутылку и налил виски ему и себе.
— На выпей, — сказал я, протягивая ему стакан.
Он взял стакан и залпом осушил его. Потом снова лег. Я сделал лишь маленький глоток и поставил стакан на стол.
— Итак, теперь можно говорить правду? — спросил я.
— Мне надо было привести в порядок кое-какие бумаги, — сказал он. — Поэтому мне пришлось пойти в канцелярию. Вчера вечером я и закончил эту работу.
— Какие бумаги? — спросил я.
— Благотворительное общество Бернелиуса, — ответил он.
— А раньше ты не удосужился привести их в порядок? Скоропостижная смерть Манфреда была для тебя очень кстати.
— Что правда то правда, — вздохнул Хильдинг. — Но его отравил не я.
— А я и не говорю, что ты, — спокойно возразил я.
— Но ты думаешь, что Манфреда отравил я, — упрямо повторил Хильдинг.
— Тебя не касается, что я думаю. Сколько раз тебе надо это повторять! И потом, кто еще, кроме тебя, мог отравить Манфреда?
— Думаю, что Герман, — сказал он.
— Ты слишком много думаешь. И если тебя послушать, то все преступления на земле совершил Герман.
— Я не люблю его, — сказал Хильдинг. — И это уже мое дело, любить мне Германа или не любить.
— Да, это твое дело. А мне он начинает нравиться все больше и больше.
На это мое замечание Хильдинг ничего не ответил.
— А что за махинации ты проворачиваешь с этими бумагами? — спросил я.
— Да никакие это не махинации, — взорвался Хильдинг. — Просто время от времени я брал из кассы общества взаймы. Небольшие суммы. У меня было туго с деньгами. Сам понимаешь: надо содержать жену и детей и на это уходит масса денег.
— На многие другие вещи тоже уходит масса денег, — заметил я. — Как, например, на путешествие в Италию.
Хильдинг молчал.
— Как тебе удавалось это?
— Любой менее дотошный ревизор, чем Манфред Лундберг, для меня не помеха. Но с Манфредом мне пришлось нелегко. Он ведь прицепляется ко всякой мелочи. Он даже предложил проверить отчетность общества за десять лет. И на этой ревизии я бы погорел.
Он немного помолчал.
— Но брал я лишь небольшие суммы, — повторил он жалобно.
— И тем не менее это карается законом, — сказал я. — Но меня это не волнует. Плевать я хотел на это дурацкое общество, оно меня нисколько не заботит. Меня интересует, когда ты встретил Мэрту и что случилось потом.