Арена

— Ты что, осерчал? — удивился Шовкуненко.

Они забрали свои пакеты, свертки и пошли к цирку.

Мохов опять заговорил о девочках. Шовкуненко думал о своем. Пеленки, игрушки, упакованные в пакетах. Он нес их с удовольствием. Мохов против сосок — что ж, быть может, прав! Жена год не будет у Мохова репетировать и работать. Не допустит, тоже прав! Пожалуй, он сам поступит так же, если придется для своей семьи нести такие же пакеты. Подумав об этом, Шовкуненко помрачнел. Ничего пока нет у него, кроме желания иметь «все». Руки его вздрогнули. И опять пришло ощущение пережитого утром на репетиции. Надя сорвалась с перша, он подхватил ее на руки, и радость нечаянная, светлая неожиданно поселилась в сердце Григория Ивановича.

— Мохов, сегодня день особенный. День рождения.

Мохов покачал головой, улыбнулся, а Шовкуненко добавил:

— У тебя девочки: Анка и Иванка, а у меня, кажется, новый номер.