Арена

Она стояла к Вадиму вполоборота, не решаясь повернуть голову. Глаза ее бесцельно натыкались на предметы, застывшие в беспорядке на гримировальном столике. И вдруг зеркало заставило ее содрогнуться: ее фигура, глаза с отчаянием и страхом потери напомнили ей Зинаиду. И невольно она поглядела на Вадима. Он по-прежнему лежал на полу. Только рук, которых теперь настойчиво искали ее глаза, Надя не увидела. Подмятые под грудь, они, наверное, уже не были кулаками, что могли повторить жест Пасторино. Нет, напрасно Надя хотела поставить его на одну доску с тем подлецом. Перед ней был просто обыватель со всеми присущими ему чертами: чуть-чуть добр, чуть-чуть алчен, способен в работе, но только для себя. Даже горе состояло у него всего лишь из расклеившегося мнимого счастья. Жалости у Нади не было, ей стало грустно.

— Теперь ты можешь поступать со мной как тебе захочется. Я сказала то, о чем ты просил, — правду. Шовкуненко доводится мне жизнью.

И снова ночь Вадим и Надя провели в цирке. И каждый был уверен, что утром, покинув его, они расстанутся навсегда.