Русская идея от Николая I до Путина. Книга III-1990-2000

4. Да, смерть (основные принципы философии жизни)

Теперь о смерти. В последнее время стало модным у ряда полемистов (ранее ограничивавшихся голословным, оскорбительным, но неубедительным обвинением меня в «фашизме», которое сегодня перестало действовать или вызывает у публики обратную реакцию) упрекать меня в «танатофилии». Возможно, сказывается запоздалое знакомство с трудами Нормана Кона, Вильгельма Райха или Алена Безансона, которые давно отождествили все разновидности «красно-коричневых» («врагов открытого общества», по попперов-ской терминологии) с «влюбленными в смерть». Мне представляется это отождествление крайним выражением обывательского, недофилософского сознания. Использование упреков в «танатофилии» в публицистическом контексте позволяет новоиспеченным интеллектуалам выглядеть «образованными», одновременно играя на привычке обывателей любой ценой избегать экзистенциальных травм, с необходимостью сопряженных с мыслью о смерти.

Смерть, г-н Янов, это «обратная сторона шара бытия» (М. Хайдеггер), это не простое, абстрактное небытие, это инобытие. Хотим мы этого или не хотим, но все рождающееся находится под ее непререкаемой юрисдикцией. Все то, что есть, ограничено смертным пределом. Смерть это не альтернатива жизни, и нелепо противопоставлять ей «сеяние пшеницы», «рождение детей», как делаете это Вы в своей статье. Пшеница не взойдет, если не умрет зерно, брошенное в землю. Дети не родятся и не взрастут, если отцы не отдадут свои жизни, защищая родную землю, свой народ, свою веру.

Смерть и жизнь проникают друг в друга, и осмысление факта смерти, — не только той, которая ждет нас всех в будущем, но и той, которая царствует над миром как онтологическое бремя, как скорбный отчужденный дух «мира сего»-лежит в основе всех мировых религий. И более того, наша русская Вера, Православие, утверждает, что только «смертью попирается смерть», что избавление из-под оков смерти даровано нам Спасителем в крестной муке.

Для христианина «память смертная» — одна из горячо вымаливаемых добродетелей: представление в своем сознании трупа умершего человека должно вызывать в повседневной молитвенной практике яркое ощущение временной преходящести мира и параллельное обнажение мира нетленного (Из «Канона покаянного ко Господу нашему Иисусу Христу, Песнь 8-я: «Како не имам плакатися, егда помышляю смерть, ви-дех бо во гробе лежаща брата моего, безславна и безобразна? Что убо чаю, и на что надеюся?»).

Г-н Янов прав в одном: тема времени и вечности, соотношение духа и плоти, фатальная конечность проявленных вещей и существ меня в высшей степени интересуют. Как, впрочем, и большинство философов или историков религий. Я не считаю земную жизнь высшей и единственной ценностью, и я глубоко убежден, что человеческий дух, героическое и идеальное начало в нас свидетельствует как раз об обратном. Раз человек способен в определенных случаях жертвовать собой, значит, есть нечто, что выше этой жизни. И здесь незачем далеко ходить за примерами: наши ребята отдавали свои молодые жизни в Чечне, воюя за Государство и его цельность. Они тоже хотели «жить», «сеять пшеницу» и «рожать детей», но Родина, Россия, Государство, Народ были для них более весомым понятием. И павшие в Чечне, в этой, на первый взгляд, совершенно бездарной и бессмысленной войне (она была таковой лишь на уровне правителей и предательского пацифизма СМИ), на самом деле, пополнили ряды героев, погибших за Русь, за великую Евразию, за цивилизацию Суши. Они пали на «великой войне континентов», так же, как и наши отцы и деды в Великую Отечественную войну.

И с этими вещами шутить не следует. Я, естественно, не желаю смерти никому, особенно своему народу. Разве что врагам его. Но готовиться к этому событию надо всем и чем раньше, тем лучше, тем полноценней, ответственней, умнее и чище проживем мы нашу жизнь, тем более подлинную цену вещей и существ мы узнаем. То, за что никто не заплатил жизнью, не имеет никакой стоимости. Все великое созидается, увы, кровью. Никто еще не смог отменить этот трагический закон истории, а если бы это было иначе, то, возможно, мир земной потерял бы последнюю привлекательность, став окончательно царством серости и тихого тления.

5. Не изучают, но будут изучать