Русская идея от Николая I до Путина. Книга III-1990-2000

Перед началом

Сперва исправим ошибку хронологическую. Официальная дата начала войны в Чечне 26 ноября 1994 года. На самом деле экзамен начался ровно за три года до этого, в ноябре 91-го. Именно тогда вернулся в Грозный генерал Дудаев, устроил государственный переворот, наскоро «узаконил» его республиканскими выборами (в которых, правда, участвовали лишь 15 % избирателей) — и объявил Чечню независимым государством Ичкерией. Вот тогда и надо было думать, что с этой контроверзой делать. И, как мы скоро увидим, при некоторых условиях шанс на мирный, бескровный ее исход — был. Увы, вовремя о нем не подумали. Вообще не подумали.

Верховный Совет РСФСР (он тогда еще правил бал), председателем которого был чеченец, легитимность дудаевских выборов, конечно, не признал, но никакого плана урегулирования конфликта не предложил. Отчасти потому, что его глава во всеуслышание заявил: «У чеченской нации есть лишь один лидер, это я-Руслан Хасбулатов», — как бы взяв разрешение контроверзы на свою ответственность (конечно, оказалось это блефом, как все, что обещал Хасбулатов: не признала его Чечня своим лидером).

Но администрация президента обрадовалась возможности переложить ответственность на Верховный Совет, слишком озабочена была тем, как бы лидеры других автономий не последовали примеру Дудаева. Особенно Татарстан в сердце России. Не до Ичкерии ей было. Боялась, как писал в Известиях Станислав Кондрашов, что «Чечня — это пробный камень. Сдвинув его, можно получить горную лавину югославского типа». А либеральная интеллигенция была слишком обижена на Запад за его невнимание к России (Запад был тогда с головой вовлечен в операцию «Буря в пустыне», о которой мы еще поговорим). Короче, ТРИ ГОДА ни у кого до Ичкерии руки не доходили.

Джохар Дудаев с соратниками

Между тем управленцем Дудаев оказался никудышным, и Чечня стала разваливаться на куски. Целые районы отделялись от Грозного. 200 000 человек, русских и чеченцев, все, у кого было, куда уехать, покинули республику. Ее экономика перестала функционировать как целое. Да что там, она перестала функционировать, точка. Но свято место не бывает пусто. И постепенно превращалась Чечня в «черную дыру», в воровскую малину, в «маленький, но гордый» бандитский притон. Первыми заметили это либеральные журналисты.

Галина Ковальская: «Республика не то чтобы безграмотно управляется, она вообще не управляется-рассыпается, разваливается, растаскивается».

Леонид Жуховицкий: «В Чечне практически ежедневно убивают до тридцати человек, по сути, гражданская война. Гибнут мирные люди, в чьи планы вовсе не входит умирать из-за Дудаева». Олег Попцов: «Чечня обретает характер криминальной монополии России. В одно русло слились пять потоков — нефтяной бизнес, торговля оружием, наркотики, изготовление фальшивых денег, игорный бизнес».

Результат-катастрофическое падение рейтинга Дудаева. От него отвернулись не только влиятельные в республике политики (даже пророссийское временное правительство в неподвластном ему районе сформировали под руководством Саламбека Хаджиева), но и вся поголовно чеченская интеллигенция. В случае свободных выборов его шансы практически не отличались от нуля.

И знали об этом в Москве все — от Сергея Степашина, заявившего в интервью, что «после того, как Дудаев окружил себя уголовниками, после разгона парламента и расстрела митинга большинство от него отвернулось», до Егора Гайдара, который признал, что уже в начале 94-го «Дудаев висел в Грозном на ниточке», и до Жуховицкого, писавшего, что «недовольство растущей нищетой, некомпетентностью и самодурством команды Дудаева вызрело. Яблоко готово было упасть».

Если этот диагноз был верен, то никакой проблемы Чечни не существовало. Существовала проблема Дудаева. Свободные выборы под международным контролем тотчас сняли бы угрозу «горной лавины югославского типа», которой опасался Кондрашов, и вообще закрыли бы вопрос, поднятый трехлетней давности государственным переворотом в одной автономии. Но как провести такие выборы в условиях военно-криминальной диктатуры?