Русская идея от Николая I до Путина. Книга III-1990-2000

Поворот Горбачева

Вопрос, по-моему, риторический. Интереснее другое: что мог сделать в такой ситуации Горбачев? Покинуть съезд вслед за Ельциным, как грозился он 7 июля на совещании Политбюро? Или махнуть рукой на демократов, которые, как мы помним, не смогли помочь ему на съезде, попробовать еще один компромисс с реваншистами, надеясь на ту самую ауру первого лица, которая его тогда выручила? В чем-то уступить, чтобы сохранить главное — Перестройку. Должны же и среди «этих» быть договороспособные люди, не все же они твердолобые. Тем более что и в случае неудачи опасаться нового, пусть реакционного, состава ЦК Горбачеву было нечего. Президенту СССР участь Хрущева не грозила. Государственная власть уже переселилась со Старой площади, логова «аппарата» ЦК, в Кремль, в президентскую резиденцию.

Да, с партийной стороны он застраховался. Но и сентябрьских военных учений для «уборки картофеля» не забыл. Случились-то эти загадочные учения немедленно после того, как он одобрил демократическую программу Шаталина, предусматривавшую, между прочим, сокращение военных расходов вплоть до 70 %. Понятно было, что такой пощечины, да еще без соблюдения «паритета» с Западом, военные не стерпят, и на этой почве сойдутся с «этими», с реваншистами. Короче, ко всем политическим соображениям, к его обычному «центризму» примешивался еще и элементарный страх.

Конечно, это опять-таки гипотеза. Никто, кроме Горбачева, не может подтвердить ее или опровергнуть. Неожиданный и никак не объясненный поворот прочь от демократов, к немыслимому после XXVIII съезда «центризму», обречен ждать его последних, вероятно, посмертных, мемуаров. Единственное, что мы точно знаем, это что поворот действительно произошел. Просто именно такой ход мысли Горбачева, который привел к этому повороту, представляется мне самым правдоподобным.

Как бы то ни было, начиная с сентября 1990-го, когда он внезапно отверг уже одобренную им программу «500 дней», Горбачев начал демонстрировать свое отчуждение от демократов (в его глазах это, вероятно, выглядело, как демонстрация «центризма»), В декабре он сместил с поста министра внутренних дел Бакатина, заменив его будущим путчистом Пуго. Отпустил без возражений в отставку министра иностранных дел Шеварднадзе, не обратив внимания на его публичное заявление, что готовится диктатура. Пригласил в премьеры еще одного будущего путчиста — Павлова (надо же было до такой степени не разбираться в людях).

Но самое ужасное: и пальцем не пошевелил Горбачев, чтоб разобраться в том, кто виноват в кровопролитии 13-го января 1991-го в Вильнюсе и 20-го в Риге. А ведь там не только ОМОН безобразничал, там поработали военные: десантники в Вильнюсе, морская пехота в Риге. Конечно, министр обороны открестился. Но кто-то ведь должен был понести ответственность за пролитую кровь. Никто не понес. Как это объяснить?

Во всяком случае, интервью, которое дал Горбачев сразу после съезда, звучало после событий в Прибалтике, простите, детским лепетом. Вот что он тогда сказал: «Трудность моя заключается в том, что я все время вижу множество лиц, искренне озабоченных судьбами страны, тем, чтобы не случилась с ней беда. Вижу людей, которые искренне хотят изменить, радикализировать нашу жизнь. И я не могу, не хочу противопоставлять одних другим, если все они готовы выйти на дорогу демократии, обновления, социальной защищенности».

Даже слепой должен был, кажется, теперь увидеть, что не только одни противопоставили себя другим, но и стреляли в этих других, что партии, готовой дружно «выйти на дорогу демократии и обновления», давно уже не существует, и что более того: большинство ее ненавидит это обновление и готово драться против него с оружием в руках. Горбачев не видел. Все еще не хотел «противопоставлять одних другим». Не понимал даже того, что было очевидно всем вокруг него.

Вот воспоминание об этом Яковлева: «Уже к концу 1990 года Горбачев ни при каких обстоятельствах-даже откажись он публично от Перестройки и выступи с покаянием по этому поводу — не был бы принят в стане реставраторов: не то, что там не было к нему доверия, там уже концентрировалась жгучая неприязнь, если не ненависть». Что демократы видели в Горбачеве предателя, это само собой. Так как мог опытный политик, гроссмейстер в своем роде, как мы уже говорили, довести дело до того, чтобы ОБЕ СТОРОНЫ в назревающей, казалось, гражданской войне рассматривали его как предателя? Или это всегдашняя судьба центриста в ситуации, когда центра больше не существует? Я буду очень признателен читателям, если они мне подскажут, был ли подобный случай в мировой политике.