Тирания Я: конец общего мира

Пользователи охотно попались в ловушку гигантской машины лести, которую скрупулезно отладила коммерческая фирма, не было и признаков недоверия. Они могли бы повести себя иначе – тому есть немало примеров, но на этот раз заглотили наживку: как приятно постоянно чувствовать удовлетворенность собой, выполняя такие простые приемы, – ради этого подавляющее большинство не пожалело ни стараний, ни энергии. Новая страсть эпохи многим вскружит голову. Достаточно выбрать наугад несколько аккаунтов, и станет ясно, до какой степени людей пьянили свидетельства их значимости, формализованные кликом, ведь нередко пользователи начинают вести себя так, что диву даешься, переходя все границы, напрочь забывая о скромности, деликатности, сдержанности. Хорошо бы когда-нибудь составить список действий, совершенных напоказ, которые до появления лайка казались немыслимыми и выглядели бы в чужих глазах крайне неуместно, неприлично или смешно, однако постепенно, исподтишка вошли в привычку. Множество примеров мы наблюдаем каждый день: выложенное онлайн частное письмо, результат анализа крови, ведомость с оценками ребенка, пересуды, касающиеся бывших или тех, на кого мы в обиде, поминальные слова слишком личного содержания или снимки новорожденного прямо из клиники.

Видно, неспокойный дух эпохи – топливо для этой платформы. Ведь подобные обыкновения сегодня стали только заметнее, теперь это норма: куда ни глянь – всем подавай больше, а «я существую» означает – периодически заявляю о себе, меня все активнее поддерживает мой круг, следуя действующим принципам клановой логики в условиях динамичного самовыражения и взаимного признания, постепенно доходящих до безумия. Поэтому Facebook стал своего рода спасительным измерением в темные времена, где при малейшем кризисе неодолимое желание поделиться определенными фактами или размышлениями должно найти отклик внутри резонатора, который связывает нас с другими и обладает бодрящими свойствами. Выходит, не прошло и десяти лет, а этот механизм – именно посредством лайков – породил массовый вторичный нарциссизм, то есть, по определению Фрейда, избыточное внимание к себе, и затем, мало-помалу, перешел в регрессивную фазу первичного нарциссизма, которая отличается тем, что люди перестают воспринимать разницу между элементами реальности и собственной персоной и развиваются подобно младенцам, не различая собственное восприятие и окружающую среду.

Сегодня платформа прежде всего дарит «ощущение океана» (по выражению Ромена Роллана), когда – и в этом разница по сравнению с привычным опытом, – представляешь себя полноценной и гармоничной частью мира и словно погружаешься в плазму, полностью автономную, зато наделенную важным отличительным свойством: субъективность каждого здесь скрыто или явно стремится к господству, что обусловлено процессом, в котором самым неожиданным образом сочетаются первичный и вторичный нарциссизм. Пожалуй, будет уместным такое жестокое и простое сравнение: чем мы активнее, тем очевиднее, что нам плохо, и это заставляет при каждом перепаде настроения немедленно бросаться в обитель утешения, наполненную символическим субстратом и открытую для всех. В связи с этим стоит обратить внимание на пример Мелиссы Бродер в книге So Sad Today[85] («Сегодня очень грустно»), раскрывающий терапевтическую роль, которую играли для нее посты в ситуации моральных страданий, становясь бутылками, бросаемыми в море, чья функция строго катарсическая: «Это меня поддерживало. Словно происходит прилив дофамина в момент, когда жмешь на „отправить“»[86]. Сказано без прикрас, но со всей ясностью – впечатление более или менее осознано всеми и каждый раз приходит под видом квазиоргазма, за которым неминуемо следует «спад», ведущий к новому конфликту с суровой реальностью в логике холостого вращения и заведомой безысходности.

Результат такой практики – не столько смешение сфер частного и публичного, сколько объявление себя новым условием общественного внимания. До сих пор оно зависело от наших действий, от личных заслуг, теперь же главным образом достигается вербальными заявлениями, распространением картинок и всевозможных фактов ради эффекта признания. Изменяется природа самоуважения: вместо достойных действий вследствие приложенных усилий – применение технологий для создания выразительного эффекта. Чем это не цивилизационный регресс в том смысле, что воля к позитивному созиданию, будь то частная или коллективная, – которая должна вызывать законное чувство удовлетворения сообразно характеру поставленных задач, – вытеснена безостановочным поиском скоротечного восторга от лицезрения собственной персоны на фоне доставшихся ей аплодисментов, в сущности, не самых громких? Как если бы в стагнирующем обществе вместо неустанной работы ради определенных улучшений преобладала бы всеобщая лень, принимая форму потворства поиску и высвобождению аффектов, дабы обрести поводы для довольства, – именно такой тип довольства сегодня, наверное, самый популярный.

Порождением этого механизма стало явление атомизации среди пользователей, – что полностью противоречило замыслу платформы. Стало ясно, что и «социальная сеть», и «друзья» – это вымысел: фирменная лексика быстро прижилась, ее подхватили всюду, забыв о критической дистанции. В действительности каждый приходит со своей историей, вдохновившись надписью «Что у вас нового?» рядом с аватаркой, где должен появиться пост, и действует по схеме, которая, вместо того чтобы устанавливать связи, ведет к изоляции – зато под видом активной общественной жизни. В этом столько сомнительного и порочного, что необходимо пристально рассмотреть все задействованные винтики и шестеренки. Из изоляции следуют различные виды деполитизации, – изученные, в частности, Ханной Арендт, – в той мере, в какой попытка утвердить желаемый образ жизни неотрывна от процессов обмена, обсуждения и согласования с последующими сообща определяемыми действиями: «Действие, в отличие от изготовления, совершенно невозможно в изоляции: всякая изоляция, вольная или невольная, лишает способности поступать»[87]. Это касается и рассмотрения явлений через призму собственного восприятия – оно фактически отдаляет то место, которое должно быть отведено другому: «Такие катастрофические крушения известны нам в истории из эпох насильственных властителей, которые столь радикально изолируют подданных друг от друга, что никто уже не может сойтись и договориться с другим. Однако подобное происходит также и в массовых обществах и в ситуации массовых истерий, когда все вдруг начинают вести себя так, словно они члены громадной единодушной внутри себя семьи, и где истерия возникает из-за того, что какой-то один аспект гигантски раздувается. В обоих случаях мы имеем дело с радикальными феноменами приватизации, то есть с состояниями, в которых никто уже не может видеть и слышать другого или быть увиденным и услышанным. Каждый загнан теперь в свою субъективность как в изолятор, и эта субъективность не становится менее субъективной, а полученный в ней опыт – менее уникальным оттого, что кажется размноженным до бесконечности»[88].

Проявилось и мало-мальски критическое сознание, которое неизменно заботил вопрос защиты персональных данных, – до чего в духе времени! – ведь все упоенно предъявляют себя взорам толпы, самовлюбленно пыжатся и одновременно – парадокс, заставляющий усомниться в непротиворечивости таких заявлений, – требуют хоть немного «частной жизни», обнаруживая поразительную узость мысли, непоследовательность и оторванность от жизни. Драма в том, что если все упирается в проблему энергии – правильного расходования энергии для достижения целей, – то в этом случае недюжинная трата сил почти механически приводит к снижению вовлеченности в общественные дела аналогично трате времени на посты, когда хочется высказать мнение: они пышным цветом расцветают в период избирательных кампаний и обладают особым свойством не иметь решительно никаких последствий, оставаясь в потоке самодовольных или возмущенных речей, которым предстоит тотчас утонуть в непрерывной ленте новостей или кануть в забвение настоящего.

Если пытаться представить все так, будто люди вкладываются своими действиями в общественную и политическую жизнь, когда насыщают высокоразвитую экономическую модель, которая к тому же служит подоплекой текущей ситуации, кажется, что никакой иной способ не будет столь же эффективен для достижения такого же результата. И все же он существует, он всем хорошо знаком и как будто естественно сопровождает наше нынешнее существование. Так что, к великому сожалению, можно констатировать, что опыт совместной жизни на основе свободы субъективных начал и их объединения в созидательных целях и был, собственно, загублен на корню, обернулся изнаночной стороной на этом радостном и вечном празднике взаимного удовольствия и общих благих намерений – коллективном, хотя участвуют в нем один на один с экраном. Напрашивается мысль, что раз уж около трети человечества ежедневно, не зная меры, предается этим занятиям, значит, свой моральный долг – лепту в жизнь Града – мы игнорируем, и это есть свидетельство триумфа тщеславия над ответственностью – быть может, окончательного.