ЛЕФ 1923 № 2

V.

Социальная опасность на лицо. Дополним ее характеристику одним лишним штрихом. Опасность эта не только в том, что мы перестаем логически мыслить, что наша штампованная фразеология закрывает нам глаза на подлинную природу вещей и их отношений, что она подставляет нам вместо реальных вещей их номенклатуру – к тому же совершенно неточную, ибо окаменевшую. Опасность эта, помимо всего, носит и чисто политический характер. Вардин (см. выше) напрасно так легко отделывается от «врагов», указывающих на «грубость, вульгарность, надоедливость» нашей фразеологии. Слово – страшная сила. Им можно побеждать. Но смешное, обессмысленное слово – это великая угроза. И тот, кто держал когда-либо в руках белую прессу, кто прислушивался к разговорам буржуа, коментирующих большевистские лозунги, особенно сейчас, при нэпе, тот поймет в каком смысле можно здесь говорить о политической опасности.

Ясное дело – к вопросу о фразеологии следует отнестись весьма и весьма серьезно. Вопрос этот – вопрос насущный. Практическое значение его неизмеримо. Если бы нам удалось омолодить нашу фразеологию, то мы добились бы крупного социального завоевания. Кое-какие признаки такого омоложения мне, правда, удалось подметить, но их слишком мало и попытки эти мало искусны. Для примера приведу следующий аншлаг из юбилейного номера «Правды»:

Да живет и работает наша мужественная, полная сил партия, ударная колонна международной пролетарской армии, стальными руками переворачивающая мир.

Характерно здесь начало: «да живет и работает». У редактора, повидимому, рука не поднялась начать столь торжественный для него день трафаретным, избитым, заплеванным: «да здравствует». Возможно, впрочем, что этому «да здравствует» помешал соседний глагол – «работает». Ибо сочетание: «да здравствует и работает» – явно невозможно. Нельзя ставить рядом слово бессмысленное и слово, сохранившее нетронутое значение. Так или иначе, но на лицо какая-то попытка уйти от штампа. Но попытка явно неудачная. «Да живет и работает» – это даже как-то не по русски.

Несколько лучше заголовок одной из передовиц в «Рабочей Газете»: «Порох сухим». Здесь трафарет несколько оживлен через пропуск глагола, что существенно обновляет интонацию фразы, изменяя ее из крикливо-восклицательной в спокойную и лаконическую, а такой интонации, повидимому, в нашем фразеологическом быту принадлежит ближайшее будущее. Но сама по себе интонация вопроса еще не решает, ибо главное – в лексике. Нужны новые слова: остальное приложится.

Наконец, мне хотелось бы здесь указать на два выражения – одно, принадлежащее Ленину и уже упоминавшееся в начале статьи («лучше меньше, да лучше»), другое Троцкому: «малая кровь». Обе эти формулы, при наличии соответствующих условий, могли бы стать, пожалуй, приблизительными образцами того, какова должна быть новая фразеология. Здесь дело не в том только, что формулы эти находят себе соответствие в социально-политической проблеме, которую ныне решает Россия. Политический смысл фразеологии здесь меня не занимает. Оставаясь же на своей позиции словесного анализа, как лингвист, я мог бы указать, что формулы эти хороши присущей им до некоторой степени игрой слов, живо воспринимающейся, а потому благополучно доводящей воспринимающего до скрывающейся за ними идеи. О двух значениях слова «лучше» – я уже упоминал. Что же касается «малой крови», то новое ощущение формы дает здесь неимеющее широкого употребления слово: «малый», которое, к тому же, дано в не совсем обычном значении. Говорят: «мало крови», но не – «малая кровь».

Но все это только намеки. Их следует, конечно, принять во внимание, подвергнуть детальному, исчерпывающему лингвистическому анализу – но до решения вопроса на этом пути добраться будет трудно. Тут нужен подход более широкий, планомерный, рациональный, я сказал бы – подход производственный. Вопрос о фразеологии должен быть поставлен в связь с общей проблемой культуры языка[7]. А это, между прочим, значит также и то, что языковая политика должна будет кое-чему поучиться и у поэзии, как у высшей формы культуры языка. Здесь нужно будет, в качестве сырья, взять на учет весь наш поэтический словарь, который не так – то уж беден ведь, и выделить в нем наиболее пригодные к фразеологической обработке элементы. Что поэты могут во многом помочь данной области языкового строительства – сомневаться не приходится. Достаточно для этого просмотреть хотя бы агитки Маяковского, или стихи его, печатавшиеся в «Искусстве Коммуны». Разве не дают некоторых указаний на то, как можно было бы использовать поэзию для фразеологии, такие, хотя бы, отрывки:

Отгородимся от бурь словесных молом,
К делу!
Работа жива и нова.
А праздных ораторов
На мельницу!
К мукомолам!
Водой речей вертеть жернова.

Или следующие заключительные строки пасхального стихотворения того же Маяковского:

Шагайте,
да так,
комсомольцы,
Чтоб у неба звенело в ухе!

Особенно интересно сопоставить эти четыре строчки с цитировавшимся выше отрывком из статьи Ярославского – на ту же ведь тему!

Главное – не надо бояться поэтичности. Чем больше поэзии будет внесено в нашу фразеологию – тем лучше. «Малая кровь» – это та же поэзия. Но это не значит, конечно, что отныне лозунги и фразеологические формулы нужно составлять обязательно в стихах. Поэзия здесь нужна лишь в качестве образца языковой культуры. Поэты лучше, чем кто-либо, сумеют выполнить задания, которые наметит языковая политика. Что же касается до руководства этой политикой, то так как оно немыслимо без строгих лингвистических познаний, оно, конечно, должно принадлежать лингвистам – языковым технологам. Всякое иное руководство будет смахивать на политику царских чиновников и нынешних окраинных государств. Другое дело – приспособление результатов этой политики к практическим социальным нуждам.

Здесь, конечно, первое слово будет принадлежать руководителям общей политики. Все дело лишь в том, что языковой политики у нас пока нет, о ней мы лишь мечтаем; по этому не представляется никакой возможности уже сейчас точно сформулировать методы, какими политика эта будет осуществлять свои задачи. Их можно лишь приблизительно угадывать, что я и пытался сделать выше. В общем же и целом, задачи языковой политики в области фразеологии должны свестись: к обновлению лексикона путем использования поэтического словаря, понимая под последним также словарно-системные отношения, а отсюда – к обновлению и интонации, как языковой категории, играющей первостепенную роль в деле массового языкового общения, какое предполагается самим понятием социально-политической фразеологии.