Глобализация и спираль истории

Таким образом, несмотря на то, что вся нынешняя западная идеология построена на восхвалении глобализации, никто из западных экономистов никогда всерьез не рассматривал это явление — с цифрами и фактами в руках, используя данные по крайней мере нескольких последних столетий. Итак, мы видим, что человечеству навязан совершенно незнакомый и неисследованный путь развития (глобализация), который, вполне возможно, ведет его к пропасти. И наложено жесткое табу на любые исследования этого пути. Ничем иным невозможно объяснить отсутствие серьезных попыток со стороны западных экономистов рассмотреть развитие глобализации даже за последние несколько столетий, не говоря уже о средневековой и об античной глобализации, поскольку, как указывалось выше, само существование глобализации в истории Европы (начиная с XII века) было еще в 1970-е годы обстоятельно рассмотрено и доказано И.Валлерстайном.

Но запрет наложен не только на исследование глобализации. Он распространяется вообще на любые серьезные экономические исследования влияния протекционизма и свободной торговли на экономическое развитие государств. В качестве примера можно привести экономическую конференцию, которая состоялась под эгидой Международной экономической ассоциации в 1963 г. Она была посвящена вопросам первоначальной индустриализации — то есть, говоря простым языком, каким образом отсталая аграрно-сырьевая страна превращается в промышленно развитую. Тема эта весьма актуальна сегодня, и не только для тех стран, где никогда не было промышленности, но и для тех, где произошла деиндустриализация — как, например, в странах бывшего СССР. В конференции приняли участие около 40 ведущих экономистов и экономических историков из разных стран, впрочем, с преобладанием представителей англоязычных стран. Казалось бы, если цель конференции — разобраться в причинах индустриализации (или ее отсутствия), то важно изучить роль разных факторов, в том числе и такого, как наличие или отсутствие протекционизма. Но нет: в 500-страничном труде, вышедшем по итогам конференции, слово «протекционизм» не встречается ни разу [109]. А, например, доклад Д.Норта об индустриализации США в XIX веке, который почти полностью соответствовал статье, опубликованной им одновременно в другом издании, уже не содержал ни одного упоминания об американском протекционизме, которых так много было в той статье ([109]; [87] II, рр.680–681). Конечно, такой своеобразный подход к организации научных дискуссий вполне можно объяснить сложившейся в то время политической ситуацией. Указанная конференция проходила накануне Кеннеди-раунда (1964–1967 гг.), где США собирались бороться с протекционизмом Западной Европы и добиваться снижения ими импортных пошлин. Речь шла о сотнях миллиардов долларов, которые США в дальнейшем могли получить в виде экспортной выручки и прибыли, или, соответственно, не получить. Поэтому американскому руководителю данной экономической конференции — профессору В.Ростову — вряд ли удалось бы, даже при всем желании, опубликовать выступления каких-то экономистов, ставящих под сомнение идеи свободной торговли.

Тем не менее, кое-какие мнения на этот счет на конференции все-таки были высказаны. Японский профессор С.Цуру заявил в своем выступлении, что Япония являет собой особый пример индустриализации, поскольку она была проведена в условиях всего лишь 5 %-й таможенной защиты. Это был предельный уровень импортных пошлин, наложенный на нее государствами Запада ([109] р.142). А немецкий профессор Фишер выступил с комментарием, что, таким образом, Япония и Швейцария являются единственными странами, которым удалось провести индустриализацию без установления в этот период высоких таможенных пошлин ([109] р.373). Итак, мы видим, что при желании можно вынести главный вывод конференции, тщательно скрываемый, даже из двух коротких реплик.

У меня нет возможности в рамках этой книги рассматривать особенности индустриализации разных стран. Могу только отметить, что, как следует из проведенного выше анализа, и Швейцария, и Япония в период индустриализации в XIX веке еще имели естественный протекционистский барьер, который и до этого им служил хорошей защитой от глобализации. У Швейцарии таким барьером по-прежнему, до развития массового автомобильного транспорта, служили горы. А у Японии до появления современных скоростных крупнотоннажных судов таким барьером должны были служить расстояния: 15000 км отделяло развивавшуюся японскую промышленность от ее основных конкурентов, расположенных в Западной Европе и на восточном побережье США. Поэтому совсем не случайно именно Швейцария и Япония стали теми двумя единственными странами из нескольких десятков промышленно развитых стран Запада, которым удалось провести индустриализацию в условиях низких таможенных пошлин.

В целом мы видим, что в западной исторической и экономической науке образовались огромные запретные территории, которые со временем разрастаются и приобретают угрожающие размеры, грозя похоронить и историю, и экономику как науку вообще. Сегодня в американской исторической науке, как видим, уже вообще не принято произносить слова «упадок» и «кризис», а в экономической науке — слово «протекционизм», кроме как в ругательном смысле. В этой связи давно назрел вопрос о том, что другие страны должны, наконец, перестать безоговорочно верить тому, что написано западными историками и экономистами, даже если речь идет об истории или экономике стран Западной Европы и США, и начинать создавать свою историческую и экономическую науку, свободную от запретных тем и искажений (в том числе и от марксистского наследия).

Второй вопрос — в чьих, собственно, интересах образовались все эти запретные зоны. Если западные историки и экономисты полагают, что таким образом они помогли своим правительствам перехитрить все остальное человечество, то они глубоко и жестоко ошибаются. Потому что, как показывает та же история, наиболее успешные страны в условиях глобализации в конечном счете переживают самое страшное и головокружительное падение. Но глубокий экономический кризис, который ждет Западную Европу и США — это лишь часть правды. Другая часть правды состоит в том, что западноевропейским нациям грозит опасность повторить судьбу римлян в поздней античности и раннем средневековье. Уже сегодня во Франции арабо-французы, то есть иммигранты из арабских стран и стран Африки и их потомки, по численности очень быстро приближаются к основной французской нации, а по количеству рождающихся детей — во многих провинциях ее опережают. О том, что это другая нация, которая не может или не хочет ассимилироваться, стало ясно в 2005 г. во время массовых погромов, учиненных ею по всей Франции, которые с тех пор повторяются ежегодно. Поскольку численность этой молодой нации очень быстро растет, а коренная нация очень быстро стареет и дряхлеет, то в будущем неизбежно превращение Франции или ее отдельных провинций в своего рода Ближний Восток с жестким противостоянием или войной между двумя нациями. Войной, которой не будет конца и в которой не будет победителя, по крайней мере, в течение многих десятилетий. И если в других европейских странах демографический кризис еще не успел привести к аналогичным последствиям, то в условиях глобализации это лишь вопрос времени.

Разумеется, всего этого можно было бы избежать, если бы в 1960-е годы, когда у Франции восстановилась нормальная рождаемость, она, вместе со своими соседями или без них, сказала бы решительное нет глобализации, навязывавшейся ей в то время из-за океана, и продолжала бы развитие в рамках региональной экономической модели. Можно с уверенностью сказать, на основе проведенного выше анализа, что ей в этом случае удалось бы избежать резкого ухудшения демографических показателей. Но в этом случае, конечно, французской правящей верхушке в 1960-1970-е годы пришлось бы отказаться от увлекательного процесса «снятия сливок» или «максимизации краткосрочной прибыли». В то время речь шла, возможно, о десятках миллиардов долларов, которые можно было заработать в течение ряда лет только в результате роста международной торговли и увеличения французского экспорта в другие страны. Правда, самой французской нации, живущей сегодня в условиях не только демографического кризиса, но и начавшегося цивилизационного кризиса, от этого отнюдь не стало лучше.

Судя по всему, именно этими интересами «максимизации краткосрочной прибыли» руководствовалась правящая верхушка Запада, когда начинала в 1960-е годы проект под названием глобализация. И именно этими интересами, а не интересами народов этих стран, продиктованы все те запретные зоны: начиная от запрета исследования причин гибели античного мира и возникновения феодализма и кончая запретом исследования самой глобализации как экономического и исторического явления, — которые существуют сегодня в западной науке. С учетом вышесказанного остается надежда, что по мере нарастания экономического, социального и политического кризиса, с которым неизбежно столкнется весь мир на нынешней стадии глобализации, среди экономистов и историков во всем мире начнет появляться все больше людей, имеющих гражданскую ответственность и выступающих со своей гражданской позицией. И которые, как Д.Стиглиц, обрушатся с беспощадной критикой на глобализацию и как Р.Ходжес и Д. Уайтхаус, призовут к пересмотру существующей исторической концепции.

Комментарии к Главе XIII