Сказы о древних курганах

ДРЕВНИЕ СКОТОВОДЫ СИБИРИ

В 20-х гг. в известном всем археологам селе Батени остановился археолог Сергей Александрович Теплоухов. Он разведывал окрестности, местами закладывал раскопы. Рабочих нанимал тут же, из мужиков, платил поденно. Они копали шурфы с размахом, потому-то до сих пор эти раскопы приметны. Свои исследования Теплоухов начал в 1920 г. с поездки по степям Среднего Енисея в поисках такого места, где бы на ограниченном участке степи встретилось наибольшее количество различных по внешнему виду курганов. Он считал, что нахождение в одном районе могил, которые отличаются друг от друга по устройству, обряду захоронения и сопровождающим умершего вещам, свидетельствует об их принадлежности к разным историческим периодам. Таким районом археолог избрал участок долины Енисея площадью 14 × 4 км, близ упомянутого села Батени. В первый год Сергей Александрович раскопал всего семь могил, не богатых, но по счастливой случайности неграбленных. Поэтому уже тогда удалось установить, что захоронения относились к четырем периодам эпохи бронзы. В окрестностях села С. А. Теплоухов вел раскопки 9 лет, обнаруживая все новые и новые памятники. В результате здесь ему посчастливилось найти могилы двенадцати периодов и установить последовательность развития культуры древнеенисейских племен от энеолита (конец III тысячелетия до н. э.) до монгольского времени (XIII–XIV вв.). Хронологическая схема Теплоухова, уточненная, развитая, местами исправленная, сохранила свою жизненность до сих пор — случай редкий в истории археологии.

О первых скотоводах Сибири долго ничего не знали. Сами погребальные сооружения оплыли и. плохо различались на поверхности земли. Их не замечали ни ученые, ни грабители. С. А. Теплоухов первым раскопал 18 таких едва заметных могил близ села Ба-тени под горой Афанасьевой. Вот почему тех, кто был здесь погребен, стали называть «афанасьевцами».

Участником этих знаменитых раскопок Теплоухова в 1920 г. был студент естественного отделения физико-математического факультета Томского университета М. П. Грязнов. Попал он на раскопки случайно, по они определили весь ход его дальнейшей жизни. Он стал учеником С. А. Теплоухова, а значит, археологом.

Прошли годы. Глубоко под воду Красноярского моря ушло село Батеии. Давно нет в живых С. А. Теплоухова. Его ученик М. П. Грязнов стал учителем многих. Исследованы десятки могильников афанасьевских племен не только на Енисее, но и на Алтае. Большинство из них изучено М. II. Грязновым, который руководил одной из самых крупных в нашей стране Красноярской экспедицией Ленинградского отделения Института археологии АН СССР.

Раннее утро. В ложбине между гор, вдоль берега узкой речки Карасук («Черная вода») еще безжизненны палатки археологов, но Михаил Петрович, начальник экспедиции, уже возвращается с гор в лагерь и как всегда с цветами. Его страсть к цветам всем известна и порой служит предметом шуток. Куда бы он не торопился, но если на дороге встречается редкий цветок, машина останавливается. Михаил Петрович — сибиряк, но живет в Ленинграде. В его крошечном садике на даче в Старом Петергофе посажено 96 видов деревьев и кустарников. Сибирский кедр, абаканская ива, багульник, жарки, минусинская пикулька постоянно напоминают о родине. Впрочем, Михаил Петрович никогда не отрывался от Сибири, ибо уже более пятидесяти полевых сезонов раскапывает сибирские курганы. Михаил Петрович обладает удивительной наблюдательностью, подмечает детали, ускользающие от внимания окружающих, что выделяет его также и среди большинства ученых. Так, взяв в руки древний глиняный горшок, по едва заметным следам накипи определит, что варилось в нем: каша, мясная или молочная пища. По форме донышка скажет, как ставили сосуд — в золу или на очаг. Многие вещи, детали хозяйства и быта воскрешаются его реконструкциями. Умение видеть «мелочи» позволило Михаилу Петровичу Грязнову во время работ на речке Карасук проникнуть в одну из археологических тайн, объяснить причину афанасьевских коллективных захоронений.

Древнейшие кладбища, пока найденные лишь на Енисее, относятся к III тысячелетию до н. э. Они оставлены как раз теми людьми европеоидного облика, которых Теплоухов назвал афанасьевцами. Они жили в небольших поселках по G —10 семей. Пищу добывали охотой и рыболовством, немного занимались земледелием, а главным образом разводили овец, коров, лошадей. Это были первые сибиряки-скотоводы. Умерших хоронили в больших ямах, которые закрывали бревнами и камнями. Вокруг могилы сооружалась круглая каменная ограда высотой до 1 м. В могилу чаще клали 1–2 людей, реже встречаются захоронения до 5–8 человек. Как объяснить появление подобных коллективных могил? Высказывалось предположение, что в них похоронен какой-то знатный человек со своей свитой, которая должна сопровождать его в загробном мире. Но эту версию пришлось отбросить. Дело в том, что обычно человеческие скелеты лежат в одной половине ямы, а в другой — стоят вещи, глиняные сосуды для жидкой пищи, каменные орудия и кости. Иными словами, для всех погребенных клали общую пищу и ставили посуду. Впечатление, что здесь лежат члены рода, абсолютно равные перед лицом смерти. Быть может это убитые воины? Но тогда были бы следы насильственной смерти: пробитые черепа или застрявшие в теле каменные наконечники стрел. К тому же среди похороненных есть не только мужчины, во женщины и дети. Быть может это жертвы эпидемий? Возможно, но нашлось и другое объяснение.

В одной из могил на речке Карасук, где похоронены 5 человек, расположение скелетов оказалось необычным: старая женщина и ребенок 10 лет лежали вдоль стенки ямы параллельно друг другу, кости же остальных были сложены аккуратными продолговатыми кучками, перед каждой из них лежало по черепу. Кто и зачем их сложил? Не грабители, ибо могила не ограблена. Разгадка была найдена после выяснения одной небольшой детали. М. П. Грязнов заметил, что у всех скелетов, сложенных кучками, недоставало много мелких костей, а на тазовых костях, лопатках и ребрах заметны следы клыков собаки или волка. Значит, тела этих людей раньше находились где-то в другом месте и были объедены собаками или волками. Позже кости сложили в мешки или узлы и в таком виде положили в могилу. При этом часть костей была утеряна. Но вот, что любопытно. Черепа этих скелетов остались неповрежденными. Около одного ушного отверстия была даже серебряная серьга. Очевидно, головы умерших хранили отдельно и высушивали. В свою очередь, эти объяснения вызывают новые вопросы. Как же можно объяснить эти временные захоронения или хранение трупов? Вспоминается, что сравнительно недавно у кетов существовал обычай хоронить умершего зимой человека далеко в тайге на пне срубленного дерева или на высоких помостках-лабазах. Весной труп отвозили на место, где уже имелось несколько захоронений. Аналогичная традиция есть и у тундровых ненцев. Находясь за сотни километров от родовой территории, они зачастую усопшего не хоронили, а, завернув в. берестяные «тиски» или в шкуры, укладывали на нарты. Лишь по окончании весенней перекочевки к северу покойника хоронили на одном из родовых кладбищ. Эти обычаи наблюдали в Сибири вплоть до 1935 г. Нечто похожее было и у индейцев Северной Америки. Так, оджибвеи во время праздника мертвых выкапывали останки знатных людей, умерших после предыдущего праздника. Женщины укладывали их в берестяные сосуды, которые покрывали накидками из бобровых шкур, украшенных бисером. Мужчины же, инсценируя битву с женщинами, завладевали этими сосудами и исполняли военную пляску победы. После этого ритуала производилось вторичное и окончательное захоронение.

Видимо, обычай временно размещать в определенных местах некоторых умерших существовал у древних жителей Енисея, афанасьевцев, которые хоронили мертвых по-разному в зависимости от времени года. Они еще не умели изготавливать металлических орудий, рыть окаменевшую землю для могил, а копать деревянными Лопатами было трудно. Значительно проще завернуть труп в мех, тряпки, бересту и подвесить к дереву либо спрятать на время где-нибудь под камнями в ямке. Правда, эти временные-могилки иногда разрывали голодные волки, по голова человека, вместилище его души, хитрости, мудрости, оставалась в сохранности, ее, вероятно, сберегали отдельно. Приходила весна, сопровождаемая голодом, эпидемиями, уносившими особенно много людей. С новыми жертвами хоронили часто ранее умерших. Но, видимо, бывало и иначе. В специально установленные сроки, раз в год, а то и реже, афанасьевцы всем поселком выкапывали обширные ямы, клали в них в разное время умерших, для чего иногда некоторых перехоранивали. Всем наровне ставили пищу и необходимые вещи. Яму закрывали бревнами, укладывали поверх них плиты, разводили поблизости поминальный костер и приступали к сооружению вокруг могилы каменной ограды, четко ограничивающей мертвых от живых. Так возникли первые общие могилы.

Наибольшего внимания в этих могилах, помимо изделий из металла, заслуживают украшения. Человек всегда любил себя украшать. И чем древнее захоронения, тем причудливее встречаются в них украшения. Афанасьевцы просверливали камушки, ракушки, чешую осетра, резцы лисицы, сурка, когти медведя и даже фаланги пальцев человеческих скелетов. Из всего этого изготовлялись ожерелья. Еще проще делали бусы из рыбьих позвонков. Украшениям придавалось большое значение. В них таился магический смысл. Они считались личными амулетами, охраняющими человека от злых духов, сопутствовали удаче в том или ином деле. И конечно же, научившись ковать металл, афанасьевцы прежде всего стали делать из пего проволочные серьги и кольца. Особенно «модными» были спиральные сережки. Их носили мужчины и женщины, как правило, не в обоих ушах, а лишь в одном. Изредка встречаются серебряные серьги и золотые колечки. На руке старой женщины сохранился кожаный браслет, обшитый белыми аргиллитовыми пуговками и окантованный железными обоймицами. Находка показалась удивительной. Железо в медном веке?! Возможно, если бы браслет был найден при С. Л. Теплоухове, он во смог бы так уверенно считать афанасьевцев одними из ранних жителей Енисея. Браслет отдали в химическую лабораторию Ленинградского отделения Института археологии. Оказалось, что обоймицы сделаны из метеоритного железа. Очевидно, впервые познакомившись с полезными свойствами металла, люди брали ею в самородном виде.

О домашних промыслах афанасьевцев известно мало. Они обрабатывали кожу, шили ковры и одежду из меха, овчины, шерсти. Из кости и рога изготовляли наконечники стрел, украшения и декоративные гвоздики. Посуду выдалбливали из дерева, шили из бересты, по главным образом лепили. Один или два глиняных сосуда непременно ставили покойнику у головы или в ногах. Их посуду нельзя спутать с изделиями других племен не столько из-за орнамента, имитировавшего плетеные или вязаные изделия, сколько из-за оригинальности форм. Чаще всего она имеет яйцевидную с острым донышком или сферическую формы и различные размеры. Взрослым ставили посуду объемом 1–4 л, а для детей — поллитра и меньше. Совсем миниатюрные сосудики клали в могилки младенцев. Находили огромные сосуды-корчаги емкостью до 200 л, которые служили родовыми котлами, в них готовили пищу для общественных трапез. Корчаги клали в могилы лишь немногим, непременно пожилым людям. Из глины афавасьевцы лепили вазочки на поддоне, называемые «курильницами». На поверхности вазочки крепились одна-две ручки со сквозными отверстиями, в них продевали шнурок или ремешок. Носили «курильницу», видимо, подвешенной к поясу. Эти сосудики, окрашенные охрой, имели ритуальное значение и использовались при каких-то обрядах. «Курильницы» были атрибутами служителей культа, которые непосредственно выполняли эти обряды. Таких служителей было мало. На афанасьевских кладбищах обычно хоронили 15–20, реже 30–50 человек, по считая младенцев, но лишь одному-двум мужчинам ставилась «курильница».