Семьдесят два градуса ниже нуля. Роман, повести

* * *

Озлившись на всех, потеряв веру в людей — хоть бы один за него вступился, предложил взять на поруки, — никто! — Кулебякин глушил себя работой: всю дорогу прокопался в двигателях двух Ил-14, хорошо полетавших в Антарктиде и отправленных в ремонт. Перебрал все детали, отладил, что мог, перетянул тросы рулей управления, навел порядок в отсеках — с утра до ночи работал, мысленно прощался с дорогим его сердцу миром. Из авиации его, конечно, погонят, в двадцать пять лет нужно начинать жизнь заново — в этом он не сомневался, знал, какая телега идет на него в управление…

Не знал он только того, что все сорок дней дороги его пристально изучает один человек.

— Где собираешься грехи отрабатывать? — спросил Анисимов, когда корабль пришел в Ленинград.

— Не ваша забота, — огрызнулся Кулебякин. — Страна большая, не везде людьми швыряются… Или боитесь, что от алиментов за трактор сбегу?

— Ах, да, ты ведь обиженный, — с насмешкой сказал Анисимов. — Недооценили. Сверстнику или постороннему за такое можно было бы законно врезать.

— Пошел ты… — одерживая себя, Кулебякин отвернулся и услышал резкий голос:

— Не валяй дурака. Хочешь в мой экипаж?

С тех пор и не было для Кулебякина человека дороже, чем Илья Матвеич Анисимов. Служил верой и правдой, как пес, ненавязчиво оберегал, следил за питанием и сушил обувь, самолет к полетам готовил — зря на проверку время тратили.

И его, Матвеича, подвел под монастырь, втянул в беду!

Можно было бы обратить вспять время, вернуть на Диксон самолет, подготовить его, как он это делал всегда — дал бы живьем содрать с себя кожу.

Поздно.